Борис Старлинг - Мессия
Но если он не хочет так поступать, вновь встает вопрос, кто же ему дороже. С кем он?
Ред встает, резко оттолкнув стул.
— Да ну вас… — говорит он и направляется к двери.
— Ты куда собрался? — нервно спрашивает мать.
— Пойду пройдусь. Может быть, за это время у вас мозги встанут на место.
Он хлопает дверью с такой силой, что из дверной рамы вылетают маленькие кусочки штукатурки. Студент, живущий внизу, высовывается, чтобы попенять на шум, но, разглядев выражение лица спускающегося по лестнице Реда, быстро скрывается в своей комнате. На улице холодно, а Ред не надел пальто. Он покидает Грейт-корт через боковые ворота, выходит на Тринити-лейн и сворачивает направо. Если он будет идти быстрым шагом, то не замерзнет. Да и не больно-то он думает о холоде — его не перестают ранить незаслуженные подозрения родителей. В ушах вновь и вновь звучат обидные вопросы. Почему они ему не верят? Почему считают его способным взять деньги и даже не сказать им?
Ему горько, но он не теряет надежды, что все как-нибудь образуется, и пытается найти для родителей оправдание. Что с них взять, ведь они в шоке. Они не знают, как справиться с тем, что на них обрушилось. Услышали бы себя со стороны, так, наверное, сами бы устыдились. Особенно мама — это ведь она все время цеплялась к нему с вопросами о награде, а отцу и слова вставить не давала.
Впрочем, нет, тут он не прав. Да, она наседала на него сильнее, но и у отца имелась возможность высказать свое мнение. Например, когда после слов Реда о том, что он не считает возможным использовать деньги Логана для защиты Эрика, последовало затяжное молчание.
Отец так и не нарушил его. И вообще, как только речь зашла о деньгах, он словно язык проглотил.
И тут до Реда доходит, в чем дело. И он понимает, какую пользу можно извлечь из этого кошмарного стечения обстоятельств.
35
Вторник, 28 июля 1998 года
— Я все равно считаю, что это ничего не меняет, — настаивает Дункан.
Джез широко разводит руками.
— Дункан, мы располагаем свидетельствами того, что все три жертвы имели гомосексуальные наклонности. Так же как и того, что они, скорее всего, не являлись отъявленными гомосексуалистами и не были полностью уверены в своей сексуальной ориентации, как, скорее всего, и Серебряный Язык. Все трое, в той или иной степени, вели двойную жизнь, что-то утаивая от мира. У Филиппа Рода была невеста, но он трахал своего приятеля на стороне. Джеймс Каннингэм — епископ — в одиночку посещал гей-бары; Джеймс Бакстон боялся, что его выгонят из армии, если узнают, чем он баловался в прошлом. Чего еще тебе нужно?
— Я уже сказал Кейт прошлым вечером и только что повторил при всех: думаю, что мы лаем не на то дерево.
— Почему?
— Я не знаю. Просто мне так кажется.
— Этого недостаточно.
Дункан наклоняется вперед и тычет указательным пальцем в воздух, в сторону Джеза и Кейт.
— Послушай, Джез, я прослужил в полиции дольше, чем вы двое, вместе взятые…
— Я не думаю, что это имеет отношение к делу.
— …И не хуже вас знаю, что уйма преступлений раскрывается по наитию. Благодаря озарению, догадке, предчувствию. Тому, чего логикой не объяснишь. Здесь, в этом деле, многое не складывается. Связь между преступлениями, конечно, есть, и я пока не могу сказать, в чем она, но нутром чую — сейчас мы роем не там, где можно хоть что-то откопать.
Ред, до этого молчавший, поднимает руку.
— Хорошо. По кругу, быстро. Дункан, если бы это зависело только от тебя, что бы ты стал делать, начиная с этого момента?
— Вернулся бы к началу. Просмотрел все, что у нас нарыто, и проверил, не упустили ли мы что-нибудь. А на то, что есть, постарался взглянуть с тех точек зрения, которые мы до сей поры в расчет не принимали. Сколь бы глупыми они ни казались.
— Джез?
— Я бы объявил через СМИ, что в городе орудует серийный убийца, с высокой степенью вероятности выбирающий свои жертвы среди лиц, не определившихся окончательно насчет своей сексуальной ориентации. Предупредил бы гей-сообщество о том, что опасность нешуточная и им следует беречь свои задницы… и вообще держать ухо востро.
Дункан в ярости вскакивает на ноги.
— Джез, ты вообще представляешь себе, какую…
— Сядь, Дункан, — рычит Ред.
— …Какую панику это бы вызвало?
— Дункан!!!
Дункан сердито смотрит на Джеза секунду или две, но тот не отводит глаз. Наконец он тяжело вздыхает, берет стул и стряхивает с него пыль, перед тем как сесть снова.
Ред обращается к Кейт:
— Ты что скажешь?
— Я бы продолжила работать в том направлении, в каком мы движемся. Может быть, поделилась бы нашими подозрениями с парой ответственных гей-сообществ или журналов, но, разумеется, не посвящая их во все подробности. Но публичного заявления, во всяком случае на данном этапе, делать бы не стала.
Джез поворачивается к ней, чтобы возразить.
— Да ладно тебе, Кейт. Если уж мы выпускаем кота из мешка, это должно совершаться на наших условиях. Нужно отдавать себе отчет в том, что, как только эта история в урезанном, по твоему предложению, виде выйдет за пределы нашей конторы, слухи начнут распространяться, как лесной пожар. Причем не только распространяться, но и обрастать самыми невероятными выдумками. Официальное заявление дает нам, по крайней мере, надежду на некоторый контроль над тем, что говорится и делается.
Ред кивает.
— Джез прав, Кейт. Нам совсем не нужно, чтобы кто-либо получал сведения по этому делу из любого другого источника, кроме нас. Мы просто не можем посвятить в своей секрет нескольких человек и надеяться, что они будут молчать. Черта с два, — не будут. Поэтому выбор перед нами стоит простой: или мы выступаем с официальным заявлением, чтобы сразу отсечь всякие досужие выдумки, или обходимся без всяких намеков, а просто отмалчиваемся, продолжая копать и вширь, и вглубь.
Джез настроен решительно.
— Сделаем заявление. Предупредим людей. Заставим его выступить в открытую.
— Получится наоборот, — возражает Дункан. — Он заляжет на дно, и мы окончательно его потеряем.
— Нет, не потеряем. Он будет убивать снова — во всяком случае, будет пытаться убивать. А если мы предупредим людей из группы риска о том, что им грозит, они насторожатся, и, возможно, таким образом нам удастся предотвратить очередное преступление. Люди станут присматриваться к тем, кто ведет себя подозрительно, навязывается в приятели и так далее. Это даст нам шанс его задержать. До сих пор этот тип убивал всех, кто его видел. Рассказать о нем могли бы лишь те, кто изображен на этих фотографиях, а они в шести футах под землей и уже никого не опознают. Нам нужно, чтобы кто-то увидел его и остался в живых. Чтобы мог рассказать нам, как выглядит и что собой представляет убийца. А лучший способ добиться этого — предупредить людей заранее. Мы попадем в цель.
— А если мы ошибаемся? — спрашивает Дункан.
— Что ты имеешь в виду?
— Джез, вне зависимости от того, насколько ты сам веришь в эту свою теорию, ты не можешь не видеть, что дырок в ней больше, чем в швейцарском сыре. Лично я считаю, что ты не прав, хотя допускаю, что могу ошибаться и со временем твоя правота будет доказана. И только тогда мы сможем выступить с публичным заявлением, никак не раньше. Сообщить о том, что мы знаем, а не о том, что нам, может быть, мерещится. А пока у нас остается слишком много сомнений. Что произойдет, если ты сделаешь это объявление и окажется, что ты не прав? Что, если теория о серийном убийце геев — это всего лишь мираж? Мы не только лишимся всякого доверия, но и дезориентируем общественность, чем крайне порадуем убийцу. Он просто не поверит такой удаче. На мой взгляд, это слишком рискованно.
Спор похож на судебный процесс с состязательностью сторон. Обвинение и защита выдвигают свои доводы, а ему, Реду, уготована роль судьи.
Он смотрит на свои руки и обдумывает возможности.
Если они сделают заявление, — разумеется, умолчав о языках, ложках, трусах и о прозвище Серебряный Язык, которое дали убийце, — на них обрушится шквал телефонных звонков. Одни психопаты станут сознаваться в убийствах, другие неврастеники доносить на всех, кто, невесть по каким причинам, покажется им подозрительным. И попробуй разберись, какое из этих сообщений заслуживает внимания.
Ну хорошо, а если они промолчат, а убийца снова нанесет удар?
Ред представляет себе молодого человека. Он дома, один, может быть, чем-то похож на Джеймса Бакстона. Звонок в дверь. Парень идет, открывает… и на следующий день его находят повешенным, забитым до смерти, обезглавленным или убитым еще каким-нибудь способом. А ведь будучи предупрежден о существовании убийцы, этот молодой человек хорошо бы подумал, прежде чем открывать дверь. А возможно, набрал бы номер службы спасения и таким образом помог бы поймать убийцу. Вправе ли он, Ред, рисковать чьей-то жизнью, если очередное убийство можно предотвратить?
