Кэтти Райх - Уже мертва
– Может, переночуешь сегодня у меня?
Она ничего не ответила. Я проследила за каким-то стариком, положившим под голову узелок и улегшимся спать на скамейке в сквере. Пауза затянулась. Решив, что Гэбби просто не услышала моих слов, я повернула голову, собираясь повторить свое предложение, и увидела, что она напряженно смотрит в мою сторону – выпрямив спину, слегка наклонив вперед голову, абсолютно недвижимая. Одна рука лежит на коленях, вторую со сжатыми в кулак пальцами она крепко прижимала к губам, глаза прищурены. Нижние веки едва заметно подрагивали. Создавалось впечатление, что в данный момент она что-то тщательно обдумывает: просчитывает какие-то варианты и возможные последствия. Эта неожиданная перемена в ее настроении повергла меня в ужас.
– Наверное, ты считаешь, что я спятила.
Ее голос прозвучал совершенно спокойно.
– Я в некотором недоумении.
Я не сказала, что испытываю на самом деле.
– Да уж! Ты очень тактична!
Гэбби ухмыльнулась, насмехаясь над собой и медленно качая головой.
– А ведь я не на шутку струхнула.
Я ждала продолжения. Где-то неподалеку хлопнула дверь машины. Из парка раздался стук молотка. Вдали прогудела сирена "скорой помощи". В городе властвовало лето.
В темноте я больше почувствовала, чем увидела, что настроение Гэбби опять меняется. У меня возникло такое ощущение, что до недавнего момента она шла ко мне по длинной дороге, а в последнюю секунду передумала и свернула в сторону. Ее взгляд скользнул куда-то влево, выражение лица сделалось сосредоточенно-отстраненным. По всей вероятности, она решила еще раз посовещаться с самой собой, продумать, как ей лучше поступить, следует ли мне открываться.
– Со мной все будет в порядке. – Взяв портфель и повесив на плечо сумку, она схватилась за ручку дверцы. – Большое спасибо, что приехала.
Не хочет объясняться, подумала я раздраженно. Может, из-за жуткой усталости или из-за переживаний последних дней я потеряла остатки терпения и взорвалась:
– Минуточку! Я желаю знать, что происходит, черт возьми! Час назад ты позвонила мне и сказала, что кто-то пытается тебя убить! Из ресторана ты летела так, будто за тобой гонится маньяк! Потом тряслась и отдувалась! Твои руки дрожали, будто подключенные к электросети! И после всего этого ты собираешься уйти просто так, ничего не объяснив, бросив "спасибо, что подвезли"?
Никогда в жизни я еще не злилась на Гэбби так сильно. Я разговаривала с ней на повышенных тонах, едва не задыхаясь от гнева. В левом виске стучало.
Она замерла. Ее глаза стали круглыми и как будто немного впалыми, как у зайца, попавшего в полосу дальнего света фар. Мимо нас проехала машина, и лицо Гэбби побледнело, затем покраснело и напряглось.
Спустя несколько мгновений ее напряжение стало ослабевать, словно утекая в открывшийся где-то невидимый клапан. Гэбби отпустила ручку, вновь положила портфель на колени, откинулась на спинку сиденья и опять о чем-то задумалась, уходя в себя. Возможно, ей во что бы то ни стало хотелось уйти, и она продумывала, как это сделать, или просто не знала, с чего начать рассказ. Я ждала.
Наконец, набрав полную грудь воздуха и медленно расправив плечи, она заговорила. Я с первого мгновения поняла, что услышу далеко не все. Гэбби решила открыться мне лишь частично, поэтому с особой тщательностью подбирала слова. Я прислонилась к дверце, обхватив себя руками.
– В последнее время я работаю с... довольно необычными людьми.
Слишком мягко сказано, подумала я.
– Нет-нет, – продолжила она. – Я говорю вовсе не об уличных людях. Это не столь страшно.
Говорить ей было трудно.
– Я о тех, кто вращается в определенных кругах. Чтобы попасть в эти круги, от тебя требуется не так много. Познакомься кое с кем, усвой некоторые правила и жаргонные слова – и ты там. А дальше все очень просто: главное – не переходить никому дорогу, не мешать мошенникам и не разговаривать с копами. Работать таким образом несложно, если, конечно, не на протяжении нескольких часов подряд. К тому же я теперь знакома с девочками. Они знают, что меня не стоит бояться.
Гэбби замолчала. Я не могла понять, что она собирается сделать – продумать, что говорить дальше, или отделаться от меня, поэтому решила поддержать разговор:
– Кто-то из них угрожал тебе?
Вопросы этики всегда представляли для Гэбби большую важность. Я догадалась, что имена людей, от которых к ней поступала информация, она попытается от меня скрыть.
– Угрожал? Ты имеешь в виду девочек? Нет. С ними у меня замечательные отношения. Знаешь, порой мне кажется, что им моя компания даже нравится. Я ведь могу выглядеть так же сексуально, как они, вот и провожу с ними сколько угодно времени.
Отлично, подумала я. С девочками у тебя все прекрасно. Я задала еще один вопрос.
– Значит, тебя принимают за одну из них?
– Наверное. Я стараюсь, так сказать, влиться в их массу. В противном случае я не добилась бы никаких результатов. Девочки знают, что я не причиню им вреда.
У меня на языке так и крутился закономерный вопрос, но я не задала его. Гэбби и так на него ответила, как будто прочтя мои мысли.
– Если ко мне пристает какой-нибудь парень, я говорю, что в данный момент не работаю, вот и все. Большинство из них сразу отваливают.
Последовала очередная пауза. Гэбби опять занялась мысленной сортировкой – принялась размышлять, какую информацию мне выдать, какую нет, какую еще раз проанализировать, чтобы, возможно, сообщить позднее. При этом она теребила краешек закладки, торчавший из уголка портфеля. В сквере залаяла собака.
Я чувствовала, что Гэбби кого-то или что-то прикрывает, но больше не пыталась ничего из нее выудить.
– Большинство из них отваливают, – повторила она. – А этот – нет.
Пауза.
– Кто он?
Опять пауза.
– Не знаю, но не сутенер, это точно. Любит крутиться возле проституток. Девочки не обращают на него особенного внимания. Как-то раз ему захотелось со мной пообщаться, вот я и разговорилась с ним – об уличной жизни и ее законах ему много известно. – Пауза. – В последнее время этот придурок меня преследует. Сначала я этого не замечала, но потом стала обращать внимание, что он появляется в самых неожиданных местах: то едет со мной в одном вагоне метро, когда я возвращаюсь домой, то прогуливается здесь, в сквере. Однажды я увидела его у Конкордии, рядом со зданием библиотеки, где у меня офис. Иногда он просто идет за мной по тротуару, как, например, на прошлой неделе на Сен-Лоране. Я решила проверить тогда, не ошибаюсь ли в своих подозрениях, и пошла быстрее. Этот ненормальный тоже прибавил шагу. Я сбавила темп. Он тоже. Я нырнула в кондитерскую, надеясь, что хоть таким образом от него отвяжусь. Ничего не получилось. Когда я опять вышла на улицу, он стоял на другой стороне, делал вид, будто рассматривает витрину.
– Ты уверена, что постоянно видишь одного и того же парня?
– Абсолютно.
Последовала тягостная пауза. Я ждала продолжения рассказа.
– Это еще не все, – произнесла наконец Гэбби, рассматривая свои руки, которые были опять сцеплены. – В последние дни он начал заговаривать со мной о каких-то диких вещах. Я попыталась избегать встреч с ним, но у меня ничего не вышло. У него как будто появился радар. Сегодня он заявился в ресторан и опять пристал ко мне с безумными вопросами.
Она вновь ушла в раздумья, а спустя несколько секунд резко повернула ко мне голову, словно о чем-то вдруг догадалась. В ее голосе прозвучали нотки удивления.
– Его глаза, Темпе. У него странные глаза! Черные, бесстрастные, как у гадюки, а белки розовые, в кровавых прожилках. Не знаю, больной он или нет, но таких глаз я ни у кого никогда не видела. Когда он на тебя смотрит, хочется куда-то заползти, спрятаться. Я испугалась, Темпе! Наверное, я слишком много думала о нашем с тобой последнем разговоре, о том чокнутом, с последствиями забав которого тебе приходится возиться. Да-да, в моем мозгу все перемешалось.
Я не знала, что ответить. Выражения лица Гэбби в темноте я не видела, однако язык ее тела красноречиво говорил о страхе. Спина неестественно выпрямлена, руками она прижимала к груди портфель, будто желала от кого-то защититься.
– Что еще тебе известно об этом парне? – спросила я.
– Не много.
– Что о нем говорят девочки?
– Они не обращают на него внимания.
– Он угрожал тебе чем-нибудь?
– Нет. Не явно.
– Может, каким-то образом проявлял агрессию или выходил из себя?
– Нет.
– Наркотики употребляет?
– Не знаю.
– Тебе известно, кем он работает, где живет?
– Нет. О некоторых вещах в тех кругах не принято спрашивать. Это правило, негласная договоренность.
Мы опять замолчали. Я проследила за велосипедистом, проехавшим по тротуару, крутя педали неторопливыми движениями. Казалось, его шлем пульсирует: когда он проезжал под фонарем, шлем светился, когда въезжал в темноту – гас. Вскоре его поглотил мрак, и я могла видеть только свет фары над задним колесом его велосипеда. Свет. Тьма. Свет. Тьма.
