Кровавый отпуск - Кнут Виктор
«Мимо, придурок, — подумала я. — Дерьма не ношу. На мне реальный „Эктив“ из бутика».
— …А бабок нормальных и в руках не держали… Я тут со своими бандитами, — продолжал декламировать мужичок, — одного черножопого разводил. Залез на мою территорию, типа крутой…
Бабулька в очках поманила меня темным корявым пальцем. Я сделала вид, что ничего не заметила.
— …на счетчик его. А он, идиот, без башни совсем, к милътонам, короче. А мильтоны-то все у меня на довольствии…
— А ты, доча, чейная будешь? — открыла щербатую пасть другая старуха.
Дальше строить из себя слепоглухонемую было нельзя. Бабки бы так просто от меня не отвяли. И подняли бы гам. Оставалось пытаться потянуть время.
— Как это чейная? — прикинулась дурочкой я.
— К кому приехала?
Любопытные твари! Слушали бы лучше липецкого героя. Вон как занимательно треплет своим помелом. Прям как со сцены!
— …а на разборки пушку беру с собой…
— Я к Смирновым.
Неужели в округе нет ни одних Смирновых?!!
— Это к которым Смирновым?
— В Бедовицах.
— В Бедовицах? — Бабки переглянулись.
Та, что в очках — наверное, самая главная — пожевала губами и промямлила:
— Не к Марии ль?
— Ага, — кивнула я и сразу поняла, что попалась.
Старая перечница ловко развела меня на базаре. Расставила самую классическую ловушку, а я, ворона, тут же влезла в нее по самое некуда. Нет в Бедовицах никаких Смирновых Марий. Вообще нет никаких Смирновых. Молодец, бабушка!
— …подъезжаем к кабаку на трех «мерседесах», вылезаем такие. Швейцар весь, конечно…
Бабки замерли, как три статуи. Как идеально обученные натурщицы — с них сейчас можно было ваять. Только глазки испуганно метались из стороны в сторону. Да у той, что в очках, мелко дрожали губы.
Я сунула руку за пазуху и потрогала рукоятку ПМ. Что поделать, придется его доставать. О дьявол! И когда же меня соединят с Петербургом?
— Ну я пошла, — сообщила одна из бабулек. — Може, хлеб привезли. — Слишком громко сообщила. Слишком картинно.
— …и вот, короче, извлекаю я из кармана пушку свою…
Я вынула из кобуры волыну и ткнула ее в нос старухе.
— Сядь обратно. Не привезли еще хлеб. Я только оттуда.
Бабуля тихонечко охнула и послушно ткнулась обширным задом в скамеечку. Липецкий скоморох заткнулся на полуслове и, забыв про живот, выпятил его наружу. Почтальонша ухмыльнулась ехидно и совершенно недрогнувшим голосом прокомментировала:
— Доигрались.
— Ага, — согласилась я. — Если кто дернется, убивать не буду, но хребет прострелю. Останетесь инвалидами, как те менты. А мне терять нечего. Слыш ты, трепло пивное, — я направила ствол на мужика, — ложись. Рожу в пол, руки в стороны. И даже не шевелись.
Мужичок начал медленно укладываться на грязный пол. Я бросила взгляд на бабулек — они послушно замерли на скамейке.
— И чего же я, дура, сразу тебя не узнала? — удивилась стриженая девица и потянулась к телефону.
— Ну! — Я качнула «пээмом». — Не трогай трубку.
— Да не ссы ты. — Почтальоншу мой пистолет совершенно не выбил из равновесия. — Скажу Настасье, чтоб скорее соединяла. Поговоришь и проваливай… Настя! Настя! Чего Ленинград?.. Скорее давай! Клиент беспокоится… Обязательно. — Она положила трубку и сообщила: — Мне посоветовали послать тебя на хрен.
— Попробуй.
— И что случится? Напишешь жалобу? Или застрелишь меня?.. Сейчас будет твой Ленинград… — Почтальонша повернулась к окну. — Оба-а-а! Гляди-ка, патруль!
Я еще раз, чтобы уберечь их от непродуманных действий, показала бабулькам ПМ и, пройдя за стойку, выглянула в окно. Возле бульдозера топтались два солдатика с автоматами, а мент с погонами лейтенанта забрался на гусеницу и о чем-то беседовал с Джамалом. Один из солдатиков неожиданно поднял глаза на окно и пересекся со мной взглядами. Я не успела отступить в глубь комнаты, и он меня узнал. Сразу узнал — наверное, был хорошим физиономистом, — и, что-то крикнув, сиганул за бульдозер.
Вот и все. Беготня закончилась. Начинается война. И что за корова? Взяла и сама сунула рожу на обозрение — мол, вот она я, прячусь на почте. Хотя они все равно бы сюда зашли… Кого теперь брать в заложники? Стриженую девицу? Какая-то она непредсказуемая. Совсем меня не боится. Может доставить проблемы… Одну из бабулек? Хорошо бы, но только это отразится на скорости передвижения. А если, не дай Бог, у заложницы случится сердечный приступ? Или припадок? Нет… Остается мужик. Болтливый слизняк. Породу подобных ничтожеств я хорошо изучила. Много болтают, но ни на что путное не способны. Покорно позволят себя и ограбить, и пристрелить. Правда, этот липецкий псевдопахан может обделаться, и от него будет вонять. К тому же со страху не сможет нормально соображать. Но с этим ничего не поделаешь. Выбирать не приходится.
Я выскочила из-за стойки и от души припечатала ступню к заднице, обтянутой чистыми брючками со стрелочками.
— Подъем!!! Быстро!!!
Мужичок начал лениво вставать на карачки. Слишком лениво. Мне пришлось зацепить его за шкирятник и дернуть вверх. Отлетело несколько пуговиц. Пивной коммерсант тоненько взвизгнул. А я влепила рукояткой ПМ ему по почкам.
— Быстро, сказала!!!
Бабульки синхронно крестились и продолжали тихонечко сидеть на скамейке. Почтальонша, небрежно облокотившись о стену, с интересом наблюдала за мной. Железная девочка! Она вызывала у меня уважение. И я не завидовала ее будущему мужу. Хотя кто знает, как сложится?
— Не нагадил в штаны-то? — с ухмылкой спросила она.
— Нет пока.
— Хорошо. — Крепкий мужик. И где же его бандиты? И мильтоны, которые на довольствии…
— Бабки, пошли вон отсюда!!! — рявкнула я, и в этот момент дверь от сильного удара снаружи чуть не слетела с петель.
Никого в проеме, естественно, не было. Солдатики притаились за дверью. Мечтая об отпуске, до которого было уже всего ничего. Перетопчутся!
— У меня двое заложников! — проорала я. — …Бабки, вон пошли, я сказала… Короче, мне терять нечего. Только суньтесь!
— Полоумная дура, — просипел из-за двери простуженный голос. — На что ты надеешься? Не усугубляй!
— Бабки, вон пошли, вашу мать!.. У меня заложники!
— А у нас твой дружок.
— Давайте сюда его! На счете десять стреляю в колено заложнику! Я не шучу! Раз… Два…
Пивной коммерсант горько взвыл. Так голосят палестинские женщины по убиенным жидами мужьям.
— Заткнись! — Я сильно ткнула заложника стволом пистолета в затылок. — Четыре… Пять… — И в этот момент коротко звякнул телефон на столе почтальонши.
— Ага, — произнесла она в трубку. — Спасибо, Настена. — И поставила аппарат на стойку. — Разговаривай.
О Боже! Да неужели?!! Я мечтала об этом почти двое суток!
— Дядя Алеша! — проорала я в трубку. — Узнал?
— А-а-а! — Слышимость была просто великолепной. — Здравствуй, красавица. Как твое ничего?
Та-а-ак. Паролями обменялись. Теперь о деле. Но сначала…
— Восемь… Девять… — крикнула я в сторону двери. — Я не забыла!.. Дядя Алеша, плохо мое ничего.
И тут диспетчер меня поразил.
— Я полностью в курсе, — спокойно заявил он открытым текстом. — Вчера на тебя был запрос по ментовским каналам. Из какой-то Палицы, кажется. Твоим делом уже занимаются. Подключили Александра Андреича. Так что не беспокойся, все под контролем. Но лучше где-нибудь отсидись пару деньков, чтоб никого лишний раз не дразнить, и проявляйся. Все уже будет о'кей. Есть, где отсидеться?
— Нету!
— Найди. Откуда звонишь?
— Подберезье. Большое село километров в двадцати от Пялиц. Здесь почта. Я удерживаю заложника. Не могу вырваться. Сдаваться?
— Нет… Впрочем, действуй по обстановке. И продержись пару дней. Тебя могут постараться убрать. Не давайся.
Легко сказать: «Не давайся», подумала я и еще разок шарахнула коммерсанта из Липецка пистолетом. А то он снова начал скулить.
— Все, удачи, Марина. Не отчаивайся. И больше сюда не звони. Я сегодня улетаю в Германию, так что трубу отключаю. Не дозвонишься.
