Ричард Пратер - Шеллшок
Он, улыбаясь, стоял передо мной. Улыбка у него была какая-то странная. Очень похожая на комическую маску с тридцатью шестью зияющими, ничем не заполненными пустотами. Бугры мышц вздымались, опадали и подрагивали на его челюстях, щеках и даже вокруг его глаз.
Он стоял и беспрерывно улыбался. Наконец произнес:
— Это будет очень забавно.
Глава 22
— А что потом? — спросила Спри.
Мы были уже не в Аризоне. Мы оба сидели в моем номере. В отеле «Спартанец» в Голливуде, что в Калифорнии. В том самом месте, которое я называю домом: тропические рыбки, за которыми ухаживал в мое отсутствие Джимми, ночной дежурный; моя нахально-соблазнительная Амелия; диван темно-шоколадного цвета с подушечками для сидения и другие привычные вещи. Мой дом. Мои корни. Место на земле, где бросают якорь после долгих странствий.
Итак, Аризона осталась в прошлом, но с нами были воспоминания о днях и ночах, — хорошие и не очень, — проведенных в пустыне, и мы часами говорили о них.
— А потом я нанял частного детектива в Финиксе, чтобы он разыскал всех людей, у которых я… позаимствовал машины, включая Энди Фостера, и позаботился о том, чтобы они получили компенсацию, материальную и моральную, — во всяком случае никто из них не остался в обиде. Кроме того, он нашел того типа, который продал мне кепочку и клюшку для гольфа, и передал ему триста долларов. К сожалению, для этого ему пришлось ехать в Мичиган. А когда он возвращал хозяину здоровенную дубину с железным наконечником, тот сказал: «Спасибо, но я бросил гольф.»
— О, милый. Неужели из-за тебя?
— Ну… я не думаю. С игроками в гольф это случается часто.
В то утро я увидел Спри в первый раз после ее последнего посещения больницы в Финиксе, почти три недели назад; а теперь уже вечерело, и сумерки мягко обволакивали город за окном. С тех пор прошло три недели, но в то утро, когда я открыл дверь и увидел ее, увидел ее очаровательное лицо, в нашей встрече было то же самое волшебное ощущение, которое я испытал впервые более месяца тому назад.
Большую часть этого месяца я усиленно лечился, восстанавливая былую силу и жизненную энергию, привыкая к впечатлениям типа «Блеск!» и отвыкая от «А, черт!» Я поглотил кучу мощных витаминов С, крохотных пилюль, капель и магических, содержащих железо и прочие питательные вещества сладостей в коробках с непонятными надписями из Западной Германии, Швейцарии, Тихуаны, — сладостей, настолько эффективных и полезных и для оболочки, и для внутренностей человека, что они не разрешены к продаже в Соединенных Штатах Америки. В результате я почувствовал себя так, как никогда еще не чувствовал в своей жизни.
Но главным виновником моего нынешнего цветущего вида и бродивших во мне соков был все-таки доктор Барри Мидленд, специалист по неортодоксальному лечению. Я две недели провалялся под его наблюдением в частной клинике — не в «Медигеник Госпитал» — и не позволял никому, кроме него, даже измерять себе температуру или назначать аспирин. Нет нужды говорить, что это вызвало большое смятение, много «ахов» и «охов» — буквально разожгло битву не на жизнь, а на смерть в святая святых больничного болота и сделалась причиной многочисленных нареканий, жалоб и даже сомнений в моем здравом уме со стороны врачей, медсестер, служащих, практикантов и даже парня, который убирался в туалетах, причем все они настаивали, что именно им, а не мне самому, надлежит заботиться о моей жизни. Во всяком случае такие разговоры были. После всего дерьма, из которого я совсем недавно выбрался полуживым, мне почти не составило труда убедить их в том, что все они представляют собой кучу этого самого вещества, и я выиграл схватку.
Мое эгоистическое упрямство и нежелание принимать «общепринятое» лечение вкупе с моим естественным, как говорится, врожденным отвратительным характером и самому доктору Мидленду доставило немало неприятностей и хлопот. Но он уверил меня в том, что ничего не имеет против, так как давно привык к этому. Кроме того, он подумывал о создании своей клиники в Тихуане, где бы мог спокойно лечить страждущих, не подвергаясь риску сесть за это в тюрьму.
Ах да, кстати, насчет тюрьмы. Я и там провел какое-то время. В сущности только одни сутки. Краткость моего заточения главным образом объяснялась тем, что Бентли X. Уортингтон забросал полицейские органы бумагами юридического характера, пригрозил многочисленным частным и официальным лицам суровыми карами, исключая, разве что, свержение с трона, и поразил всех, без исключения, своей логикой и справедливостью. Поэтому, нет сомнения в том, что всем нам всегда нужны друзья, заботливые и достаточно могущественные. Разумеется те люди, которых я подстрелил или изувечил тем или иным образом, практически были отъявленными негодяями, один из них когда-то был практикующим врачом, а теперь никто из них больше нигде не практиковал. И все они ничуть не осложнили задачу Уортингтона. Интересно отметить, что мое «признание», которое я надиктовал на магнитофон Стива Уистлера, оказалось одним из самых эффективных средств, использованных Уортингтоном для того, чтобы вытащить меня из этой передряги.
— А что стало с той девицей? — поинтересовалась Спри. — С той, которая «просто прелесть».
— Прелесть — это ты.
— Ах мерзавец, ты хочешь притупить мою бдительность своей лестью.
— Даже и не собираюсь…
— Расскажи мне о ней. Папа говорил, что она — не та, за кого себя выдавала, но так и не объяснил до конца.
— Ну хорошо, раз уж это часть всей истории. Когда я встретился с ней, она была Кей Денвер, затем оказалось, что ее зовут Кей Дарк и что она работает на «Экспозе». Но Денвер она была только для меня, Дарк — только для Уистлерл и «Экспозе», а в действительности она — Конни Де Фелитта, очень дорогая «кол-герл»[3] — не меньше пяти сотен за ночь — из Чикаго. Член организованной банды Дерабяна, в которую входили тамошние финансовые тузы и собрали большую часть наличных для создания компании «Голден Финикс Майнз» в расчете на резкое повышение курса акций, причем четко спланированное. Благодаря своему влиянию и деньгам они обеспечили Кей Дарк настолько надежную легенду, что даже Стив Уистлер после тщательной проверки принял ее. Наверное, и сама Кей, или Конни, приложила усилия для того, чтобы убедить его. Ведь она — очень ловкая и хитрая девка, совершенно лишенная комплексов.
— М-да, — проговорила Спри. — Значит, когда она подцепила тебя в баре «У Пита»…
— О чем ты говоришь, Спри! Подцепила меня? Она меня подцепила? Я никак от тебя не ожидал…
— Откуда тебе знать, на что я способна? — Она сузила глаза, поджала губы и напустила на себя таинственно-обольстительно-нагловатый вид. — Откель ты знаешь, паря? — спросила она с каким-то жутким акцентом и голосом, идущим будто из-под земли. — Можа я сама из таких, и звать меня Мирта?
— Мирта? О Господи, хватит, твоя взяла. Так вот, когда Кей подцепила твоего покорного слугу «У Пита», она убедила меня, что у нее проблемы и что ей нужен частный сыщик…
— И по-каковски она тебя убедила?
— Перестань ты наконец? Какая разница «по-каковски». Здесь важно только то, вернее, только то заслуживает упоминания, что когда я проследил за ней и обнаружил ее в «Экспозе», я решил, что она там работает, кстати, так думал не я один. А в действительности ее прислал сюда Дерабян, и она сообщала обо всем, что узнавала, Альде Чимаррону, а благодаря своему положению в редакции она узнавала очень даже много.
— Получается, что когда она подце… Познакомилась с тобой «У Пита», она добывала здесь, в Лос-Анджелесе, информацию для Чимаррона, а не для мистера Уистлера.
— Правильно. Наконец-то ты въехала. Видишь ли, все что было известно в «Экспозе» о «Голден Финикс», о Романеле, обо мне и тебе, например, о том объявлении, которое я дал, чтобы тебя разыскать, тут же узнавал Чимаррон. Колесики и шестеренки исправно крутились…
— Я рада, что ты дал это объявление, Шелл.
— Это один из моих самых незабываемых поступков. За это я должен поблагодарить твоего родителя. И знаешь, какое-то время я думал, что он просто… использует тебя. Но это оказалось совсем не так… Ну что же, все справедливо. Теперь ты богачка, разве не так?
— Фи! Какая-то парочка миллионов.
— Насколько я знаю, в последнее время акции «Голден Финикс» дошли до двух и восьми десятых, так что твоя половина составляет более двух миллионов. А когда придет новое правление, они поднимутся еще выше. Но в любом случае, детка, два миллиона — это тебе никакое не «фи».
— Ладно, мне гораздо важнее то, что будет с папой, Шелл. Его не посадят?
— Может быть, нет. Скорее всего нет. Хотя он, конечно, участвовал в махинации. Но он сказал мне правду: на семьдесят пять процентов его заставили. Кроме того, есть еще эта старая чикагская история — двадцатилетней давности убийство. Теперь к этому делу подключился Бентли X. Уортингтон, да еще Кеймен, Фишер, By и Хью. Сейчас с уверенностью можно сказать только то, что отец быстро поправляется.
