Роджер Эллори - Красная лента
Миллер задавал вопросы, Рос записывал. Джулия Гибб не была близко знакома с Кэтрин Шеридан. Как и с любым другим посетителем. Она не заметила в ее поведении ничего необычного, не считая того, что Кэтрин вернула книги, но новых не взяла.
— Я все пытаюсь припомнить, говорила ли я ей что-нибудь вчера, — призналась Джулия. — Не припоминаю, чтобы я проронила хоть слово.
— Какие книги она вернула? — спросил Миллер.
— Я записала, — сказала Джулия Гибб. — Я знаю, что это не очень важно, но я подумала, что кому-то это будет интересно.
Она протянула им листок. Рос взял его, пробежал глазами по названиям: «О мышах и людях» и «К востоку от Эдема» Стейнбека, «Илиада» Гомера, еще пара названий, которые не были ему знакомы.
— Во сколько она пришла?
— Довольно рано, возможно, без четверти десять, где-то так. Я помню, ведь мы были открыты недолго.
— Вы видели ее, когда она уходила?
— Ну, я была с другим клиентом и услышала, как хлопнула дверь. Я подняла взгляд, но не увидела, кто это был. Я решила, что это Кэтрин Шеридан, поскольку, когда я закончила с клиентом и он ушел, то обнаружила, что осталась в библиотеке одна.
Миллер кивнул и посмотрел на Роса. Тот покачал головой. У него больше не было вопросов.
— Сегодня мы на этом закончим, — сказал Миллер. — Спасибо за помощь, мисс Гибб.
— Пожалуйста, — ответила она. — Такая трагедия, правда? Какой ужас!
— Вы правы, — сухо ответил он и посмотрел на клочок бумаги с названиями книг, прежде чем засунуть его в карман пальто.
Когда они отъезжали от библиотеки, Миллер понял, для чего нужны подобные краткие встречи с людьми. Они призваны напоминать об их существовании. Кэтрин Шеридан была человеком — прежде, чем умереть, она была жива. Как Джулия Гибб. Обычные люди наблюдали, как вокруг них взрываются жизни посторонних. Противоречия человечества. Моменты ужаса. Никто их не понимал, и очень часто никому не было до них дела. В кармане Миллера лежал список книг, которые Кэтрин Шеридан читала перед смертью. Ему было интересно, выбрала бы она другие книги, если бы знала, что они будут последними, которые она прочтет перед смертью. Странная мысль, но в свете случившегося она лишь подкрепляла уверенность в том, что жизнь непредсказуема и ее легко растоптать.
То же самое было, когда они приехали в магазин на пересечении Эл-стрит и Десятой. Владельца магазина звали Льюис Роарк. В его голосе, темных волосах, светло-голубых глазах чувствовалось что-то ирландское. Он не помнил Кэтрин Шеридан. Даже когда Рос показал ему фотографию, он не вспомнил ее. Загруженный день. Было утро. Приходили люди, чтобы купить болонскую колбасу, чорисо, миланскую салями, сетки с сыром для пикника, большие сандвичи. Взрослые с детьми, дедушками и бабушками. Еда навынос. Ничего особенного. Нет, он не помнит Кэтрин Шеридан. С чего бы ему ее запоминать? Судя по фотографии, обычная дама. Мир битком набит обычными дамами. Пирсинг в носу, голубая челка — такое он, может быть, запомнил бы. Но обычную даму? Он улыбнулся, покачал головой и извинился, хотя ему не было за что извиняться.
Роарк взял визитку Миллера, подождал, пока Миллер и Рос выйдут из магазина и перейдут на другую сторону улицы, и выкинул ее в урну. Если он не помнил ничего сегодня, то завтра он уж точно ничего не вспомнит. Его ждали клиенты: могу я вам помочь?
Миллер и Рос сели в машину, которая стояла в квартале от магазина.
— Значит, она идет в библиотеку, — сказал Рос. — Она возвращает книги, но больше ничего не берет. Она идет в магазин. Возможно, пешком. Она покупает хлеб, масло, сыр, но возвращается домой только в половине пятого.
— Она ходила куда-то и занималась с кем-то сексом, — предположил Миллер будничным тоном.
— Возможно, хотя не точно. Поедем к коронеру или в пиццерию?
— В пиццерию, — решил Миллер. — Я хочу поговорить с каждым, с кем она контактировала.
Рос завел двигатель.
— Дело в том, — добавил Миллер, — что, если бы она не заказала пиццу, мы бы, возможно, до сих пор не знали, что ее убили.
ГЛАВА 5
Наташа Джойс стояла возле класса в воскресной школе, где училась ее дочь, и ждала одиннадцати часов. Школа находилась на приличном расстоянии от второго участка, и это расстояние измерялось не метрами, а социальным положением, культурой и цветом кожи. Воскресная школа, прилегавшая к обветшалому зданию общественного центра, сохранила под слоем граффити некоторые черты образовательного заведения. На входных дверях было больше запоров и скоб для висячих замков, чем Наташа могла сосчитать. В коридоре, где на стенах висели детские фотографии и объявления, можно было без труда различить оголенные бетонные блоки, наспех покрашенные панели, трещины и щербины. Подобное плачевное состояние отчасти было вызвано тем, что никому не было до этого дела, а еще тем, что школа получала слишком мало средств на ремонт. Это было унылое место, олицетворение бедных кварталов Вашингтона в миниатюре.
Со своего места через покрытые изморозью стекла окон Наташа видела размытые цветные пятна — по коридору бегали дети. До нее доносились топот, хлопки, обрывки разговоров и смех. Прозвенел звонок, и Наташа вошла. Она улыбнулась учительнице Хлои — мисс Антробус. Довольно милая дама, но скованная. Она была мулатка, полукровка. Несколько поколений назад кто-то из ее предков согрешил с белым, и теперь мисс Антробус не принадлежала ни к той, ни к другой расе. Ни к черным, ни к напуганным белым из Джорджтауна. Возможно, она нашла отдушину в Иисусе. Возможно, она притворялась.
Мисс Антробус улыбнулась в ответ и направилась к ней сквозь толпу детей.
— Может, ничего страшного, — сказала мисс Антробус. Она постоянно переводила взгляд с места на место. Казалось, она пытается что-то найти и не может. — У меня на столе лежал экземпляр «Пост», — продолжила она. — Статья о страшном происшествии. Женщина, которую убили…
Наташа замерла. Она понимала, что напряжение отразилось на ее лице, но старалась сдерживаться.
Хлои переминалась с ноги на ногу возле выхода, желая быстрее отправиться домой.
— Хлои увидела фотографию этой женщины и сказала, что знает ее. — Мисс Антробус нервно улыбнулась. — Я знаю, что это не может быть правдой… Должно быть, она спутала ее с кем-то.
— Да, воображение у нее развитое, — ответила Наташа, бросая взгляд на Хлои.
— Вы слышали об этом случае?
Наташа нахмурилась.
— Я не уверена, что понимаю…
— В субботу убили женщину. Ее фотография была в «Вашингтон пост». Хлои сказала, что узнала ее. Она не… Вы ведь не знали ее, не так ли, мисс Джойс?
Наташа покачала головой.
— Нет. Я даже не представляю, кого она может считать нашей знакомой, — ответила она и услышала беспокойство в своем голосе.
Наташа попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной, скорее похожей на гримасу. Она подошла к двери, потянулась к ручке и поманила к себе Хлои.
Хлои мгновенно оказалась рядом, глядя на нее блестящими внимательными глазами.
— Мама! — воскликнула она. — Эта дама… Ты помнишь? Она приходила с мужчиной, когда они искали папу, и тот мужчина дал тебе деньги… Помнишь, когда он дал деньги, мы еще купили Полли Педаль…
Наташа распахнула дверь и вытащила Хлои в коридор, оглядываясь на мисс Антробус и изо всех сил пытаясь удержать на лице улыбку.
— Я видела ее сегодня в газете… ту милую даму…
Наташа снова бросила взгляд на мисс Антробус. Она смотрела на них, и у нее было такое выражение лица, словно ее так и подмывает взять телефон и кое-куда позвонить.
— Это была другая женщина.
Наташа сказала достаточно громко, чтобы услышала мисс Антробус. Она испытывала замешательство и тревогу. Она не понимала, что происходит, но знала, что лжет дочери.
В трех кварталах от школы Наташа купила «Пост», посмотрела на фотографию Кэтрин Шеридан и прочла первые два-три абзаца статьи.
— Это ведь она, да, мама?
Наташа покачала головой.
— Не знаю, милая… Похожа на нее. Возможно, это просто кто-то похожий на нее.
Она молила Бога, чтобы это было так. Она надеялась, что на черно-белой фотографии в газете изображена другая женщина. Сегодня она видела ее уже второй раз — сначала по телевизору, теперь в газете. Она боялась. Страшно боялась.
— Я думаю, это она, мама. У нее такое же выражение глаз.
— Какое выражение?
Хлои пожала плечами.
— Не знаю. Может, она знала, что кто-то доберется до нее.
Наташа нервно хохотнула. Она вспомнила, как стояла рядом с этими двумя на пронизывающем ветру. Рядом с женщиной и мужчиной. Сколько времени прошло с тех пор? Пять лет. Святой боже, уже целых пять лет прошло. Женщину звали не Кэтрин Шеридан. А мужчина… Он жевал жвачку и все время оглядывался, словно «нервный» — его второе имя. Казалось, он постоянно настороже, постоянно следит, не привлекают ли они к себе излишнего внимания.
