Джон Макдональд - Смерть в пурпуровом краю
— Это же все неправда, Джес.
— Я должен защищать свой бизнес. А с чего мне защищать человека, выбросившего меня за дверь? Я должен оберегать и свои джэксонвиллские связи. Могу хорошо потрудиться к выгоде своих клиентов, но только если они меня уважают. Ему следовало об этом помнить, когда распускал руки. Если тебе удастся наладить наши отношения, выгадает и Сэм, и я.
— Есть у меня кое-какие мысли, но сначала мне нужно побольше узнать, из-за чего, собственно, вы поругались?
Джес откусил кончик новой сигары, выплюнув его в темноту.
— Он хотел, чтобы я провернул для него отличную операцию, а сам кое-что скрыл от меня, мне пришлось самому выяснять. Вот он и взбесился. Что она — принцесса или еще кто?
— Джес, мистер Сэм сердился потому, что думал: раз ты догадался, то, наверно, кому-нибудь рассказал?
— Честное слово, я ему поклялся, даже пальцем не… Пораженный, он повернулся к ней:
— Ты, похоже, что-то об этом знаешь?
— Возможно, у меня есть свои способы догадываться.
— Например?
— Например, меня заинтересовало, почему ты столько времени посвящал тем старым досье. Из канцелярии их не брал, а работал с ними тогда, когда мистер Сэм был в отъезде. Делал вид, что занимаешься этим конфликтом с налогами, но проверял документы прошлых лет. И не забирал к себе, в свою контору. Это выглядело странно, Джес. Все свои записки с цифрами, расчетами комкал и бросал в мою корзинку. Я даже подумывала, не поговорить ли об этом с мистером Сэмом. Джес, ты действительно поступал нечестно.
— Я только делал свою работу.
— Те листочки, бумажки я собирала, они меня удивили, а потом все встало на свои места. Ты подсчитал все доходы мистера Сэма, отбросил налоги и его текущие расходы, сравнил с остатками на счету и понял: оставалась сумма, о которой ты ничего не знал.
— Ты сообразительная девушка, Энджи.
— А знаешь, вряд ли я догадалась бы, если б ты с месяц назад не сказал нечто странное. Вроде бы в шутку, но потом так внимательно следил за мной, так что это ведь была не шутка?
— Что я тебе сказал?
— Но, Джес, ты должен помнить! Сказал, что я так же надежна, как банк, только налогов не требую. Я ни сном ни духом не ведала, что ты имеешь в виду. А позже эти слова натолкнули меня на мысли о наличности, и мне показалось, что именно такие деньги ты искал, но не знал, где они. При первой возможности я обыскала квартиру мистера Сэма, и знаешь, что нашла? В шкафу стоял тщательно уложенный чемодан. А ведь он никуда не собирался ехать. Там были все необходимые вещи, Джес. Но никаких денег. И еще кое-что меня испугало.
— Что?
— Паспорт с его фотографией, но на другое имя. И всякие деловые бумаги на то же имя. И долговые расписки на тридцать пять тысяч долларов. И кожаная зеленая чековая книжка без имени, с французской печатью, на двадцать тысяч фунтов в цюрихском банке.
— Значит, я был прав.
— Но никаких денег. А на другой день я тебя спросила, нет ли у мистера Сэма серьезных неприятностей.
— Я сказал тебе правду, Энджи, — если его обвинят в мошенничестве, не знаю, как он вывернется. По-моему, такое обвинение было бы ошибкой. Но любой процесс таит неожиданности, и всегда оставалась опасность, что его засадят на год. Но, как оказалось, все прошло очень гладко.
— Эту опасность мистер Сэм никогда не принимал всерьез. Когда за ним пришли бы, его уже давно бы тут не было. Но если ты обо всем этом донесешь, его опять прижмут, и намного сильнее.
— Как только появится надежда уладить наши отношения — никому ни слова.
— Не представляю, Джес, как ты собираешься их уладить. Ведь если бы ты не начал действовать у него за спиной и не ляпнул ту глупую шутку, я бы не догадалась ни о тех деньгах, ни о том, у кого они. Когда я с ней говорила, чтобы проверить свою догадку, она была убеждена, что об этом мне сказал ты. И похоже, ты, сам не сознавая, сделал это.
— Ты с ней разговаривала?!
— И обманула ее, но с добрыми намерениями. Как-то вечером случайно зашла к ней, и она меня впустила — вся в шелку и кружевах, надушенная. Я сказала: мне известно, что те деньги у нее, и она призналась — да. Я ее обозвала бесстыдной распутницей, а потом выложила свое вранье. Сказала, будто ты собираешься донести на Сэма, чтобы изъять налоги с той суммы, но Сэму ничего нельзя говорить — он может сотворить какую-нибудь ужасную глупость и вызвать новые осложнения. Потом говорю: ты мне обещал немного подождать, а пока я думаю, как заставить тебя молчать, но мне, вероятно, понадобится ее помощь, я дам ей знать.
Джес изумленно уставился на нее. В слабом ночном свете его лицо выглядело светлым пятном, на котором четко выделялась оправа очков.
— Конечно, ему не пришлось бы скрываться, ни в коем случае, — продолжала она. — Я храню этого человека и телом и душой. Не допущу, чтобы, пока жив, нанесли ему вред. Ничто и никто.
Заметив, что Джес потихоньку сдвигается к краю штабеля, нащупывая одной ногой опору, она быстро добавила:
— Значит, она и сегодня была бы жива, если б ты не действовал у него за спиной, и поэтому, думаю, мистер Сэм уже никогда к тебе не переменится.
Джес дернулся вниз, но она, перевернувшись на живот и вытянув длинные ноги, охватила щиколотками его грудь и одну руку. Джес стоял на земле, шатаясь, он мог стащить ее со штабеля вниз. Опустив лицо, она ухватилась руками за верхние доски. Джес, задыхаясь, царапал слабыми пальцами плотную ткань ее комбинезона, а она постепенно усиливала нажим, чувствуя, как мускулы на ее длинных, гладких ногах твердеют, словно мрамор.
Джес внезапно бессильно обмяк. Подержав его еще с минуту, она разжала ноги, позволив телу упасть. Не торопясь, сползла со штабеля вниз и, встав над ним, натянула бумажные перчатки. Склонившись над телом, положила руку на горло, ощущая его быстрое, прерывистое дыханье. Выпрямив его вялые, бессильные ноги, она резким рывком вскинула его колени на плечо. Стала продвигаться мелкими шажками, придерживая на груди колени, чувствуя, как мужская рука при каждом шаге легко касается ее бедра сзади. Подойдя к машине, левой рукой открыла дверцу со стороны водителя и, сбросив тело, втиснула на сиденье перед рулем. Падая, он чуть не нажал локтем на клаксон, и это напугало ее: склонив голову, она внимательно осмотрела все вокруг, прислушалась. Затем, пригнувшись, поставила тяжелые ступни на педали, попробовала выпрямить тело за рулем. Джес сидел, сгорбясь, уткнувшись подбородком в грудь, и слабо хрипел.
Присев перед дверцей, она стащила перчатку с правой руки, а левой рукой придержала его правое плечо, чтоб не падал. Твердыми, расставленными пальцами правой руки зарылась в мягкую диафрагму слева, выше ноздреватой точки пупка, точно под дугой последнего ребра. Ей мешала рубашка. Расстегнув и распахнув ее, она опять погрузила пальцы глубоко в мягкую плоть, стараясь проникнуть за край ребер. Вялость Джеса вызывала отвращение, но она, напрягаясь, старалась просунуть руку поглубже. Пришлось опереться локтем, и наконец что-то поддалось, внутренние ткани стали мягко разрываться. Джес Гейбл издал стон и пошевелился.
— Ну-ну, — зашептала она. — Сейчас все кончится, вот-вот. Подушечки ее пальцев упирались в твердые ребра, рука — глубоко в теле скрюченного мужчины. Она ощутила, как пульсирует горячая мышца, величиной в два кулака, ударяется, упругая, как резина, о кончики указательного и среднего пальцев.
Вот она — суть и основа Джесова бытия. Передохнув, она вдруг вновь представила себя Жанной Орлеанской, стоящей среди вздымающихся языков пламени, и опять примешивались ощущения красной кобылицы. От напряжения руку схватила судорога, но она переждала ее. Джес шевельнулся. С усилием превозмогая себя, она отделила один палец и резко воткнула его в сердце — оно дрогнуло, затрепетало, но палец продолжал давить, пока мышца не затихла. Джеса охватила долгая дрожь, из горла вырвался слабый звук, похожий на позыв рвоты. А ее заливали волны сладостного обжигающего чувства, лишающего сил. Вытащила руку из глубокой ямки, которая тут же исчезла. Ей пришлось на минутку присесть — закрыв глаза, глубоко задышала ртом, а затем, натянув правую перчатку, ловко застегнула и заправила рубашку на трупе. Захлопнув дверцу и обойдя машину, уселась с другой стороны и, прижавшись вплотную к Джесу, завела мотор. Поставила передачу на малые обороты, и машина тихонько стронулась с места. Она направилась вниз по Тайлер-стрит, зажгла фары и на увеличивающейся скорости выпрыгнула из машины, захлопнув дверцу. Добежав до школьного двора, встала в тень, следя за авто, которое начало сворачивать налево. Колеса перевалились через край тротуара, а Энджи, пробежав несколько метров, затаив дыхание, прислушалась: машина с треском продиралась сквозь кусты, потом раздался глухой удар — шум ломаемых веток утих, но мотор продолжал работать.
