Кирилл Шелестов - Пасьянс на красной масти
Я поднялся и отодвинул стул. В мертвой тишине скрип ножек по паркету прозвучал зловеще.
Лисецкого затрясло. Его щеки запрыгали.
— Сядь! — рявкнул он. — Ты что себе позволяешь?! Ты с губернатором разговариваешь!
— Когда хочу, — поправил я, мягко улыбнувшись ему в лицо. — А когда не хочу — не разговариваю. Это называется демократия. Шутка. Дарю.
Он побледнел. Я посмотрел в его синие глаза, которые от ярости стали голубыми и старчески-бессильными. Потом я, не спеша, продефилировал мимо него к двери и, подчеркнуто вежливо попрощавшись, вышел.
Когда на улице я закуривал, то мои пальцы предательски подрагивали. Я не гордился собой. Все вышло на редкость глупо и по-мальчишески безответственно. Я не имел права так поступать. Я вновь подвел друга и начальника, я поставил под удар успешность проекта. Я нажил себе врага в лице губернатора области. Черт, я все понимал! И, все же, черт! Черт! Я совершенно точно знал, что если бы эта сцена повторилась, я не смог бы повести себя иначе.
Когда я подходил к гостинице, мне на мобильный телефон позвонил Храповицкий.
— Ты осознаешь, что ты натворил? — осведомился он сдавленным голосом.
— Да! — коротко ответил я. — Извини, пожалуйста.
— Ты считаешь, что можно наплевать на все, взорвать колоссальный проект, в котором задействованы сотни людей, потом сказать «извини» и считать вопрос исчерпанным? — Голос его звенел от бешенства.
Признаюсь, я уже устал извиняться. Я уже от всего устал.
— Прости, — повторил я. — Я готов написать заявление об увольнении. Надеюсь, это несколько исправит ситуацию.
— Пиши! — крикнул он и бросил трубку.
4
Часа два я провел в номере, слушая по телевизору новости на английском. Потом я все-таки заснул. Меня разбудил телефонный звонок. К моему удивлению, это был Гозданкер.
— Не хочешь прогуляться? — спросил он без предисловий.
— Иду, — ответил я коротко, даже не пытаясь угадать причину, по которой Гозданкера потянуло на романтические ночные прогулки в моем обществе.
Ефим ждал меня внизу, нахохленный и сосредоточенный. Мы приветствовали друг друга масонской улыбкой и, ни слова не говоря, вышли из отеля. Стемнело, и шумная ночная жизнь уже бурлила на улицах. Ефим брел не спеша, подволакивая ноги и с любопытством оглядываясь по сторонам. Я шел рядом, не начиная разговора. Я понимал, что он вызвал меня не просто так, что у него есть цель. Разумеется, я уже начал догадываться о том, какое направление примет беседа, но я не собирался облегчать ему задачу.
— Лисецкий тебе никогда не простит сегодняшней сцены, — задумчиво произнес Ефим наконец. — Он очень злопамятный.
— Значит, и ему, и мне придется привыкать к новым отношениям, — заметил я с несколько наигранной беспечностью.
Гозданкер понимающе кивнул, словно и не ожидал от меня другого ответа.
— Володя, кстати, тоже, — продолжил он после паузы, с многозначительным нажимом.
На это я не ответил. Тема начала обозначаться.
— Что собираешься делать? — поинтересовался Ефим небрежно.
— То же, что и раньше, — пожал я плечами. — Жить.
— Чем заниматься?
А вот это был уже почти прямой вопрос, подразумевавший, что возврата к моим прежним занятиям для меня не существует. Я покривился.
— Не забывай, меня еще не уволили, — напомнил я. Что было не вполне точно, поскольку соответствующее распоряжение начальника я, можно сказать, уже получил.
— Уволят! — уверенно пообещал Гозданкер.
— Из-за Лисецкого?
— При чем тут Лисецкий! — отмахнулся Ефим. — Даже у него не хватит наглости требовать у Храповицкого твоего увольнения. Так грубо в чужую епархию не влезают. К тому же он отлично понимает твою роль в совместных начинаниях. Гораздо удобнее держать тебя при себе, но на коротком поводке. Этот сумасшедший проект ведь ты придумал?
— Скажем так, я принимал в нем участие, — отозвался я скромно.
— А аферу с переизбранием Кулакова тоже ты провернул? — Он хитро покосился на меня.
— Нет! — ответил я поспешно. В свое время я дал себе слово никогда в этом не признаваться и твердо его придерживался.
— Лисецкий считает, что ты! — усмехнулся Ефим. — А я, так спорить могу, что ты! Хотя я не в курсе деталей. Кажется, там даже Храповицкий не понял, что именно произошло.
— Давай оставим эту тему, — попросил я.
— А теперь ты снова замутил что-то непонятное с выборами в Нижне-Уральске. И в результате вы хапнули азотный комбинат! — не унимался Гозданкер. — Ты думаешь, я не знаю, что ты не вылезал оттуда все последнее время?..
— Ефим! — взмолился я. — Давай поговорим о женщинах. Вот помню, захожу я однажды в женскую баню…
— Я не хочу говорить о женщинах, — перебил меня Гозданкер серьезно. — Я хочу говорить о делах. Ты умный человек.
Я почему-то вдруг вспомнил, как я скакал на сцене ночного клуба и фыркнул.
— Чему ты смеешься? — удивился Гозданкер.
— Был бы я такой умный, как ты обо мне думаешь, сегодняшнего эпизода бы не случилось! — ответил я с досадой.
Гозданкер подумал над моими словами.
— Не знаю, — возразил он. — Может быть. А может, и нет. Тут другое. Ты отстаиваешь свое право на независимость. Это глупо лишь в том случае, если ты не знаешь цены, которую придется заплатить за независимость. То есть если ты хочешь быть богатым, как я или Володя, а ведешь себя так, как тебе нравится, то это, конечно, по-дурацки. Ты хочешь быть таким же богатым?
Я не раз задавал себе этот вопрос. И я знал на него ответ.
— Для этого мне пришлось бы слишком много в себе менять, — отозвался я. — По сути это означало бы жить вашей жизнью. Если формулировать коротко, то для того, чтобы стать такими же богатыми, как вы, нужно жить с вашими женщинами. Я не готов жить с вашими женщинами.
Гозданкер коротко рассмеялся.
— Ну да, — кивнул он. — В этом что-то есть. А тебе не обидно, что на твоих идеях зарабатывают другие? — живо спросил он. Видимо, эта мысль его давно занимала. — Причем, огромные деньги! И ладно бы это был Храповицкий, которого, поверь, я действительно считаю выдающимся бизнесменом. Но при чем тут этот придурочный Вася и ненормальный Виктор, который к тому же тебя терпеть не может!
— Я не завистлив, — ответил я, не реагируя на его осведомленность в вопросе наших сложных внутренних взаимоотношений. — Ефим, может, закончим с общеобразовательным экзаменом? Давай по существу.
Гозданкер помолчал, почесывая бороду.
— Зайдем куда-нибудь, — предложил он. — А то я немного притомился.
Мы вошли в какой-то тесный бар, полный табачного дыма и громких голосов, и отыскали свободное место. Гозданкер заказал себе пива, а я — минеральную воду.
5
— Так вот о твоем увольнении, — снова заговорил он, когда нам принесли заказ. — Я полагаю, что это всего лишь вопрос времени. При нормальном развитии событий Храповицкий в течение года, максимум двух, избавится от обоих своих партнеров. Он выдавит их из бизнеса, они для него бесполезный балласт. И сделает он это с твоей помощью. До того, как это произойдет, ты можешь быть относительно спокоен за свое будущее. А затем настанет твой черед. Ты это понимаешь?
Он пытливо посмотрел мне в глаза. Признаюсь, на сей раз, он застал меня врасплох. Время от времени, когда мои обязанности становились мне тягостными и моя придушенная совесть начинала роптать, я подумывал об уходе. Но мне никогда не приходило в голову, что Храповицкий захочет избавиться от меня по своей инициативе. Я полез за сигаретой, выигрывая время.
— Терпеть не могу табачного дыма, — проворчал Гозданкер, и я, так и не прикурив, положил сигарету на стол.
— Я полагал, умные люди всегда нужны, — заметил я, повторяя избитую фразу.
— Ошибаешься, — ответил Гозданкер спокойно. — Они нужны на этапе становления бизнеса, когда в ход идут рискованные планы, которые, кроме них, никто не в состоянии придумать и осуществить. А когда денег уже много и в бизнесе наступает период спокойствия и стабильности, нужда в умных и смелых людях пропадает. Они начинают раздражать. Их место занимают добросовестные исполнители. Такие, как тот же Игорь Назаров. Или ваш Паша Сырцов. Ты же слишком мятежный для мирного времени. И слишком дерзкий.
Я отлично видел, куда он клонит. И полагал, что предисловий было сделано более чем достаточно.
— Но мы же говорим не о мире, — поторопил я. — Мы говорим о войне, не так ли? О той войне, которую вы начинаете с Храповицким.
Гозданкер одобрительно покивал головой.
— Приятно, когда тебя понимают с полуслова, — заметил он, отпив пива. — Да. Мы говорим о войне. Которую мы с Володей уже начали. — Он выдержал паузу.
— Как ты смотришь на то, чтобы перейти на мою сторону? — прямо, без обиняков, спросил он.
— Ефим, — укоризненно протянул я. — Это несерьезно.
