Томас Харрис - Красный Дракон
По спине пробежал неприятный холодок.
Он двинулся за Найлзом Джейкоби и Крутым через толпу в дальний конец зала. Парни уселись в кабинку.
Грэм остановился за метр от их столика.
— Найлз, меня зовут Уильям Грэм. Мне нужно поговорить с тобой.
Крутой поднял глаза и одарил Грэма фальшивой улыбкой. Один передний зуб у него был гнилой.
— Я тебя знаю? — осведомился он.
— Нет. Найлз, я хочу поговорить с тобой.
Найлз манерно вскинул брови.
«Интересно, что они с тобой сделали в колонии», — подумал Грэм.
— У нас приватная беседа. Канай отсюда, — процедил Крутой.
Грэм задумчиво оглядел его мускулистые руки, обезображенные татуировками, кусок лейкопластыря, приклеенный на сгибе локтя, выбритый участок кожи на руке, где проверялась острота лезвия ножа. Дешевый хулиганский шик.
«А ведь я его боюсь. Нужно брать быка за рога или отступать».
— Ты что, глухой? — повторил Крутой. — Я сказал: канай, пока цел.
Грэм расстегнул пиджак и показал жетон.
— Сиди спокойно, Крутой. Если попытаешься встать, сделаю тебе второй пупок.
— Прошу прощения. Извините, сэр.
В голосе зазвучала притворная вежливость, отработанная в заключении.
— Крутой, я хочу, чтобы ты сделал мне одолжение. Засунь-ка руку в левый задний карман. Не всю — только два пальца. Там у тебя кнопочный нож. Положи на стол… Молодец.
Грэм спрятал нож, показавшийся ему каким-то липким, в карман.
— Так. В другом кармане бумажник. Вытаскивай. Сдавал сегодня кровь, да?
— Ну, сдавал.
— Достань карточку донора, которую тебе велели не выбрасывать. Раскрой ее на столе.
У Крутого оказалась другая кровь — нулевая группа. Этого и следовало ожидать.
— Когда освободился?
— Три недели назад.
— Досрочно? Как фамилия полицейского, к которому тебя прикрепили?
— Я отмотал весь срок.
— Врешь, наверное.
Грэму хотелось подразнить Крутого. Можно было задержать его за нож: по длине лезвия он вполне соответствовал холодному оружию. К тому же парень торчал в месте, где торгуют спиртным, а это было грубым нарушением условий досрочного освобождения. Грэм знал, что злится на Крутого, потому что испугался его.
— Крутой.
— Чего, начальник?
— Проваливай.
— Вряд ли я смогу помочь вам, я плохо знал отца, — пробормотал Найлз Джейкоби, когда Грэм подвозил его на машине к колледжу. — Он ушел от нас, когда мне было три года, и с тех пор я с ним не виделся — мать не разрешала.
— Но прошлой весной он приезжал к тебе.
— Да.
— В колонию.
— И это знаете.
— Я просто хочу уточнить. Что там произошло?
— Ну, он пришел в комнату для посетителей, застегнутый на все пуговицы, и старался не смотреть по сторонам, хотя там многие ведут себя словно в зоопарке. Мать много рассказывала о нем, но он оказался не таким уж чудовищем. Обыкновенный человек в ярком спортивном пиджаке.
— Что он говорил?
— Ну, я ожидал, что он кинется мне на грудь или будет стоять с виноватым видом, как чаще всего и происходит в этой комнате. А он просто спросил, не хочу ли я учиться. Сказал, что возьмет меня на свое попечение, если поступлю в колледж и буду стараться. «Тебе нужно хоть немного самому себе помочь. Постарайся, а я попробую устроить тебя в колледж». Ну и все такое прочее.
— Когда тебя освободили?
— Через две недели после его приезда.
— Найлз, а ты кому-нибудь рассказывал о своей семье, когда был в колонии? Ну, своим сокамерникам или еще кому-то?
Найлз Джейкоби окинул Грэма быстрым взглядом.
— Я понял. Нет. Об отце я бы не стал рассказывать. Я о нем до этого и не думал-то вообще. С какой стати я стал бы вдруг что-то рассказывать?
— А здесь? Ты водил своих друзей в дом к родителям?
— К родителю, вы хотите сказать? Она мне не мать.
— Так ты приводил туда кого-нибудь? Приятелей или…
— Или уголовников, да?
— Да.
— Нет.
— Никогда?
— Ни разу.
— А отец не жаловался, что кто-то угрожает ему? Может, был чем-то расстроен? Я имею в виду, в последние месяц-два до случившегося?
— Когда я говорил с ним в последний раз, он был очень расстроен. Это из-за моих оценок в колледже. У меня много пропусков. Он купил мне тогда два будильника. Вот, пожалуй, и все.
— У тебя есть что-нибудь из его личных бумаг? Письма, фотографии…
— Нет.
— А как же семейная фотография? На тумбочке в комнате. Возле твоего кальяна.
— Это не мой. Я бы ни за что не сунул в рот грязный мундштук.
— Мне нужен этот снимок. Когда сделаю копию, верну. Что у тебя еще есть?
Джейкоби вытряс из пачки сигарету и пошарил по карманам в поисках спичек.
— Больше ничего. Я даже не представляю, зачем они подарили мне именно это фото. Отец улыбается там своей миссис Джейкоби и всей малышне. Можете оставить его себе. На меня он никогда так не смотрел.
Грэм должен был узнать Джейкоби поближе. Но их новые знакомые в Бирмингеме мало чем могли помочь ему.
Байрон Меткаф открыл ему сейф. Грэм прочел тоненькую пачку писем, главным образом деловых, и покопался в драгоценностях и столовом серебре.
В течение трех дней, проклиная жару, Грэм трудился на складе, где хранилось домашнее имущество Джейкоби. По вечерам ему помогал Меткаф. Было проверено содержимое каждого ящика. Фотографии, сделанные полицией, помогли представить, где стояла каждая из вещей в доме.
Почти вся мебель была новая, купленная на страховку после пожара в Детройте. Джейкоби не успели оставить на своих вещах какие-либо следы, которые могли бы рассказать Грэму о характере их хозяев.
Но один предмет, прикроватный столик с остатками порошка для снятия отпечатков пальцев, все же привлек внимание Грэма. В центре виднелось пятно зеленого воска.
Он во второй раз подумал, что убийца любил свечи.
Здорово помогли бирмингемские эксперты. Неясный отпечаток, оставленный кончиком носа, было все, что им и Джимми Прайсу удалось выжать из снятой с дерева банки. Лаборатория огнестрельного оружия и технический отдел подготовили заключение по поводу сломанной ветки. Лезвие, которым ее отсекали, было толстым, с небольшим углом наклона. По всей вероятности — клещи или большие кусачки.
Отдел документов переслал снимок знака, вырезанного на коре, в восточный отдел ЦРУ в Лэнгли.
Сидя на ящике в хранилище, Грэм прочел их заключение. Оказалось, что знак является китайским иероглифом, означающим «Ты угадал» или «Ты попал в точку». Этот символ часто встречается в азартных играх. Кроме того, как писал эксперт из ЦРУ, этот же символ изображен на одной из фишек для маджонга, означающей Красного Дракона. Относится к «положительным», или «счастливым», знакам.
13
Сидя в своем кабинете в управлении ФБР в Вашингтоне, Крофорд беседовал с Грэмом, звонившим из аэропорта Бирмингема. В дверь заглянула секретарша:
— Звонит доктор Чилтон из Чесапикской больницы для невменяемых преступников. Говорит, срочно.
Крофорд кивнул.
— Не вешай трубку, Уилл. — Он нажал кнопку. — Крофорд слушает.
— Мистер Крофорд, это Фредерик Чилтон из…
— Слушаю вас, доктор.
— Ко мне попала записка, вернее, две части от записки. Похоже, она написана тем самым убийцей из Атланты, и…
— Откуда она у вас?
— Из камеры Ганнибала Лектера. Написана на туалетной бумаге, представляете? На ней отпечатки зубов.
— Прочитайте мне ее, пожалуйста. Только не берите в руки.
В напряженной тишине кабинета из трубки зазвучал голос Чилтона:
— «Уважаемый доктор Лектер! Я хочу сообщить Вам, что польщен Вашим интересом ко мне. Узнав, что Вы ведете обширную переписку, я подумал, почему бы и мне не удостоиться такой чести. Вы вряд ли расскажете им, кто я такой, даже если узнаете. Кроме того, совершенно не имеет никакого значения, в каком теле я пребываю в данный момент. Все бренно. Главное, наступает мое Пришествие. Я знаю, что только Вы один сможете понять меня. Мне хочется кое-что Вам показать. Быть может, когда-нибудь, если позволят обстоятельства. Надеюсь, мы сможем переписываться…» Мистер Крофорд, тут запись обрывается. Далее следует: «Я с восхищением следил за Вами многие годы и собрал, наверное, все газетные статьи, посвященные Вашей деятельности. По-моему, они весьма далеки от объективности, как и те, что посвящены Вашему покорному слуге! Как им нравится навешивать глупые ярлыки! Например, Зубастик. Можно ли придумать более неуместное имя. Мне было бы стыдно упоминать его, если бы я не знал, что газетные писаки и Вам придумывали идиотские прозвища. Меня заинтересовал следователь Грэм. Странный, не правда ли? Не очень красив, но целеустремлен. Жаль, Вы не научили его не совать нос в чужие дела. Прошу извинить за столь необычную почтовую бумагу. Я выбрал ее лишь потому, что она быстро растворяется. Это на тот случай, если Вам вдруг придется проглотить это письмо». Здесь замазан целый кусок, мистер Крофорд. Я прочту самый конец: «Если получу от Вас ответ, то в следующий раз постараюсь порадовать Вас чем-нибудь свеженьким. Остаюсь искренне Ваш, Пламенный Поклонник».
