Томас Харрис - Красный Дракон
— Он был бы полным идиотом, если бы купился на это.
— Знаю. А хочешь, скажу, что могло бы стать лучшей приманкой?
— Могу себе представить, — скептически ответил Крофорд.
— Самой лучшей приманкой мог бы стать сам Лектер.
— И как это устроить?
— План-то есть, но чертовски трудно его исполнить. Мы могли бы перевести Лектера под нашу юрисдикцию. Тут, правда, Чилтон такой шум поднимет! Затем замуруем его в любой федеральной психиатрической лечебнице, например у военных. А сами сообщим, что он совершил побег.
— О боже!
— На следующей неделе мы печатаем в «Тэтлер» объявление «оказавшегося на свободе» Лектера. И уже сам Лектер будет просить его о встрече.
— Неужели кому-то захочется встретиться с Лектером? Даже Зубастику.
— Чтобы убить его, Джек. — Грэм встал и взглянул в окно. — Понимаешь, таким образом Зубастик сможет впитать, поглотить его — и тем самым превзойти.
— Ты так уверенно говоришь…
— Нет, Джек, я не очень уверен во всем этом. Да и кто вообще может дать стопроцентную гарантию? Но он пишет: «Мне хочется кое-что Вам показать. Быть может, когда-нибудь, если позволят обстоятельства…» Что, если это серьезное намерение встретиться? По-моему, он писал не просто из вежливости. Интересно, что он собирается показать. Трупы оставались целыми — только кожа и волосы кое-где срезаны, и то это он, как сказал Блум, «восполнялся». — Грэм задумчиво почесал затылок. — Черт его знает, что он там припас. Помнишь дело Тремонта? Уже спеленали его, к носилкам привязали, так он подбородком все показывал в сторону полицейского участка! В общем, не уверен я, что Зубастик обязательно придет на встречу с Лектером. И все-таки это самый лучший выход.
— Знаешь, какая поднимется паника, когда узнают, что Лектер сбежал? А пресса, так та нас вообще с дерьмом смешает. Мысль, конечно, неплохая, но прибережем ее на крайний случай.
— Что касается абонентского ящика, то он, может, к нему и не подойдет, но наверняка захочет хотя бы взглянуть издали, чтобы узнать, не продал ли его Лектер. Можно подобрать такой, чтобы просматривался всего с нескольких точек, и выставить наблюдение.
Грэм подумал, как наивно то, что он только что сказал.
— У Секретной службы есть ящик для подобных игр, им еще не пользовались. Они готовы предоставить его в наше распоряжение. Но если мы не напечатаем наше объявление сегодня, придется ждать до понедельника, то есть до выпуска следующего номера. Газету сдают в типографию в пять по нашему времени. Значит, у Чикаго есть час с четвертью, чтобы передать нам объявление Лектера. Если, конечно, оно там есть.
— Может, попытаемся перехватить в редакции само письмо Лектера с объявлением? Будет быстрее.
— В Чикаго уже прощупывают метранпажа, — сказал Крофорд. — Вся почта попадает в кабинет редактора по рекламе. Он потом продает имена и обратные адреса фирмам, торгующим по почте, — ну, сам знаешь, «товары для одиноких», «любовный напиток для вас», всякие там «таблетки для эрекции», «восточные девушки» и так далее. Конечно, мы могли бы воззвать к его гражданскому долгу, и взять с него подписку о неразглашении. Но это рискованно. С этой «Тэтлер» только свяжись, они потом нас с головы до ног грязью обольют. К тому же потребуется ордер на перлюстрацию корреспонденции. В общем, тут надо сто раз подумать…
— Если в Чикаго ничего не найдем, можно поместить свое объявление, — предложил Грэм. — Даже если это не «Тэтлер», то что мы теряем?
— А если это все-таки «Тэтлер»? Мы печатаем свое объявление исходя из текста письма. Ему что-то там не нравится, и все, пиши пропало. Да, забыл спросить, что там у тебя в Бирмингеме? Новости есть?
— Забудь о Бирмингеме. Дом Джейкоби переоборудовали, перекрасили и не сегодня-завтра продадут. Все их вещи в хранилище и ждут наследника. Я ни одного ящика не пропустил, все перетряхнул. Говорил с людьми, но там их почти никто не знает. Правда, все в один голос замечали, что Джейкоби надышаться друг на друга не могли. А сейчас все, что осталось от их жизни, — пара ящиков в хранилище да несколько писем в сейфе. Кстати, что там насчет этого знака на дереве?
— «Ты попал в точку»? Абсолютно ничего мне не говорит, — пожал плечами Крофорд. — И сочетание Красный Дракон тоже. Беверли знает эту игру, маджонг. С ее умом и то не видит связи. Во всяком случае, судя по волосам, Зубастик не китаец.
— Он откусил ветку клещами. Не могу понять…
Зазвонил телефон. Крофорд что-то коротко бросил в трубку.
— Ну вот, Уилл, готовы лабораторные анализы. Пошли в кабинет к Зеллеру. Там попросторнее, и стены — не то что в этом кубрике.
Ллойд Боумен нагнал их в коридоре, бодрый и свежий, несмотря на жару. В обеих руках он держал еще влажные фотографии, под мышкой — рулон бумаги для факса.
— Джек, в пятнадцать минут пятого мне нужно быть в суде, — предупредил он. — Судят Нилтона Эскью и Нэн, его пассию. Фальшивомонетчики. Специализируются на подделке чеков. Нет такого казначейского билета, который бы она от руки не нарисовала. Два года у меня от них голова болела — представляешь, печатали себе дорожные чеки на цветном ксероксе! Из дома без них не выходили. Я в суд успею или лучше позвонить и предупредить прокурора?
— Успеешь, — успокоил Крофорд и повернулся к Грэму: — Вот мы и пришли.
Беверли Кац, удобно расположившаяся на диване в кабинете Зеллера, улыбнулась Грэму. За себя и за Прайса, который сидел рядом мрачнее тучи.
Заведующий научно-технической лабораторией Брайан Зеллер выглядел довольно молодо, несмотря на бифокальные очки и редеющие волосы. На полке над его столом Грэм заметил монографию X. Д. Уэллса по судебной медицине, трехтомник «Судебная медицина» Тедеши, очень авторитетный труд, антикварное издание «Крушение Германии» Хопкинса.
— А, Уилл, мы, кажется, уже встречались в Университете Джорджа Вашингтона? — приветствовал он Грэма. — Вы здесь со всеми знакомы?.. Отлично.
Крофорд присел на край стола.
— Ну, кто нас порадует? Никто? Тогда поставим вопрос так: есть сомнения в авторстве Зубастика?
— Нет, — ответил Боумен. — Только что я звонил в Чикаго и дал им цифры, оттиски которых я обнаружил на обратной стороне письма: шесть-шесть-шесть. Потом покажу, когда дело дойдет до них. В Чикаго уже просмотрели больше двухсот объявлений. — Он отдал рулон с переданными по факсу объявлениями. — Я прочел все до единого, обычная белиберда: брачные объявления, всякие там «вернись, я все прощу!» и так далее. Я вообще не представляю, как мы узнаем наше, если оно тут есть.
Крофорд покачал головой:
— Я тоже. Но давайте вначале закончим с письмом. Итак, Джимми Прайс сделал все, что можно, но отпечатков на письме не оказалось. Что у тебя, Бев?
— Один волосок. Полностью соответствует образцу из электробритвы Ганнибала Лектера. Кстати, цвет значительно отличается от образцов, взятых в Атланте и Бирмингеме. Три голубых и несколько темных частичек передала Брайану.
Она вопросительно посмотрела на Зеллера.
— Частицы представляют собой остатки гранулированного чистящего вещества, содержащего хлор, — объяснил он. — Видимо, с рук уборщика. Было еще несколько мельчайших частичек засохшей крови. Но для того, чтобы определить группу, количество явно недостаточное.
— Туалетная бумага оторвана не по перфорации, — продолжала Беверли Кац. — Если найдем где-нибудь этот рулон и если им больше не пользовались, то сможем доказать соответствие. Я советую приложить это к делу, чтобы при аресте знали, что нужно найти этот рулон.
Крофорд кивнул.
— Боумен?
— Этой бумагой занималась Шарон из моего отдела. У нее были образцы туалетной бумаги разных производителей. Это туалетная бумага для домов-трейлеров и морских судов. Текстура соответствует продукции фирмы «Уэдекер» из Миннеаполиса. Поставляется во все штаты.
Боумен закрепил фотографии на пюпитре у окна. Голос его казался слишком глубоким для довольно хрупкого тела. Когда он говорил, галстук-бабочка на шее слегка подрагивал.
— Судя по почерку, письмо писал правша — левой рукой, печатными буквами. Легко просматривается неравномерность усилий и различная высота букв. Пропорции наводят на мысль, что писавший страдает астигматизмом. Чернила на обоих листах при обычном освещении кажутся абсолютно одинаковыми. Обычная паста для шариковой ручки стандартного темно-синего цвета. Но под цветными светофильтрами заметна едва уловимая разница. Сначала он писал одной ручкой, потом, где-то на пропавшей части письма, заменил ее на другую. Вот отсюда первая начинает плохо писать. Первой ручкой пользовались довольно редко — видите, сгусток пасты на первой букве. Возможно, она хранилась в вертикальном положении и без колпачка — в пенале или стакане для карандашей. Скорее всего, все это предполагает наличие письменного стола. Когда писалось письмо, под бумагу было подложено что-то мягкое типа промокашки. Если ее найти, то по отпечаткам на ней можно прочесть весь текст. Я считаю, ее тоже нужно причислить к объектам поиска, как и рулон, о котором говорила Беверли.
