Шторм - Старлинг Борис
Фрэнк поднимает глаза.
– Кирсти, поступали какие-нибудь новости насчет того, взял ли кто-либо ответственность на себя?
– Это все там.
Она тянется, берет стопку бумаг и выуживает из середины распечатку.
– Прошлой ночью в "Абердин ивнинг телеграф" поступил звонок от защитников окружающей среды – они какую-либо причастность к взрыву категорически отрицают. А минут пятнадцать назад и Ренфру оставил сообщение насчет того, что ирландские республиканцы тоже не имеют к этому отношения.
– Хорошо. Спасибо.
Судя по интонации, Фрэнк отвлекся, и Кирсти это мгновенно улавливает. При всей своей шеффилдской простоватости она отменно чувствует настроение.
– Что-то не так?
Письмо скользит через стол к ней.
– Вот чего хочет мистер "Лично".
Кирсти быстро прочитывает листок, и глаза ее расширяются.
– Судя по всему, он псих.
– Я тоже так думаю.
– Но... все-таки трудно быть уверенным...
– И я так считаю.
– Нам нужно обратиться в полицию.
– И опять же – я думаю то же самое.
Полиция. Кейт. Что бы сказала она, покажи он это письмо ей?
Фрэнк выглядывает в окно. Матери и дети подъезжают к школе напротив, дорога наполовину заблокирована автомобилями. Раздраженный шум двигателей накладывается на высокие детские голоса. Он пытается абстрагироваться от этих звуков, чтобы попытаться разобраться со свалившейся на него неожиданностью, и тут, столь же неожиданно, его недавняя мысль обретает плоть. Он видит свою дочь, как и в прошлый раз закутанную на манер Скотта в Арктике. Руки ее высовываются из плотных шерстяных рукавов, хотя на улице такая же жара, как вчера.
Должно быть, она простудилась или что-то в этом роде.
Она держит за руку маленького мальчика. Лео, нет сомнений. Бронах не раз рассказывала Фрэнку, какой у него замечательный внук.
Он чувствует, как у него перехватывает дыхание. Перед ним его дочь, которая сама стала матерью ребенка, нуждающегося в ее любви и заботе. А когда-то Кейт так же нуждалась в любви и заботе Фрэнка, но если теперь она хочет показать, что ее жизнь удалась и без него – доказательство налицо. Главная ее удача – это не раскрытые дела, о которых сообщают газеты, и не продвижение по службе, о котором ему регулярно рассказывает Бронах, а то, что она мать и растит сына. Кейт, постоянно имеющая дело со смертью, воплощает в себе жизнь.
Бесконечная грусть окутывает Фрэнка холодящим голубым облаком, заставляя задуматься о том, испытывает ли она схожие чувства. Может быть, неспроста же она в такую жару натянула теплый джемпер. Однако из-за решения, принятого им много лет назад, они остаются чужими. А ведь она его дочь, а это его внук. Разве он не должен был видеть, как его внук учится ходить, говорить, как улыбается и смеется, плачет и засыпает. Увы, решение, принятое им, потому что он искренне считал его правильным, по-прежнему стоит между ними.
Фрэнк слегка похлопывает по ладони письмом с угрозой, пытаясь изобразить бесстрастность.
Кейт все еще там, прямо снаружи окна, болтает с какой-то другой мамашей. Стоит ей сейчас обернуться, и она увидит отца, отделенного от нее оконной панелью и годами обиды.
Разговаривая, Кейт держит голову очень прямо. Неестественно прямо, думает Фрэнк, так делает человек, когда не желает наткнуться на что-то взглядом.
Или на кого-то.
Она знает, что он здесь, в Абердине. И Бронах, должно быть, рассказала ей, где он остановился, тем более что гостиница находится прямо напротив школы Лео. Она бы не захотела, чтобы Кейт после столь долгой разлуки неожиданно столкнулась с отцом.
А значит, Кейт знает, что он здесь, в Майклхаусе.
Поднявшись, Фрэнк быстро пересекает конференц-зал, минует фойе и выходит на улицу. Легкий утренний ветерок подхватывает и треплет зажатое в его руке письмо.
Кейт сидит на корточках перед Лео, поправляя его форму. Женщина, с которой она разговаривала, ушла.
– Кейт, я как раз думал о тебе.
Она поднимает на него глаза, и в них вспыхивает неприкрытый гнев. Она снова поворачивается к Лео.
– Ступай, Лео. Иди в школу. Мама или тетя Би зайдет за тобой попозже.
Лео смотрит на Фрэнка, словно вроде и узнает его, но затрудняется вспомнить точно. Инстинктивно Фрэнк наклоняется к нему. Кейт хватает Лео за плечи и разворачивает в сторону, подталкивая его к школьным воротам. Он выгибает шею, чтобы посмотреть на Фрэнка.
– А кто это, мама?
– Неважно. Будь умницей, Лео.
Она целует его в затылок. Лео бросает на Фрэнка недоумевающий, смущенный взгляд и проходит в ворота. Как только он оказывается вне пределов слышимости, Кейт тыкает Фрэнка в грудь.
– Как ты смеешь?
– Я хотел показать тебе это.
Он машет письмом.
– Это мой сын, это моя жизнь. Не лезь, куда не просят.
– Кейт, пожалуйста. Ты только прочти это.
Он протягивает ей письмо. Она медлит, а потом выхватывает письмо и начинает читать. Спустя мгновение, поняв, что у нее в руках, Кейт держит листок кончиками пальцев за самые края.
– Когда оно пришло?
– Сегодня утром.
– Кто брал его в руки?
– Я. Кирсти, мой секретарь. Ты.
– Кто-то из вас использовал перчатки?
– Нет.
– Бога ради, почему ты не предупредил меня, чтобы я не оставила на нем свои отпечатки?
– Кейт, я морской инспектор, а не полицейский из подвижного отряда. Ни с чем подобным мне сталкиваться не приходилось. Прости, если я не сделал все, как положено.
Его руки дрожат.
До сих пор, а она на полпути к сорока годам, Кейт никогда не видела отца напуганным. Его лицо просто неподвластно страху, оно непроницаемо, как поверхность скалы. И поскольку она знала его только в детстве, он так и оставался для нее более иконой, нежели чем-либо другим. Поначалу казался непогрешимым, какими часто кажутся детям родители, потом пришла обида, но, хорошо ли, плохо ли она к нему относилась, ей просто в голову не приходило, что он может чего-то бояться. И вообще проявлять какие-либо эмоции.
В первый раз она увидела в своем отце человека. Неожиданно ее тоже охватывает страх, страх за Фрэнка. Целых двадцать лет она отгораживала его от своей жизни, и вот он снова, нежданно и непрошено, вламывается туда и, просто в силу того, кто он есть, берет в свою руку ее сердце.
