Стивен Джонс - Ужасы. Замкнутый круг
— Нет, — возразила я, — нет, она не убежала.
— Что? Кто не убежал?
— Ваша последняя учительница. Она мертва. Акакий высосал из нее жизнь.
— Чушь. Вы думаете, что он всесилен?
— А разве нет? — усмехнулась я. — Тогда я скажу вам, мудрый атаман, почему я считаю, что Акакий убил учительницу, — потому что он делает то же самое со мной. — Я хотела показать ему отметины, синяки и шрамы, но не могла — на мне была блузка с высоким воротом, чтобы скрыть их. К тому же я знала, что он мне просто не поверит. У него была своя вера, как и у всех жителей деревни — ведьм и дьяволов или кем они там были. Я, разозлившись, поднялась и вышла из лавки. Я не была демоном, как и моя предшественница; мы были совершенно другими людьми — жертвами.
Вечером я отправилась в церковь, в обычную православную церковь, какую можно найти в каждом селе. Я молилась за свою душу, хотя подумала, что Господь, наверное, давно уже не заглядывал в это место и не слышит меня. Потом я вернулась в дом Шалдина. В голове у меня мелькали противоречивые мысли; сидя на кровати, я заметила свой чемодан и подумала, что мне следует прислушаться к инстинкту и бежать отсюда. Я могла бы угнать телегу, но как вытащить отсюда чемодан — ведь обитатели дома заметят это? Я оказалась в ловушке, понимаешь, капитан? Я не могла уехать и не могла надеяться остаться в живых — мне оставалось договориться с Акакием. Я подумала, что, возможно, мне удастся убедить его оставить меня в покое.
За ужином я не сказала ни слова о своих намерениях, но, когда стемнело, разделась и не стала закрывать ставни. Я откинулась на подушки и стала ждать. Я попыталась немного почитать, взяла Гоголя, но не смогла сосредоточиться, поэтому отложила книгу, легла и продолжала ждать.
В конце концов я, должно быть, задремала. В этот момент Акакий постучал в стекло. И снова за спиной у него клубился туман. Он ухмылялся. Я села в постели и сказала как можно более сурово:
— Я хочу поговорить с тобой.
На миг мой тон отпугнул его, но затем на лице его снова появилась злобная усмешка, и он оказался в комнате.
— Ложись, — сказал он, — я не хочу с тобой разговаривать. Мне нужна твоя жизнь, а не разговоры.
Я попыталась не поддаваться его чарам, но тело мое повиновалось ему против моей воли. Но говорить я могла, и я произнесла:
— Делая это, ты сжигаешь свою жизнь. Остановись, иначе ты будешь навеки проклят.
Он рассмеялся, и смех его перешел в кашель.
— Мне все равно конец, — проскрежетал он. — Но ты поможешь мне прожить еще немного.
— Но почему ты не прекратишь это, почему не хочешь обрести покой? — спросила я его.
— Потому что я слишком сильно люблю этот огонь. Что мне жизнь без него?
Глаза его закатились в экстазе, и внутренний огонь поглотил его. Мебель в комнате задрожала и начала двигаться. Кровать подо мной затряслась, заскрипела. Взгляд слезящихся глаз Акакия остановился на мне.
— Тебе этого не понять, — сказал он. — Если бы ты поняла, ты бы поддалась искушению и погрузилась в наслаждение вместе со мной; но таким, как ты, недоступно наше знание.
— А почему остальные не уничтожают себя, подобно тебе? — спросила я. — Почему жители села не опустошают его ради чувственного удовольствия?
— Они боятся. Но мне надоело с тобой разговаривать. Замолчи.
Он выпрямил свою искалеченную руку, и она снова стала нормальной; когти блеснули, словно заточенные. Та часть моего сознания, над которой он имел власть, возжелала, чтобы он снова вонзил их мне в грудь. Я испугалась сама себя, попыталась вырваться, но меня, должно быть, поразил паралич. В этот момент позади него возникла какая-то фигура. Тонкие руки схватили лапу, нависшую надо мной, и оттолкнули уродца. Я снова смогла двигаться и, повернув голову, увидела Ларису. Она резким шепотом произнесла несколько слов на казачьем диалекте, которого я не понимала. Должно быть, она обругала Акакия, потому что он в ответ плюнул на нее.
Голова его запрокинулась назад, зубы заскрежетали. Он дернул шеей, Ларису отбросило прочь, и она, споткнувшись о стул, рухнула на пол. Мне показалось, что Акакий увеличился в размерах, вырос до потолка. Весь дом застонал и содрогнулся.
Лариса быстро поднялась; из ее носа текла кровь.
— Акакий, — проговорила она.
Он покачал головой и ответил:
— Ты опоздала. Я получил новые силы от учительницы, и зря ты сейчас вмешалась.
Он приблизился к ней. Я села, но голова у меня закружилась, все поплыло перед глазами, и я повалилась на бок, прижавшись щекой к прохладной обложке книги. Дом содрогнулся еще раз. Я поняла, что он сейчас уйдет под землю, как тот, другой. Я двумя руками схватила том Гоголя, вскочила и ударила Акакия книгой по затылку. От удара он отлетел к двери, и я услышала треск кости. Я решила, что убила его, но когда мы с Ларисой перевернули тело, то увидели, что у него всего лишь сломан нос. Она едва держалась на ногах, и я заставила ее сесть на стул, о который она споткнулась, и вытерла кровь с ее лица. На щеках я заметила морщинки — во время короткой схватки она постарела на несколько лет.
— Он будет приходить к вам каждую ночь, — сказала она мне. — У нас в каждом поколении попадается такой, как он, человек, приносящий вред до тех пор, пока собственная злоба не уничтожит его. Зло всегда пожирает само себя. Но у нас никогда прежде не жили чужаки. Теперь это зло распространится за пределы села.
— В мире и без того есть зло, Лариса, — возразила я.
Она кивнула:
— Верно, но никогда прежде зло не охотилось за вами.
Я удивилась, почему на шум не пришел никто из обитателей дома.
— Их усыпила магия Акакия.
— Но почему же вы не избавитесь от него? — удивилась я. Это казалось мне самым разумным решением, но Лариса только покачала головой.
— Вы не понимаете нас, — сказала она. — Он — само зло, но все же он один из нас. Мы ненавидим его, но должны его терпеть. Таким образом он уничтожает только самого себя, и никого больше.
— Кроме меня, — заметила я.
— Да, — согласилась она. — Он может вас убить. Нам не следовало приглашать вас сюда, пока мы не узнали точно, что он погиб. И теперь вы должны уехать. Я отведу вас к атаману, и ночью он увезет вас из деревни.
Она вышла из комнаты, чтобы одеться. Я тоже переоделась, запихнула вещи в чемодан. Когда я проходила мимо кровати, Акакий, выбросив руку, схватил меня за щиколотку.
— Я убью тебя, — прохрипел он. — Я высосу из тебя жизнь, и ты превратишься в гниющий труп.
Он схватил меня за юбку и потащил к себе. Кровь выступила у него на губах, обломки зубов были в крови. Я попыталась добраться до двери, но он тащил меня к себе, и я потеряла равновесие и упала бы, но успела ухватиться за дверную ручку. Акакий стоял на коленях. Он зарычал, закатил глаза, и меня пронзила жуткая боль. Акакий тоже застонал от боли, смешанной с наслаждением, запрокинул голову; кровь текла у него по лицу. Я яростно оторвала его от себя, рванула крошечную руку, ломая пальцы. На миг он стал уязвимым. Я ударила его изо всех сил — как будто стукнула по куску старой, рассыпающейся штукатурки. Скула его треснула, и половина лица провалилась внутрь. Он зашипел, изо рта его донесся зловонный запах; рука его обмякла, и он упал.
Я стояла над ним, дрожа, и ждала. Если бы он пошевелился, я бы взяла что-нибудь тяжелое и пригвоздила его к полу. Но он лежал неподвижно. Это было отвратительное зрелище, он походил на эксгумированный труп. По комнате распространилась тошнотворная вонь.
Лариса, вернувшись, увидела его. Я торопливо объяснила, что произошло, и она в ужасе склонилась над телом.
— Я думаю, вы его убили, — сказала она. — Пойдемте, нельзя здесь оставаться.
Схватив мою руку, она вытащила меня из комнаты. Я хотела вернуться за своими вещами, но она не дала мне, сказала, что кто-нибудь заберет их. Мне нельзя было возвращаться в эту комнату.
Трифон угрюмо выслушал мой рассказ. Неужели это из-за меня атаман так мрачен, удивилась я. Но нет, он думал об Акакии; он выругался и сплюнул. Он согласился запрячь лошадей. В повозку погрузили мои вещи, и я покинула Девашгород среди ночи, как преступница. Дом Шалдина, стоявший на краю деревни, покосился, как будто яма, поглотившая соседний дом, незаметно расширялась.
По дороге Трифон дал мне денег.
— Это плата за большую часть года, сколько я смог раздобыть. Теперь у нас не будет учительницы. До тех пор, пока Акакий не умрет.
«Но он же мертв», — подумала я.
Я погрузилась в мрачные мысли — и вдруг увидела его. Он стоял на обочине, и мы проехали мимо. Трифон не заметил его, но я заметила. Я увидела отражение лунного света в безумных глазах и, обернувшись, увидела, как он, хромая, следует за нами. В ужасе я смотрела, как он скрывается в темноте. Когда мы добрались до тракта, Трифон захотел высадить меня и сразу уехать, но я умоляла его остаться. Трифон побыл со мной до утра, затем заверил меня, что днем я в безопасности. Тройка проезжала мимо около полудня, по крайней мере, он так сказал. Я села на чемодан, оглядывая окружающую степь в поисках отвратительной скрюченной фигуры. Чемодан подо мной пошевелился — сначала слегка, так что я не поняла, что происходит. Потом затрясся изо всех сил. Я вскочила на ноги в тот миг, когда застежки отлетели прочь. Крышка упала на землю, отброшенная с такой силой, что одна петля сломалась. Одежда, все мои вещи разлетелись по земле, и из чемодана поднялась фигура — это был Акакий. Из окровавленного рта текли струйки слюны. Сторона лица, где была сломана скула, стала багрово-черной. Он протянул ко мне свои когти, но потерял равновесие и, споткнувшись о край чемодана, повалился ничком. Я подумала, что пришло время прикончить врага, и шагнула к нему. Внезапно он вскочил на ноги, его острые когти потянулись к моему лицу. Он не попал в лицо, когти запутались в моих волосах. Я схватила его за запястья и оторвала от себя; одна рука сломалась, Акакий взвыл. Я развернулась и бросилась бежать.
