Шторм - Старлинг Борис
В конце концов, хоть и неохотно, Кейт решает попробовать. Попытка не пытка, разве не так?
– Как это было? Господи, это было – ты не можешь представить себе. Я не пожелала бы такого злейшему врагу. Я не могу описать это: просто нет слов.
"Как это было? Прекрасно, если ты получаешь удовольствие от острой гидрофобии и тебе нравится, когда на тебя надвигаются кухонные стены. Прекрасно, если ты можешь жить, после того как ударом обеих ног столкнула женщину с лестницы, отправив ее на смерть".
– Я понимаю. Я знаю, какие чувства ты испытываешь.
Чего ей беспокоиться, если единственное, что он собирается делать, – это высказать никчемную банальность?
– А ты, оказывается, еще и глуп. Как ты можешь понять, если сам там не был? Ни черта ты не понимаешь!
– Я разговаривал с сотнями людей, которые побывали в катастрофах, и имею неплохое представление о том, что с ними происходит.
– Мне все равно, со сколькими людьми ты говорил. Тебя там не было. Ты сбрасывал женщину в море ("люди вокруг нее кричали, как чайки"), чтобы могли спастись другие? Нет. Ты видел лица, прижатые изнутри к иллюминаторам, когда тонет корабль? Нет. Ты сидел на спасательном плоту часами, снова и снова задаваясь вопросом: "почему"? Нет. Не сидел. Так что помалкивай на сей счет и не суйся, куда тебя не просят.
– Кейт, тебе нужна помощь.
– Не нужна.
– Нужна. Она нужна всем, кто оказывается в такой ситуации. Будь ты андроидом, другое дело, но ты живой человек. Если не хочешь поговорить со мной, поговори с каким-нибудь другим специалистом. "Перевозки" предлагают услуги психологов.
– Я знаю. Одна из них звонила мне вчера. Джейн как там ее... Джейн Бэвин.
– Поговори с ней.
– Нет. Я расследую дело об убийстве, и у меня сын о котором нужно заботиться. Я не инвалид. У меня нет ни малейшего желания говорить ни с тобой, ни с этой Джейн, долбаной, Бэвин.
Она смотрит вниз и в сторону. Потом снова, на заголовок над первой полосой газеты.
"ПАРОМ ВЗОРВАН?"
– Дай-ка взглянуть.
Он вручает ей газету. Она раскрывает ее.
""Абердин ивнинг телеграф". Эксклюзивный материал. Самая свежая информация о катастрофе.
"Ивнинг телеграф" может сообщить читателям, что причиной катастрофы парома "Амфитрита" стал взрыв бомбы. Примерно за час до крушения капитан Эдвард Саттон получил информацию о том, что в одном из перевозимых им автомобилей заложено взрывное устройство. Как рассказал сегодня утром дознавателям третий помощник капитана Кристиан Паркер, единственный спасшийся представитель командного состава, Саттон остановил паром, и подозрительное транспортное средство под его личным руководством было выброшено за борт.
Однако, судя по всему, в море скинули не тот автомобиль.
Час спустя настоящая бомба взорвалась".
Кейт поднимает глаза.
– Это не так.
– Это то, что рассказал мне Паркер. Правда, не думаю, что данный материал стоило публиковать.
Он умолкает, потом спрашивает:
– Ты слышала взрыв?
– Я слышала удары. Два громких удара. Но я не думаю, что это были взрывы. В общем, пока не...
Она машет рукой на газету, но спохватывается.
– Нет, все-таки уверенности у меня нет. Мне доводилось слышать, как взрываются бомбы. Я находилась в Паддингтон-Грин во время теракта, совершенного боевиками ИРА. Порой ты ощущаешь взрыв всей кожей, в той же степени, что и слышишь.
– Но не всегда?
– Нет, не всегда.
Кейт смотрит на подвал первой страницы. В правом нижнем углу маленький анонс статьи: "Гибель репортера". Несколько параграфов. Полный текст, как указано, напечатан на пятой странице.
Она переворачивает страницы и бегло проглядывает текст. Никаких упоминаний о конечностях или змее. Слава богу.
В нижней правой колонке редакторский комментарий, начинающийся словами "Для прессы сегодня выдался черный день".
И тут Кейт понимает, что газета рассматривает гибель своей стажерки как внутреннюю, чуть ли не семейную трагедию, а потому и трактовать эту смерть, игнорируя факты или подгоняя их под нужный шаблон, редакция будет исходя именно из этих соображений. Петра была не на лучшем счету, не добилась профессиональных успехов, да и работать в редакции ей оставалось менее месяца, но коллеги все равно сочли необходимым поместить в адрес покойной настоящий панегирик, наполненный пассажами насчет "многообещающего молодого дарования" и "яркого творческого пути, оборвавшегося в самом начале".
Вот уж и впрямь ирония судьбы. Стоило Петре умереть, и она мгновенно получила то самое профессиональное признание, к которому так рьяно и безуспешно стремилась в жизни.
Окажись найденное сегодня утром (сегодня утром, а ведь кажется, что с того времени прошла уже целая жизнь) телом обычной проститутки, с размалеванным лицом и небрежно осветленными, с темными корешками, волосами, и полиция, и журналисты сошлись бы на том, что шлюха в той или иной мере этого заслужила. Беглое расследование, краткое информационное сообщение – этим бы все и ограничилось, угаснув гораздо быстрее и безболезненнее, чем умирала несчастная Петра.
От этого лицемерия у Кейт перехватывает дыхание.
Она захлопывает газету и сует ее обратно Фрэнку.
– Все, – говорит она. – Что могла, то сказала. И не стану притворяться, будто это доставило мне удовольствие.
– Что ж, – миролюбиво говорит Фрэнк, – надеюсь, в следующий раз мы легче найдем общий язык.
– Надеюсь, что следующий раз будет.
– Почему ты так враждебна, Кейт?
Она отворачивается и идет обратно в здание полицейского управления, прочь от отца и всего того, что, по ее представлениям, в нем воплощается. От предательства, тень которого омрачала всю ее жизнь более, чем что-либо другое. Пока к этому не прибавился еще и леденящий ужас "Амфитриты".
Уже в лифте, заключенную со всех четырех сторон в металлическую коробку, Кейт посещает мысль, которую ей хватает ума не прогнать и не подавить.
Если она на самом деле так сильно хочет поскорее обо всем этом забыть, то зачем ей понадобилось при виде того заголовка хватать газету?
* * *– Начнем. Посмотрим, что принес нам сегодняшний день.
Кейт щелкает пальцами. Приглушенный гомон в помещении постепенно стихает. Офицеры, уже успевшие бегло обменяться информацией, имеющей отношение к происшедшему, рассаживаются. Кейт досадует на промедление, ей не терпится приступить к делу.