Михаил Рыбка - Пус Мидун (СИ)
– Ну, я так сказал.
– Зачем?
– А чтобы не говорить, что я с тобой живу.
– Вот так новости…
Енот развалился на кровати в позе морской звезды.
– Да что тебе, Пус. Ну, сделаешь с ними то же, что и с Кабановым и его сворой. Дела-то тебе. На пять минут.
– Да если бы все так просто было, мой убогий друг.
– Все просто. Я вот знаешь, что подумал. Что вокруг все вообще очень просто. Все вокруг – это то, что нам кажется. Вот я точно знаю, что ты мне кажешься. Ну, словно это сон. Только наяву. Тебя нет, а я тебя вижу. И все остальные тоже видят. А потом, когда засыпают, то не видят. А если не видят, то какой же ты реальный? И я тебе кажусь. Я ведь сам себя будто бы придумал. Ну, не должен я жить, понимаешь. Ни в одном из толкований меня нет. Я даже думаю, что ты меня и придумал. Как будто хотел доказать себе, что ты не злой сам по себе. И для этого тебе нужен был друг.
– Чумазый, если бы я тебя придумывал, то уж точно не придумал бы, что ты постоянно ссышь под себя.
– То мелочи!
– Вонючие мелочи жизни. Ага.
– Или вот смотри: никого ведь нет там, за окном. А я сейчас возьму и придумаю кого-то. Будто в гости кто-то придет. Хочешь?
– Нет, спасибо.
– Ну, давай, вот смотри. Я думаю! – енот приложил лапы к голове и начал себя ими хлопать.
– Перестань. Ты опять обоссался.
– Сейчас...
В дверь резко постучали. Звук был такой неожиданный, что кот не удержался и ринулся под кровать. Шумно дыша, он выглянул оттуда и оскалился.
– Я же говорил! Ха-ха-ха! Нет, нет, ничего этого нет, я все придумал сам!
Снова раздались тяжелые мерные удары в дверь: бум-бум-бум.
– Сходи, глянь, кто там? – прошипел кот.
– А то! Жаль, я не придумал, кто пришел, не надо было бы идти проверять. Момент! – закричал енот. – Иду-иду-у-у!
«Вот ведь нечисть какая, ишь, чего сумел сделать», – подумал кот.
Зашумел крючок на входной двери, которая со скрипом отворилась. Сразу же по полу потянуло холодным свежим воздухом. Кот прижался к стене поближе и опасливо поглядывал на проем двери в комнату.
– Да здесь, он здесь! – весело загоготал енот. – Прошу, проходите!
«Вот ведь тварь, сдал!» – пронеслась мысль в голове Мидуна. Он стал лихорадочно прикидывать пути отступления. Окна? Окна теперь уже не казались ему непреодолимой преградой. Может, обвалить шкаф и закрыть проход? А что потом? Дом успеют окружить, если уже не успели. Понятно, что успели. Они знают, на кого идут. Под пол? Там нет никакого подвала, куда можно было бы провалиться. Чердак? Выход на него через кухню, а там уже кто-то есть. Надо баррикады делать немедленно!
Кот резко поднялся и перевернул кровать, под которой сидел. Он схватил свалившееся одеяло и швырнул его в проход. Затем зацепил подушку и запустил ее следом. Подушка угодила прямо в вошедшую Наусу Блоходарову-Кисинскую, которая решила предстать перед его очами в довольно парадном виде – в изящной шляпке с вуалью и синими цветами, в плотном черном пальто с широкими рукавами, и с маленькой сумочкой, зажатой подмышкой. Тяжелая подушка без предупреждения прилетела ей в голову, отчего ее шляпка мигом слетела и укатилась в угол, а сама Науса опрокинулась на спину и неожиданно для всех громко зарыдала. Енот Чумазый едва успел отскочить от падающей Наусы и теперь с опаской глядел из-за угла в комнату. Пус Мидун продолжал бушевать. Он перевернул стол, чем поднял невероятный шум, осколки тарелок полетели во все стороны. Кастрюля с супом звякнула и покатилась по полу, выливая содержимое на пол. Скатерть кот также бросил в сторону Наусы и снова умудрился попасть в нее. Затем взбешенное животное ринулось к шкафу, запрыгнуло на него и, упираясь в стену, с легкостью перевернуло шкаф на пол. Поднявшийся грохот заставил стекла в окнах задрожать. Из-под шкафа появились разноцветные лужи красок. Кот, прежде успевший соскочить со шкафа до того, как он упадет, уперся спиной в одну его сторону и принялся, что было силы, толкать тяжелую мебель в сторону двери. Шкаф, словно огромная нелепая улитка, оставлял за собой шлейф смешавшихся красок. Лапы кота стали скользить в краске, и он несколько раз упал. Вскоре он обессилел, а шкаф и вовсе уперся в кресло. Кот бросил эту затею, шарахнулся в самый дальний угол за кресло и принялся угрожающе оттуда шипеть.
В наступившей тишине остались лишь лежащая на спине и плачущая Науса, шипящий за креслом Пус Мидун и выглядывающий из-за угла, с круглыми от страха глазами, енот Чумазый. Спустя несколько мгновений енот изрек:
– Ты прав, Пус, тебя точно не я придумал. Я бы не смог.
Ответом ему послужила новая порция угрожающего шипения, а затем надрывный мяукающий утробный крик. Енот махнул лапой в сторону кота и подошел к гостье. Та лежала, громко всхлипывая и причитая.
– Да вы не волнуйтесь, он у нас не всегда такой, – попробовал было утешить графиню енот. – Ну, сейчас покричит, и успокоится. Подымайтесь. Вот так.
Графиня с помощью енота подняла спину и приняла сидящую позицию. Глазами, залитыми слезами, она глядела на енота и пыталась что-то сказать, но ничего членораздельного вымолвить не могла. Только тяжело вздыхала, время от времени икая. Енот метнулся за чашкой воды – рядом с входом, в небольшом ведерке, стоял талый снег. Не успев растаять, он горкой выглядывал над краями чашки, что, однако, не смутило графиню. Она откусила кусочек и принялась нервно его жевать, выплевывая снежинки во время икоты. Кот перестал шипеть и огромными круглыми глазищами таращился на гостью, все еще до конца не придя в себя.
– Однажды у меня спросят, как я смог столько лет дружить с Мидуном, – вымолвил енот, – и как при этом он меня не пришиб. А я знаю, что им сказать. Я им скажу, что Пуса Мидуна надо понимать. Он не плохой. Он просто слетел с катушек. С ним просто нельзя спорить. А так он даже хороший. Он мне еду приносил.
Влажные глаза Наусы вновь устремились на енота.
– А… простите, милостивый господин… Ик… Вы давно с этим котом знакомы?
– Давно. Лет десять уж как. С того дня, как я его подобрал в лютый мороз возле своей пещеры, пьяного и оборванного. Он у меня отоспался, с тех пор и признает как своего.
– Вот как?.. А до этого он где был?
– Да кто его знает. Он не помнит ничего. Сколько ни спрашивал – молчит. Ну, значит, не помнит. Иначе чего бы ему молчать.
– Ик… простите… А в чем он был одет, когда вы его нашли?
– Одет?.. Давно уж было это… – Чумазый присел на пол рядом с графиней, – Да ни в чем он был, кажется. Как есть, сирый. Жилетку вот эту, что на нем, я ему сразу и дал. Она уже тогда была того… не самой свежей. Теперь и подавно. А вы, значит, та самая графиня? – енот заискивающе улыбнулся.
Науса вспомнила про этикет и подняла повыше подбородок.
– К вашим услугам, мой любезный друг. Графиня Нау… ик… са Блоходарова-Кисинская, супруга графа Блоходарова.
– Графиня! – енот расплылся в улыбке, снова издавая чавкающий звук. – А я Чумазый. Друг и, считай, родня Пуса Мидуна. Он у нас местная аномальная зона.
– Помогите мне встать, господин Чумазый.
– Чумазый! – строгий голос Мидуна пригвоздил собеседников к месту. – Сходи-ка, снегу набери, пить нечего.
Енот удивленно оглянулся.
– Да вон же ведро целое!
– Давай, давай. Это выбрось, нового набери. И проследи, чтобы растаяло там. Полчаса минимум следи. Иди.
Енот обиженно поджал губы и поплелся, прихватив ведро с собой на улицу. Стукнула входная дверь, в доме воцарилась тишина, изредка прерываемая иканием. Кот высунул голову из-за кресла и оскалился. Он рывком сбросил с себя жилетку и оставил ее одиноко валяться за креслом.
– Граф!.. А я вас искал… ла... – к концу этой фразы интонация голоса Наусы изменилась с уверенной на растерянную.
– Не стоило, – прошипел кот.
– Что с вами?..
– Дождь, – кот вышел из-за кресла. – Дождь в пустыне.
На полусогнутых лапах он проследовал в сторону графини, ступая тише, чем бьется сердце мертвеца. Его лапы оставляли на полу следы краски цвета сошедшей с ума радуги. С каждым шагом кот старался почувствовать прилив сил, бодрости и того сладкого ощущения желания. Но что-то было не так.
– Граф, вы меня пугаете…
– Молчи!
Пус Мидун приблизился к ней почти вплотную. Он изо всех сил слушал себя, хотел нащупать ту самую струну, которую следовало дернуть, чтобы музыка заиграла вновь. Чтобы лапы налились силой, чтобы в глазах появились четкие очертания всех предметов и теней, чтобы цвета вновь стали яркими и различимыми даже в темноте.
Пус пододвинул свою морду к глазам Наусы и в хищной ухмылке оскалил пасть, демонстрируя острые желтые зубы. Его гортань издала нечто похожее на хриплый рык. Он глядел в глаза Наусы и старался различить в них страх, питающий его, дающий ему силы. Он схватил ее за плечо и довольно резко повалил на спину, став над ней, прижимая к полу. Он смотрел на нее сверху, затем закрыл глаза и шумно втянул воздух носом, постоянно повторяя про себя фразу «в пустыне пошел дождь». Он хотел ощутить ее запах, помесь страха и крови, представлял, как этот аромат ударит ему в голову, отключит ощущение границ своего тела, превратит его во всесильное существо, лишенное сомнений и нерешительности. Он вновь хотел ощутить бесконечную власть над живым существом – и вот, кажется, это чувство появилось. Возникло, словно искорка в ночи, в тысячу раз слабее самой тусклой звезды, но кот бережливо прикрыл эту искорку лапами и принялся раздувать ее, аккуратно подбрасывая сухие листья, чтобы лучше горело. Он изогнул шею и заулыбался, не открывая глаз. Он вдруг смог очень глубоко вдохнуть, так, как раньше не получалось. Искорка превратилась в голубой огонек, трепещущий в его лапах, слишком хрупкий, чтобы гореть, но слишком ценный, чтобы погаснуть. Из его раскрытой пасти потянулась нить слюны, все ближе приближаясь к клюву Наусы.
