Шторм - Старлинг Борис
– Что-то неладно? – спрашивает она.
– Кейт, – натянуто отзывается Бронах, – тебе нужно кое-что узнать.
Все еще не сводя глаз с тетушки, Кейт наклоняется и тихонько ставит Лео на пол.
– Что?
– Для тебя это, наверное, будет в известном смысле потрясением. Бог свидетель, ты и так хлебнула более чем достаточно, но...
– Тетушка Би, не тяни. Выкладывай.
Бронах прикладывается к баночке "Фостерса". Она мнется, что совершенно на нее не похоже.
– Дело в твоем отце. Ему поручили расследование по парому.
Кейт слышит, как воздух со свистом вырывается из ее легких. Неожиданно она снова ощущает сильную слабость.
Она наклоняется к Лео, но он уже снова залез на диван и смотрит свои мультики. Кейт решает оставить его в покое.
– Он... он занимается расследованием?
– Угу.
– Почему? Как?
– Он возглавляет контору, которая занимается такими вещами. Бюро расследований кораблекрушений, или как там его, то, что в Саутгемптоне. Сама ведь знаешь.
– Я знала только, что он работал в этой организации. А ты говоришь – возглавляет.
– Ага, уже три года. Последние три года. Занял эту должность после смерти прежнего босса.
Вот так, Фрэнк уже три года возглавляет Бюро расследований морских происшествий. Но Кейт не видела его четыре года. Четыре года, с тех пор как Энджи, ее мать – его жена, – умерла. На похоронах отец и дочь разговаривали, но тот разговор был полон горечи и взаимных обвинений. А за шестнадцать лет до того Кейт, тогда девочка-подросток, ежилась от страха наверху лестницы, тогда как внизу между ее отцом и матерью происходил страшный скандал. Наутро она узнала, что отец нашел другую женщину и уходит.
С того момента Кейт повела себя так, будто у нее вообще никогда не было отца. Она убрала его фотографии со своей прикроватной тумбочки и порвала их в клочья. Открытки и подарки, которые он посылал ей на день рождения и на Рождество, она выбрасывала в мусорное ведро неоткрытыми. А вот Бронах, оказавшаяся в непростом положении, поскольку являлась сестрой Фрэнка, сумела поддержать и племянницу, и ее мать. Немало вечеров провела она с Энджи и Кейт, за выпивкой и доверительными беседами.
Бронах никогда не притворялась, будто так же глубоко обманута в лучших чувствах, как и они, и не скрывала от них, что видится с братом, хотя о нем заговаривала только тогда, когда они спрашивали. Когда Энджи умерла, именно Бронах пришла в квартиру Кейт с полной сумкой звякающих бутылок и абсолютной готовностью стать жилеткой, в которую можно выплакаться. Бронах же поддержала Кейт после рождения Лео, Бронах, а не Дэвид. Тот спустя несколько недель после появления на свет сына смылся в Сиэтл.
– Ты думаешь, мне придется с ним встретиться?
Он. С ним. Никогда "отец", никогда "Фрэнк".
– Не сомневаюсь, они захотят опросить уцелевших.
– Он не знает, что я была на пароме.
– Не знает, так узнает, и достаточно скоро. Они получат списки пассажиров.
– Не стану я с ним встречаться. Пусть поручат это кому-нибудь другому.
Бронах бросает взгляд на Лео.
– Все не так просто.
– Почему?
– Они собираются открыть временный офис в Майклхаусе[4] .
Кейт изумленно моргает.
– Но это прямо через дорогу от школы Лео.
* * *Безумие – это цена, которую он платит за убийство. Само небо сделало его безумным. Они приходят к нему снова и снова, его настигает топот их ног. Их черные плащи подобны ловчим сетям. Его уши наполняются их тяжким дыханием. И исчезают они только вместе с кровью, ее кровью, впитывающейся в почву.
Он, конечно, не торопится с ней покончить. Ведь за всю ту боль, все те муки, которые он испытал по ее милости, необходимо отплатить в полной мере. Она связана по рукам и ногам, и ее глаза умоляют его о пощаде. Неужели она думает, что его так просто смягчить? Но ему-то ведомо, что все эти мольбы не более чем циничный тактический ход. Стоит ему освободить ее, и его страдания возобновятся. Но теперь испытывать муки выпало ей, а не ему. Он требует, он желает и требует, чтобы она страдала. Когда он вынимает кляп из ее рта, чтобы позволить ей кричать, ее вопли звучат для него как сладостная песнь сирены.
Пытка продолжается часами и прекращается только тогда, когда он пожелает.
Сейчас наконец он решает ускорить дело. Когда змеи наносят удар, они настолько быстры, что человеческий глаз не в состоянии за ними уследить: один кадр фильма, вот и все. Так вот, сейчас он подобен такой змее.
Радость облегчения и освобождения – вот чувства, которые испытывает он, когда она извивается под ним, когда ее тело дергается и содрогается под ударами ножа. По мере того как жизнь покидает ее, по мере того как изгоняется зло, сердце его переполняется ликованием и торжеством. Вот последний вздох срывается с ее губ и уносится ветром прочь, к морю. Он внимательно следит за тем, как угасает свет в ее глазах.
В этот момент, миг, когда она испускает дух, он овладевает ею. Победителю полагаются трофеи. Он устрашил преследователей, сразился с ней в поединке, поверг ее, и она принадлежит ему. Неожиданность, внезапность – вот то оружие, которое приносит ему победу. Ее приспешники исчезают в бескрылой трусости.
Она принадлежит ему. Место, где он убивает, священно. Конечно, здесь могут гадить собаки, а люди могут ни о чем не подозревать, однако отныне это благословенная почва, священное место обладания, которое никогда и никем не может быть лишено святости. Место, где он ощутил сладостный миг торжества.
Но кровь, которую поглощает земля, свертывается. Она не просачивается насквозь, она порождает отмщение, заражая неистовой одержимостью. Неутолимостью вины.
Рядом с Инверьюри-роуд к склону холма, над которым неподвижно висит восковая луна, прилепилась ферма. Он бывал здесь много раз: огромные порции тушеной говядины, красное вино и застольная болтовня, нескончаемые, сменяющие одна другую небылицы. Счастливые лица в свете свечей, друзья, которые не требуют от жизни и друг от друга большего, чем терпимость и хорошее настроение. В последний раз, когда он был здесь, ему ничего не стоило прогуляться по ферме, измерить шагами расстояние между строениями и приметить, где что хранится. Съестное, фураж, техника, удобрения.
