Чарльз Маклин - Домой до темноты
На всякий случай она соврала Эду, что живет в Бруклине.
Это безнадежно… Покачав головой, Джелли отошла от окна. Докатилась: с утра бродит в махровом халате на голое тело, на голове гнездо, душ не принимала и не знает, как быть с Эдом, черт бы его побрал.
Ясно одно: ситуация вышла из-под контроля. О чем еще говорить?
Господи, они только и делали, что говорили. БОЛТАЛИ!
С самого начала она не могла взять в толк, чем его так привлекает их знакомство. Просто мозги свернула, стараясь уразуметь, почему мужик, которому ничего не стоит заполучить кого и что угодно, предпочитает трепаться в Сети с какой-то шелупонью… Это уже пугало.
Блин, чего ему надо?
Джелли глубоко вздохнула и стала набирать текст.
Сам Меткаф тихонько прикрыла дверь купе. На верхней койке маячил силуэт соседки. Кажется, спит. Не дай бог всю ночь слушать ее болтовню.
Глаза привыкли к сумраку — верхний свет и лампочки в изголовье коек были выключены, горел только синий ночник, — и выяснилось, что бугор на полке вовсе не Линда, а ее громадный рюкзак.
Под дверью уборной возникла яркая полоска света. Или она просто не заметила ее раньше? Заурчал кран, полилась вода.
Значит, соседка принимает душ.
О господи… Сам втянула носом воздух и поморщилась. Что, эта Линда всю ночь будет шастать взад-вперед?.
Сам бросила сумку на нижнюю койку. Простыни сбиты. Неужели соседка валялась на ее постели? Ничего себе, это уж совсем ни в какие ворота… Сам заперла дверь купе, включила верхний свет и едва не вскрикнула.
На дверном крючке висело ее шелковое платье, купленное ради бывшего любовника, а затем подаренное Джимми в награду за помощь при бегстве из Флоренции.
Сердце скакнуло к горлу; на долю секунду возникла совершенно дикая мысль: уж не Федерико ли ее преследовал?
— Джимми? — робко окликнула Сам.
25
На экране застыл текст нашего разговора; я смотрел на фотографию Джелли и под ее острым насмешливым взглядом старался вникнуть в смысл того, что она сказала. Это было откровением.
Я представил ее дома: она за столом, в простенке между окнами висит обрамленный эстамп из комиссионки — натюрморт с музыкальными инструментами Брака[60] (Джелли подробно описала свою бруклинскую квартиру). Я взглянул на фото и улыбнулся. Нет, все переменилось.
Весь мой мир перевернулся вверх тормашками.
Я прокрутил текст до того момента, промелькнувшего, точно падающая звезда, когда Джелена призналась: я для нее больше чем просто друг.
приблуда: что ты сейчас сказала… немного влюблена… это правда?
озорница: нет, я просто так
Я рассмеялся.
Пытаясь скрыть свои чувства, я соглашался, что нам следует «сохранять дистанцию», взять передышку и «не дергаться» (опять эта фраза), но теперь все это лишнее, ибо она выдала себя с головой. Я кайфовал.
пр: я знаю, это безумие… так никто не влюбляется оз: ты не слушаешь… я сказала, что не влюблена в тебя пр: ладно, все нормально… я понимаю оз: слушай, дай-ка я разъясню, ты мне приятен, но я не влюблена в тебя… и это не изменится пр: не знаю, что со мной случилось, так ни с кем не было оз: напомнить, что у тебя… жена и сын?
пр: словно всю жизнь я ждал тебя оз: чушь собачья! отец бросил нас, когда мне было десять… я не собираюсь быть разлучницей пр: ты милая и добрая, джелли… разве можно тебя не полюбить оз: о-о-о… не надо, пожалуйста, не надо
Не сразу, но она поймет все так, как понимаю я. Спешить некуда, у нас куча времени. Я был готов уступить ее желанию на пару недель разойтись, потому что теперь знал: в глубине души она чувствует, как я.
Я не был ослеплен. Возможно, я парил в небесах, однако сознавал, как сильно рискую. Наверное, со стороны мое поведение казалось ненормальным, бредовым и даже опасным, но это не так — я не сбрендил, я просто влюбился.
Может, написать ей? Лишь для того, чтобы она знала — я ни на секунду не перестаю о ней думать… И тут электронные колокольчики возвестили о письме.
В виду непревиденных обстоятельств раут состоится раньше означенного срока. Представление начнется незамедлительно. Приглашаем к участию.
Напыщенно официальное и одновременно ерническое послание было подписано: «Страж».
Я не забыл о сайте domoydotemnoty и приглашении на полуночное живое общение… Тревога за Сам Меткаф и собственная душевная сумятица меня отвлекли, но умение сравнительно легко отсекать лишнее, отделять зерна от плевел и переключаться с одного на другое хорошо помогало в бизнесе и жизни. Секрет в том, чтобы сохранять пробелы: я не люблю изображений, перетекающих друг в друга.
«Раут» отошел на второй план, но я надеялся, что он приблизит меня к убийце Софи. Неопровержимых улик, что этот человек связан с сайтом, не было. Я знал только, что под влиянием смутного или вполне реального страха Софи зарисовала дом и в компьютере подруги оставила адрес сайта. Вот и все. Я не видел четкой связи между нашим первым контактом с Сам и ее утверждением об угрозе и преследовании. Как и между тем, что я оказался в Париже, когда она вновь позвонила. Все было размыто, грань меж реальным и мнимым расплывалась, вселяя тревогу.
И все же я не мог избавиться от ощущения, что «раут» непременно все соединит, что нужный ответ ждет внутри дома. Получив доступ в мрачный особняк, я узнал лишь то, что один из его обитателей, музыкант-любитель, упорно терзает пианино.
Правда, теперь сайт знал о моем существовании. Лишь позже я задался вопросом, где отправитель записки взял мой электронный адрес.
Не важно, кто или что этот «Страж», контакт возник.
Я зашел на domoydotemnoty.net.
Сайт загружался медленнее обычного; либо так казалось из-за того, что знакомую картинку сменила ночная декорация. В окружении темных деревьев возник дом; под единственным источником света — клочком звездного неба, весьма рьяно мерцавшим над шиферной крышей, — желтели частокол и терраса с колоннами.
Весьма мирная сцена натолкнула на мысль, что я ошибся в характеристике дома: ночью он выглядел скорее деревенским, нежели загородным. Временами ухала сова, нарушая тишину.
Набрав пароль «балансбелого», я «прошел» по садовой дорожке и постучал в дверь. Она не открылась.
Я ждал, гадая, который там час. Темные, закрытые ставнями окна создавали впечатление, что обитатели дома отошли ко сну. Трудно вообразить менее гостеприимное место.
Меня же пригласили на вечер. Куда все подевались?
И тут я услышал музыку. Вновь очень тихую и неуверенную. Я вслушался в знакомую мелодию — кто-то в доме играл «К Элизе». Я понимал, что это всего лишь музыкальный эффект, но волосы на загривке вздыбились.
Зазвонил телефон. Я не сразу сообразил, где он звонит.
За решетчатыми ставнями верхнего окна вспыхнул свет. На оконный переплет упала тень, словно кто-то хотел ответить на звонок, но раздумал и стал взад-вперед расхаживать по комнате.
Я схватил трубку. Гостиничный коммутатор спрашивал, буду ли я говорить с Андреа Морелли.
26
Мягкое шуршание душа стихло. Затем раздалось тихое журчанье, природу которого она предпочла не угадывать. В уборной спустили воду. На всякий случай Сам повторила громче:
— Джимми?
Вновь никакого ответа.
— Линда? У тебя все нормально? — боязливо спросила Сам.
Молчание. Что-то не так.
Не спуская глаз с уборной, она медленно попятилась к двери. Под шелковым платьем нащупала ручку, но замешкалась, увидев оставленный на койке ноутбук.
Не успеть.
Сам нашарила выключатель и вырубила верхний свет. Через секунду исчезла световая полоска под дверью уборной. Сердце бешено колотилось; Сам повернула ручку. Та не поддалась — заперто на предохранитель.
— Господи боже мой… — выдохнула Сам, лихорадочно дергая ручку.
Открылась дверь уборной. На пороге возникла синяя фигура. Мокрая одежда создавала впечатление, что ее облили краской, но синеву придавали потолочный ночник и мертвенное сияние ноутбука, стоявшего на раковине.
— Что вам здесь надо?
За дерзкой атакой Сам прятала собственный страх. Лицо человека скрывали темные очки без оправы и низко натянутая купальная шапочка, поверх которой виднелись наушники с мини-антенной. Брови его были залеплены пластырем. Он походил на жука в спортивном костюме.
Это мог быть только Страж.
— Где Линда? — Голос Сам дрогнул. Противный запах заставил ее взглянуть на мокрый пол уборной. Человек молча шагнул вперед, и за его спиной мелькнули голые ноги австралийки, торчавшие из-под душевой шторы.
Сам закричала, но крик застрял в горле.
В стремительном выпаде человек одной рукой обхватил ее за шею, а другой зажал рот. Быстрота и мощь его атаки ошеломили, сделав сопротивление бессмысленным. Потом он чуть разжал хватку и серебристой лентой, рулон которой был надет на его запястье, точно браслет, дважды обмотал ее рот. Лицо человека было так близко, что ухо чувствовало его теплое дыхание.
