Фриц Лейбер - Дьявольская сила
Это было в Марселе, где благодаря доктору Марченду я в первый раз посетил психиатрическую больницу. Странным было то, что во время своего уже первого посещения я наблюдал самые любопытные случаи сумасшествия, ранее изучаемые мной. Это все равно, что сорвать банк в Монте-Карло, впервые сев за рулетку.
Видимо, я должен отметить, что, несмотря на мой первый легкий успех, который вселил в меня уверенность, я должен был проявить терпение, чтобы найти другие случаи, требующие изучения.
Частная больница в Марселе находилась недалеко от зоопарка. Когда я посещал больных, живущих за запертыми дверьми, у меня появлялось странное ощущение, что это очень похоже на зоопарк, где звери живут за толстыми решетками своих клеток.
Доктор Марченд, которому я откровенно объяснил цель моих визитов, задумчиво осмотрел меня с головы до ног, лицо стало неприветливым. Но вдруг оно озарилось.
— Я придумал, — облегченно воскликнул он, — Вы ведь понимаете, что я ограничен правилами медицинской этики. Большинство наших пациентов из добропорядочных и, — он сделал паузу, — богатых семей города и окрестностей. Чем меньше я рассказываю о них, тем их родственники лучше ко мне относятся. Однако у меня живет мужчина лет сорока, он нездешний, семья его живет в Бразилии. Родственники раз в год присылают чек, причем авансом. Они никогда не справляются о его здоровье, и я их не осуждаю, так как он неизлечим. Они только спрашивают, жив ли он еще и надо ли им продолжать посылать деньги.
Думаю, что, если расскажу вам о нем и его болезни, я не наврежу ни ему, ни родственникам. Вы не могли бы сейчас пойти со мной?
Я молча согласился и пошел за доктором на третий этаж в относительно новой части здания, где «отдыхали» выздоравливающие и усталые пациенты, большая часть которых больше уже никогда не увидит Марсель, разве что только сквозь зарешеченные окна своих комнат, кстати сказать, очень чистых и уютных.
Доктор Марченд постучал в дверь комнаты, которая была расположена, помню как сейчас, в конце коридора. Низкий голос ответил: «Войдите».
Вытянув ноги, на легком стуле сидел мужчина в халате, закутанный в шаль. Лицо мужественное, молодое.
С первого взгляда меня потрясла элегантность его рук, длинных и худых, как у мумии. Потом мое внимание привлекло лицо. Я не мог оторвать от него глаз. Черты лица были правильными, брови красиво изогнуты над чудными яркими глазами, четкая и чувственная линия губ. И тем не менее его лицо мне было неприятно.
В нем чего-то не хватало, и я понял чего, когда он встал, чтобы поздороваться с нами.
Он был высоким и на первый взгляд казался хорошо сложенным, но голова как-то не соответствовала его телу.
Если смотреть на него в профиль, то это не так бросалось в глаза, но если смотреть на него в анфас, то было видно, что голова слишком мала для его большого тела. Лоб был как-то «сжат», что производило неприятное впечатление.
«Последний из рода», — подумал я и сел. Пока доктор расспрашивал больного о самочувствии, я осматривал комнату. Много книг на различных языках. Рядом с полным собранием сочинений Пруста стоял Томас Манн, книги Хаксли и Лоренса — рядом с Д’Аннуцио.
Тот порядок, который царил в этой комнате, говорил о том, что здесь живет вполне нормальный человек.
— Мой друг хотел бы познакомиться с вами, — сказал доктор, закончив задавать свои обычные вопросы. — Он изучает метафизические и физические проблемы. Поэтому я рассказал ему о вас. Из соображения осторожности я не стал говорить ему о вашем деле, но, может быть, вы сами почувствуете желание поделиться с ним своим рассказом. Воображаю, как вы его заинтересуете, и, может быть, это кому-то поможет, если, конечно, еще найдутся такие, кто захочет повторить ваш опасный эксперимент.
Должен признаться, что преамбула доктора разожгла мое любопытство до крайней степени, и я мысленно молил бога, чтобы пациент не замкнулся в себе. Психиатры подтвердят, что такие ситуации часто встречаются.
— Мой эксперимент! — воскликнул Джоуз Ф. — Мое преступление, вы это имели в виду, доктор? Вы намекнули, почему я должен повторить свой рассказ, в самый последний раз, рассказ о событиях, которые привели меня к вам.
Доктор Марченд встал.
— Вам известно, Дон Джоуз, что я знаю вашу историю наизусть. Вы ни разу не изменили голоса, порядка событий. Вы извините меня, если я оставлю вас наедине с моим другом. У меня много гостей (я заметил, что доктор избегал говорить «пациент»), я им постоянно нужен, я не хочу приобретать врагов среди них.
— Идите, доктор. Ваш друг присоединится к вам, как только я закончу свой рассказ.
Прежде чем уйти, доктор протянул мне пачку сигарет.
— Пригодится, — сказал он. — История, которую, вы сейчас услышите, очень длинная.
— Я не буду представляться, — начал мой собеседник. Достаточно сказать, что я француз, а звание Дона Джоуза я не заслуживаю, его мне дал доктор Марченд, он любит шутить. Мой отец родился в Бразилии и сколотил состояние на сахарном бизнесе. Когда он умер, все его состояние по завещанию перешло его брату, который являлся моим опекуном, вернее, который стал моим опекуном, когда я попал сюда. Моя мать умерла сразу после моего рождения. Когда я достиг соответствующего возраста, меня отправили в Рио, в колледж.
Я думаю — и доктор согласен со мной, — что полное отсутствие материнской нежности, которую не могли заменить ни контакты с равнодушными однокашниками, ни редкие встречи со священниками, — стало причиной того, что я узнал все задолго до наступления половой зрелости. Я скажу больше и признаюсь, я мечтал, чтобы мной кто-нибудь руководил, учил. Я хотел быть под властью представительницы противоположного пола, нежной и вместе с тем волевой.
Я заметил, что Дон Джоуз с особым удовлетворением подчеркнул слово «волевой».
— Ха! — подумал я — Несомненно жертва мазохизма.
А мистер Ф. продолжал свой рассказ:
— Все женщины бразильского общества, с которыми я был знаком, казались мне нежными и кроткими, что никак не соответствовало моему идеалу. Многовековое португальское влияние и засилие религиозных догм делало их послушными и жертвенными в замужестве. Но с другой стороны, они мгновенно терялись, столкнувшись с непредвиденными трудностями. В путешествиях, например, их ужасает все: незнакомая еда, иностранные языки, даже испанский, хотя он почти не отличается от их родного языка; самые незначительные мелочи расстраивают их и все пугает — вид незнакомого насекомого, например, и даже слуги, которых они раньше не видели.
Я быстро сообразил, что в Рио среди бразильских женщин мне никогда не найти молодую энергичную (я снова обратил внимание, с каким удовольствием он произнес слово «энергичную») женщину, которая сможет вырвать меня из мужского общества, где я был вынужден находиться с раннего детства и где мне было плохо, потому что я боялся преследований.
(При слове «преследование» я навострил уши. Может быть, я сейчас услышу некоторые свидетельства больного, страдающего манией преследования? Но скоро понял, что ошибся.)
— Рио, как вы знаете, морской порт, куда каждый год пароходы привозят толпы иностранцев со всех концов света, которые обосновываются здесь в надежде сколотить, а кто-то увеличить состояние. Кого-то привлекала красота столицы, чудесные пляжи, кто-то приезжал изучать неисчерпаемые ресурсы страны.
Это случилось, когда американский лайнер «Новая звезда» подошел к причалу, — я встретил Алис и ее мать.
Они приехали в Рио-де-Жанейро для получения наследства брата Алис. При жизни он был нежелательным родственником, родня не признавала его, так как он обладал многими отрицательными качествами. Но как только семья узнала, что он оставил после смерти кое-какие деньги, она тут же обнаружила, что он обладал рядом достоинств, и нагло объявила о своем с ним родстве.
Здесь Джоуз Ф. прервался:
— Семья, о которой я говорю, — сказал он, — была очень известной. Вы не против, если я буду называть их… Хойет?
Я согласно кивнул.
— Трудности, связанные с замораживанием капиталов, заставляли миссис Хойет и ее дочь жить в Бразилии, где они могли понемногу использовать этот неожиданный капитал. Я думаю, что у миссис Хойет в Нью-Йорке были скромные доходы, и этот приезд в Бразилию, где они могли их не трогать, воспринимался как неожиданное счастье. Во всяком случае, мать и дочь выехали из отеля и сняли комнаты в Рио в уютном колониальном домике в тени небоскребов, опоясывающих морской берег в Копакабане.
Слушая этот рассказ, составляющий пролог к приключениям Джоуза Ф., я не мог не отметить, что даже если с его головой было не все в порядке, ничего странного я не заметил в его речи, и я восхищался точными описаниями, логикой, соблюдением хронологии.
— Если я не ошибаюсь, с миссис Хойет меня познакомили на благотворительном базаре. Я старался быть с ней приветливым, хотя еще не видел ее дочери, которая была известной красавицей, и она оценила это, полагая, что галантность моя не была показной. Видимо, ее раздражало быть только «мамой красавицы Алис», тем более, что она и сама была еще довольно красива, чего часто никто не замечал.
