Шторм - Старлинг Борис
Вторник
Кейт накрыта двумя покрывалами и одеялом, но, проснувшись, все равно чувствует себя озябшей. Выпрыгнув из кровати, она бежит к платяному шкафу на дальней стороне комнаты и хватает оттуда все теплые вещи, какие подворачиваются под руку: толстые носки, лыжные штаны с начесом, два свитера. Она напяливает все это на себя. Ее раздувшееся отражение таращится на нее с большого, в полный рост, зеркала на внутренней стороне дверцы шкафа.
Лео еще спит. Слишком разгорячившись ночью, он ногами сбросил постельные принадлежности, и теперь смятые простыни прикрывают лишь нижнюю часть его тела.
Кейт смотрит на будильник. Десять минут седьмого. Он может еще поспать.
Она выходит из спальни в прихожую, открывает входную дверь, поднимает валяющийся на коврике свежий номер ежедневной газеты "Скотчмен" и идет на кухню, где, чтобы не видеть льющейся воды, наполняет чайник, подставив носик прямо под кран.
Пока чайник закипает, она пролистывает газету. "Амфитрита", "Амфитрита", снова "Амфитрита". Фотоснимки спасшихся, схемы парома, таблицы со сходными несчастными случаями. В правом нижнем углу первой страницы маленькая колонка под заголовком "Другие новости". "Другие новости", вот уж действительно нечего сказать. Какие еще "другие новости" могут быть?
Она перескакивает к прогнозу погоды, из которого следует, что сегодня будет самый теплый день в году, в середине дня до двадцати восьми градусов. Жаркий и влажный, причем ожидается, что жара простоит до выходных.
Какая, к черту, жара! У нее зуб на зуб не попадает, и этим все сказано.
Она делает себе чашку кофе и выпивает его таким горячим, какой может вынести, в надежде на то, что жидкость согреет ее изнутри и хоть немного ослабит холод, пробирающий ее до мозга костей.
Краешком глаза она видит красную пульсацию индикатора автоответчика. Сосчитав – получается восемнадцать – вспышки, соответствующие числу поступивших вчера сообщений, Кейт со вздохом подтягивает к себе алфавитный блокнот и нажимает кнопку воспроизведения.
Бесконечные голоса, проникнутые участием. Все наперебой предлагают свою помощь. Ее подруга Мэри. Честер Ренфру, главный констебль округа Грампиан, который говорит, что она может не выходить на работу, пока полностью не оправится. Бронах, дважды, но еще до того как Кейт у нее побывала. Некая Джейн Бэвин, которая говорит, что она психотерапевт. Питер Фергюсон, ее заместитель. Еще пара коллег, некоторые из друзей. Когда электронный голос сообщает, что "список поступивших звонков исчерпан", Кейт замечает, что прослушивает автоответчик и делает записи в блокноте уже около пятнадцати минут.
Она смотрит на страницу перед собой и видит, что сообщение Ренфру записано более крупными буквами, чем остальные.
Он сказал, что ей можно не выходить на работу, пока она не оправится. Коротко и ясно.
Кейт размышляет, не принять ли ванну, и тут же понимает, что на это она не способна. Правда, точно так же она понимает, что ей необходимо с чего-то начать. Ее страх перед водой подобен ране, и избавляться от него придется так же, как залечивают повреждение. Постепенно, шаг за шагом.
Она идет в ванную и снимает с себя одежду. Залезает в ванну, задергивает шторку, берется за распылитель душа. Поворачивает кран, включая душ, но держит распылитель подальше от тела, давая воде нагреться.
Пора.
Струйки воды колют кожу Кейт острыми иголками. Она отводит распылитель в сторону, но тут же, понимая, что обязана пересилить страх, поворачивает к себе. Вода играет на ее животе, плещет вверх и вниз, по груди и по ногам. Там, куда ударяют струйки, кожа краснеет, но боль, хотя и не исчезает, становится не такой острой. Это терпимо. И не так страшно, как она думала.
Правда, когда Кейт пытается поднять распылитель выше, к лицу и голове, руки отказываются ей повиноваться. Это ей пока недоступно. Ну что ж, не все сразу. Шаг за шагом, как и предполагалось.
Она выключает душ и заворачивается в самое большое полотенце, какое нашлось, после чего заходит в спальню, будит Лео, помогает ему одеться и готовит ему завтрак. Слова Ренфру пялятся на нее со страницы.
"Можешь не выходить на работу, пока не оправишься".
Если она хочет примириться с тем, что произошло на "Амфитрите", то, разумеется, лучший способ добиться этого – вести себя совершенно как обычно. Нельзя допустить, чтобы случившееся стало доминировать в ее жизни. Конечно, притворяться, будто ничего не было, глупо, но это не должно поглотить все остальное. Она оправилась. Она будет работать. Все лучше, чем слоняться по дому весь день напролет.
Пока Лео ест, Кейт роется в шкафу, достает рабочую одежду: юбку, блузку, плотный пуловер – и одевается.
Но как только она возвращается на кухню, ее снова настигает крушение "Амфитриты". Как будто прокручивается видеозапись – сначала позади глаз, потом перед ними, и в ушах, и в ноздрях, и на кончиках пальцев, и повсюду вокруг нее. Все происходит заново. Бог свидетель, она прекрасно сознает, что находится в Абердине, в своей собственной квартире, но тем не менее все ощущается столь же реальным, как когда это происходило впервые.
Кейт чувствует, как пол, уходя из-под ее ног, размашисто качается из стороны в сторону. Она делает два быстрых шага к столу и тяжело садится на один из стульев, вцепившись в края сиденья, чтобы не оказаться сброшенной, не полететь через комнату и не врезаться в стену.
Лео бросает на нее быстрый нелюбопытный взгляд и, не вникая в то, что происходит с матерью, с довольным видом продолжает жевать. Снаружи солнечно и тепло, но она ощущает холод и сырость. Чувствует себя промокшей насквозь, обдаваемой солеными брызгами. В ушах стоит лязг и скрежет металла, на который накладываются пронзительные крики. Перед мысленным взором проплывают лица, искаженные злобой и ужасом.
Тем не менее Кейт не напугана. Совсем нет. Повторение пережитого придает ей, как ни странно, ощущение надежности. Все это ей знакомо. Все это она уже пережила, преодолела и, поскольку осталась в живых, знает, что, как бы ужасно это ни воспринималось, концовка будет той же самой. Ведь в этой мысленной видеозаписи крушения парома она единственная, кому удается сохранить самообладание.
