Николас Блейк - Бренна земная плоть. В аду нет выбора. Голова коммивояжера
Найджел прервал энергичный словесный поток Старлинга:
— Нет, я живу у О'Брайена… А могу я спросить, что тут делаете вы?
— Коллекционирую знаменитостей… Аристократов я уже всех собрал и теперь занимаюсь разного рода знаменитостями. Откровенно говоря, по большей части они чертовски скучны. Но на этого летчика я возлагаю большие надежды. Он кажется мне милым человеком, хотя я и встречал его только раз, на каком-то обеде; правда, я был тогда не совсем трезв — там подавали такой ужасный портвейн — и потому мог и ошибиться.
— И эта единственная встреча на обеде дала ему повод пригласить вас на свою вечеринку для избранных?
— Всему виной, вероятно, мое личное обаяние. Поверь мне, у меня есть приглашение… Только ты выглядишь слишком уж подозрительным. Ты что, выступаешь здесь в роли тайной полиции? Должен охранять столовое серебро или что-либо в этом роде?
«Не что-либо, а кого-либо», — охотно ответил бы Найджел, но ему пришлось ответить более уклончиво.
— И да, и нет, — сказал он. — Только, Филипп, прошу вас, ради Бога, не говорите никому из гостей, что я — детектив. Это очень важно.
— Хорошо, хорошо, мой мальчик! Я буду нем как рыба. Ты знаешь, если бы я не был профессором, то выбрал бы себе твою специальность. Меня ужасно привлекают теневые стороны жизни. Правда, этого вполне хватает и в университете, так что совсем не обязательно заниматься преступлениями профессионально… Да, ты слышал о старосте студенческого союза, которого поймали, когда он пытался выкрасть экзаменационные задачи?
Пока профессор рассказывал скандальную историю, они добрались до дома.
За ленчем знаменитый летчик и известный ученый открыли небольшую дискуссию о достоинствах Греты Гарбо и Элизабет Берглерх. Оба оказались прекрасными собеседниками: О'Брайен — благодаря своей несломленной жизнерадостности, Стерлинг — благодаря редкой образованности.
После ленча полковник умчался на своем спортивном кабриолете на вокзал, чтобы встретить Люсиллу Траль и Киотт-Сломана. Когда те прибыли в усадьбу, Найджел отметил про себя, что Киотт-Сломан представляет собой тип довольно занудного мужчины с глазами, напоминающими голубой фарфор, и нетерпеливым ртом профессионального болтуна. Люсилла Траль соответствовала описаниям полковника — она действительно была красавицей. Она вышла из машины подобно Клеопатре, спускающейся со своего золотого трона, и даже резкий ветер оказался бессильным перед ее духами. Для женщины она была довольно высокой.
— Черт возьми! — восхищенно пробормотал Найджел, когда она легко, словно мотылек, порхнула к парадной двери.
— Чепуха! — бросил Филипп Старлинг, услышав слова Найджела. — В Брайтоне женщин такого рода до черта и больше; в конце недели их можно получить на каждом углу за два гроша. Безлики и скучны.
— Но ты должен сознаться, Филипп, что выглядит она прекрасно!
— Чепуха! Крадется, как ягуар! — с непонятным упорством возразил маленький профессор. — У тебя очень старомодный вкус, Найджел.
Они прошли в холл. Киотт-Сломан уже вовсю рассказывал о неудобствах, перенесенных ими в пути. Филипп Старлинг не обратил на него никакого внимания, а сразу направился к Люсилле Траль. К величайшему изумлению Найджела, он похлопал ее по плечу, спросив:
— Ну, старая подружка, как поживаешь?
По мнению Найджела, Люсилла Траль весьма удачно парировала эту наглость. Она в свою очередь похлопала Стерлинга по щеке и проворковала:
— О, да это Филипп! Как поживают твои миленькие маленькие студентики?
— Немного лучше с тех пор, как исчезла Люсилла.
О'Брайен, с довольным видом наблюдавший за этой сценой, вмешался, чтобы перезнакомить всех. Найджел заметил, что Люсилла наградила его долгим взглядом, словно проверяя содержимое его кошелька. Потом, повернув голову в сторону Киотт-Сломана, она вызывающе медленно отвела зеленые глаза от О'Брайена.
— Мне кажется, Фергус неважно выглядит, не правда ли? — спросила она. — Придется мне позаботиться о тебе, Фергус…
И с настойчивой нежностью взяла в свою руку руку полковника.
Киотт-Сломан выглядел разочарованным. Видимо, его не устраивало, что Старлинг прервал его рассказ, и на представление он ответил лишь коротким кивком. Найджел отметил, что между этими двумя людьми сразу возникло нечто вроде взаимной неприязни — возможно, то самое чувство, которое возникает между компанейским человеком и эгоистом, для которого не существует ничего, кроме его собственных монологов!
— Старлинг? — медленно проговорил Киотт-Сломан. — Кажется, я где-то слышал это имя.
— Сильно сомневаюсь в этом, — ответил профессор. — Хотя, возможно, вы читаете «Гуманитарный месячник»?
Новоприбывших провели в их комнаты, и в холле остались только Найджел и Старлинг.
— Вот уж не думал, что вы знакомы с этой девушкой! — заметил Найджел.
— Траль? Ну так ведь приходится бывать то тут, то там. Какое-то время она жила в Оксфорде.
Зная любовь Старлинга к скандальным историям, Найджел подивился такой скупости ответа. По меньшей мере он ожидал услышать, что Люсилла — незаконная дочь проректора университета.
Ближе ко второй половине дня, незадолго перед чаем, вдали послышался какой-то странный шум. Найджел выглянул из окна и увидел необычное зрелище. Старомодная спортивная машина поднималась по склону. Весь ее кузов был увешан багажом. За рулем машины сидела молодая дама, на плече которой подпрыгивал зеленый попугай. Рядом с ней расселся огромный дог. Оставшееся место занимал мужчина средних лет, который тоже выглядел не совсем обычно. Машина остановилась — видимо, не с помощью тормозов, а вследствие собственной слабости. Дама выпрыгнула из машины и тотчас же принялась отвязывать багаж. На помощь к ней поспешил Артур Беллами.
— А, Артур, старый мошенник! — воскликнула дама. — Тебя еще не повесили?
Артур польщенно улыбнулся:
— Как видите, мисс Кавендиш! А вы чудесно выглядите! И Аякс тоже… Это ваш брат? Очень рад познакомиться с вами, мистер Кавендиш!
Джорджия Кавендиш устремилась в дом и буквально бросилась в объятия О'Брайена. При этом она непрерывно о чем-то болтала. Найджел, наблюдавший за этой сценой, невольно ухмыльнулся.
Первый день Рождества, семь тридцать вечера. В течение двух предыдущих дней Найджел с неусыпным вниманием наблюдал за всем происходившим в доме, но не обнаружил почти ничего интересного; по мере приближения второго дня Рождества его охватило волнение: он почувствовал, что между гостями существуют какие-то скрытые взаимоотношения. И тем не менее у Найджела не было ни одной серьезной зацепки. Ему казалось невозможным, чтобы человек, замышлявший убийство, вел себя так раскованно и по отношению к хозяину, и по отношению к гостям. Все гости О'Брайена держались ровно, не вызывая никаких подозрений. Значит, этот некто обладал огромной выдержкой или же опасность грозила полковнику извне. Был еще и третий вариант решения загадки: письма были всего лишь шуткой.
В этот вечер лорд и леди Марлинворт приняли приглашение приехать на обед в Дауэр-Хауз, и Найджел заблаговременно спустился вниз, чтобы встретить их. Стоя перед гостиной, он услышал за дверью приглушенный разговор. Голоса с дружелюбными и мягкими интонациями нельзя было не узнать.
— Нет, не сегодня вечером…
— Но, Фергус, дорогой, мне так этого хочется! И это совершенно безопасно. Почему я не могу…
— Не можешь, потому что я так решил. Будь послушной девочкой и делай так, как я говорю. И не задавай вопросов, на которые я не отвечу.
— О, какой ты жестокий! Какой жестокий! — Голос Люсиллы, обычно такой холодный и бесстрастный, сейчас был неузнаваемым. Едва Найджел успел отойти от двери, как Люсилла выбежала из нее и, не заметив его, устремилась прочь. «По крайней мере, хоть раз ты получила то, чего заслуживаешь, — подумал Найджел. — Неудивительно, что О'Брайен не хочет пустить тебя в свою спальню. Ведь он намеревается ночевать в бараке».
Обед подходил к концу. О'Брайен, восседавший в центре стола, бледный и с черной бородкой, походил на ассирийского царя. Он был в превосходной форме и расточал леди Марлинворт комплименты, так что старая дама даже хихикала от удовольствия.
— О, мистер О'Брайен, такого льстеца я еще ни разу в жизни не встречала!
— Я нисколько не льщу вам, сударыня! Не правда ли, Джорджия, леди Марлинворт выглядит так, будто присутствует на своем первом балу?
Джорджия Кавендиш в зеленом бархатном платье, на плече у которой по-прежнему сидел попугай, насмешливо повернула к нему свое смуглое лицо. На другом конце стола лорд Марлинворт со старомодной внимательностью ухаживал за Люсиллой Траль. По лицу девушки нельзя было заметить того разочарования, свидетелем которого случайно оказался Найджел. В плотно облегавшем белом платье она выглядела очаровательно и отвечала на комплименты лорда Марлинворта с милой улыбкой. Но Найджел обратил внимание, как часто она бросала взгляды на О'Брайена, а потом заметил, что, когда она посмотрела на Джорджию Кавендиш, лицо ее стало холодным и жестким. Брат Джорджии беседовал с Филиппом Стерлингом о каких-то финансовых проблемах. Сейчас Найджел первый раз имел возможность услышать то, о чем говорил Кавендиш. Судя по всему, область финансов была ему хорошо знакома, и кроме того, было очевидно, что у этого человека быстрый и острый ум. Пока говорил Филипп, Найджел заметил, как Эдвард неоднократно поглядывал на Люсиллу. При ее красоте это было неудивительно — только выражение лица Эдварда казалось довольно странным: он смотрел на девушку с задумчивой сдержанностью игрока в покер, изучающего свои карты. Кроме того, Найджелу бросилось в глаза, что Люсилла заметила эти взгляды, но избегала отвечать на них. Киотт-Сломан соревновался с лордом Марлинвортом в предупредительности и любезности, а его водянистые, беспокойные и немного глуповатые глаза с бесстыдной настойчивостью останавливались на губах и плечах Люсиллы. Он победил лорда Марлинворта, так сказать, открытым насилием, перебивая тихую речь лорда своим зычным голосом и рассказывая Люсилле одну историю за другой. Несомненно, в этой напористости тоже заключалось своего рода обаяние.
