Ричард Старк - Похищение кислого лимона
Теперь он закрыл дверь и спросил:
— Ты назовешь свое имя или я должен прочищать горло каждый раз, когда понадобится привлечь твое внимание?
— Паркер.
— Паркер. Ручка или ноузи?[1] Ха! Ладно, это не так уж смешно. Рановато, чтобы предлагать выпить, но я... Сейчас действительно рановато, не так ли?
— Да.
— Я так и думал. Кофе?
— У меня мало времени, — ответил Паркер.
— Тогда переходим к делу, мистер Паркер. Садитесь.
Паркер сел в кресло с деревянными подлокотниками и оранжевым мягким сиденьем; Брок устроился напротив на черной кожаной софе и, совершенно не смущаясь, по-женски поджал под себя ноги. Если он и гомик, то это больше ни в чем не проявлялось. Его поза выглядела скорее детской, чем сексуальной.
Паркер наклонился вперед, опершись локтями на колени.
— Прежде всего, — начал он, — я занимаюсь тем же, чем и Матт Розенштейн. Мы никогда не встречались, но у нас много общих знакомых по нашему бизнесу. Если хочешь, я могу назвать несколько имен, чтобы ты убедился, что я тот, за кого себя выдаю, а затем продолжим.
— Не сомневаюсь, что ты тот, за кого себя выдаешь, — ответил Брок. — По правде говоря, ты мне кое в чем напоминаешь Матта. Ты, наверно, поспокойней, но вы точно одного поля ягоды. Так что обойдемся без удостоверений личности.
— Хорошо. В нашем бизнесе есть еще один парень, и я знаю, что Розенштейн с ним однажды работал. Мне необходимо его найти, но ума не приложу как. Может, Розенштейну известно, где он. Этот парень мне кое-что должен. Насколько я знаю, чтобы получить ответы от Розенш-тейна, я должен обратиться к тебе.
Брок кивнул:
— Да, правда. Я у Матта работаю почтой. И кто этот человек?
— Джордж Ул, — ответил Паркер. — Ул. — Он наблюдал за лицом Брока, но на нем ничего не отразилось.
— Пожалуй, он мне незнаком, но я ведь знаю не всех дружков Матта. А зачем он тебе?
— Я же сказал, по делу, — сказал Паркер.
— И дело это не мое, а? — Брок дружелюбно улыбнулся. — Вполне справедливо. Итак, ты хочешь, чтобы я поинтересовался у Матта, как найти Ула, верно?
— Или чтобы ты свел меня с Розенштейном, и я спрошу у него сам.
Улыбка Брока слегка потускнела.
— Я не думаю, что нам удастся решить твою проблему таким образом. Но не имею ничего против, чтобы сделать для тебя один телефонный звонок. Ты говоришь, его имя — Джордж Ул?
— Да.
— Необычное имя. — Брок спустил ноги на пол. — Я позвоню, и мы подождем, пока Матт перезвонит нам. Ты знаешь, как это делается.
— Я подожду.
— Боюсь, я не слишком гостеприимный хозяин, — улыбнулся Брок. — Может, все-таки выпьешь кофе, пока будем ждать?
— Сначала позвони.
— Естественно.
Брок встал, сделал шутливый полупоклон, как бы извиняясь за необходимость уйти, и покинул комнату.
Паркер остался сидеть в кресле. Его взгляд перескакивал с детали на деталь, блуждал по стенам. Непривычная обстановка мешала ему сосредоточиться.
Он смутно слышал голос Брока, по всей вероятности говорившего по телефону. Затем бормотание прекратилось, и через некоторое время появился Брок с серебряным подносом, на котором стоял серебряный кофейный сервиз и тарелочка с шоколадным печеньем.
— Печенье домашнее, — сообщил Брок, опуская поднос. — Надеюсь, оно тебе понравится. Какой кофе ты предпочитаешь?
— Черный.
Брок разлил кофе по крошечным витиевато разукрашенным чашечкам с изящно изогнутыми ручками. Положив на блюдце печеньице и маленькую ложечку, подал чашку Паркеру.
Все как у Мадж. Сидеть и ждать телефонного звонка, как в лучших традициях светского времяпрепровождения. Паркер попробовал печенье, оно оказалось вкусным.
Брок примостился на краешке софы и добавил себе в кофе сахар и молоко.
— Знаешь, Арти звонил мне сюда. Когда ты ушел.
— Да?
— Он сказал, что ты ущипнул его за нос. — Брок весело улыбался. — Какая странная шутка!
Паркер пожал плечами и отпил глоток. Кофе тоже был не плох.
Поддерживая разговор, Брок поболтал еще немного об Арти, о своем магазинчике, о погоде, а Паркер отзывался, как и в беседе с Мадж, кивками и междометиями. Сочетание неспешной болтовни, горячего кофе и рассеивающей внимание комнаты действовало усыпляюще. Этому способствовал и шум дождя за окном. Паркер откинулся в кресле и позволил своему телу расслабиться на время ожидания.
Чуть позже Брок сказал:
— Извини, я сейчас вернусь.
Паркер кивнул, и он вышел.
Дождь не переставал монотонно барабанить по закрытым ставням. Кофе приятно грел желудок. Глаза Паркера слипались.
Когда он понял, что его чем-то накачали, что-либо предпринимать было уже поздно. От слабости он не мог даже стоять. Обволакивающая дурнота поднималась кругами от желудка, замутняя зрение и расслабляя мозги. Паркер с трудом повернул голову и посмотрел сквозь шероховатую гипсовую арку в соседнюю комнату. Никого. Столовая за сводчатым проходом, напоминавшая своей тяжелой мебелью монастырскую трапезную, пустовала.
Неподъемные револьверы тянули вниз, узкие карманы не пускали их наружу, после некоторых усилий он смог вытащить свои пушки. Шагнув вперед, упал на колени, но ковер смягчил и приглушил падение. Он сумел дотянуться до софы, его руки еле удерживали револьверы. Паркер запихнул их как можно глубже под лежащие на софе подушки.
Сгустившаяся тьма окутывала комнату какими-то вихрящимися туманами. На руках и коленях он потащил свое ставшее непослушным отяжелевшее тело прочь от софы, обратно к оранжевому креслу. Но цели не достиг — рухнул ничком, и за много миль впереди него какой-то скалистый утес, бывший некогда его лицом, налетел на деревянный подлокотник, и Паркер упал в бездну, и мрак окутал его черной шерстяной пеленай за много часов до того, как он достиг пола.
Глава 4
Он плыл. Парил в синем пространстве. Синева, а затем — темнота. Дно океана. Космос, межзвездное пространство. Крошечные мерцающие огоньки за миллионы миль отсюда. Его тело утопало в темно-синей сахарной вате. Мягкие пелены. Бесконечное круженье.
Очень медленное.
— Ты меня слышишь? Раздражение. Ткань разорвана. Но он все еще парит.
— Ты меня слышишь?
— Да. — Ответить. Так легче.
— Что тебе надо от Джорджа Ула?
— Деньги.
— Какие деньги?
— Мои деньги. Наши деньги.
— У Джорджа Ула есть деньги, принадлежащие тебе?
— Да.
— Как у него оказались твои деньги?
— Двойная игра.
— В ограблении?
— Да.
— Расскажи мне об ограблении. — Сложный вопрос. Раздражение. Болезненное раздражение. — Расскажи мне об ограблении.
Проще ответить.
— Банк. Нас четверо. Бенни Вайс. Фил Эндрюс. Джордж Ул. Тридцать три штуки баксов. Ул пристрелил Вайса. Пристрелил Эндрюса. Спалил дом.
— Как ты оттуда выбрался?
— Через окно.
— Он знает, что ты еще жив?
— Да.
— Тридцать три тысячи — это твоя доля или весь куш?
— Весь.
— Ты знаешь, где сейчас Джордж Ул?
— Нет.
— Ты знаешь; как его найти?
— Матт Розенштейн. Спросить Матта Розенштейна.
— А другие способы?
— Нет.
— Больше никаких связей с Улом?
— Бенни Вайс.
— Разве он не мертв?
— Да.
— Так что Розенштейн — твоя единственная ниточка.
— М-м...
— Розенштейн — твоя единственная ниточка?
— Да.
— У тебя есть другие дела к Розенштейну?
— Нет.
— Ты угрожаешь Розенштейну?
— Нет.
— Ты сможешь найти Ула, если Розен-штейн тебе не поможет? — Трудный вопрос. Раздражение. Боль. — Ты сможешь найти Ула без помощи Розенштейна?
— Нет. Может быть. Нет. Может, как-нибудь.
— Как?
— Не знаю.
— Что ты будешь делать, если не найдешь Ула?
— Что-нибудь еще.
— Хорошо. До свидания, мистер Паркер.
Парение. Синева и темнота. Глубже. Глубже в синеву и темноту. Погружение вниз. Выход. Пустота.
Глава 5
Голова раскалывалась на части. Резкая, отчаянно жестокая головная боль вернула его в сознание. Он застонал, шевельнулся и ощутил под собой очень жесткую, неровную поверхность. Заставив себя приоткрыть глаза, увидел в дюйме от лица шероховатый бетон. Еще раз шевельнувшись, ощутил бетон всем телом и понял, что лежит на нем плашмя, лицом вниз.
Стояла ночь; тьму слегка рассеивал свет далеких электрических фонарей.
Голову сверлило так, будто кто-то разрезал его мозг на две половинки, проложил между ними кусок наждачной бумаги и принялся тереть их друг о друга. Ему казалось, будто его череп треснул от переносицы до затылка. Боль была настолько острой, что удерживала его в сознании, но в то же время грозила его и отключить в любой момент.
Лежать так дальше становилось невыносимым. Он с трудом подтянул под себя руки и, корчась от удвоившейся головной боли, смог в конце концов принять сидячее положение.
Вокруг возвышались темные кирпичные стены. Чуть дальше направо виднелось открытое пространство, за которым уличные фонари освещали кусок тротуара и несколько припаркованных автомобилей.
