Владимир Гурвич - Челюсти пираньи
Эрнест посмотрел на нее и не очень уверенно кивнул головой.
— У меня башка трещит, — вдруг сказал он и словно в подтверждении своих слов схватился за голову.
— Тебе надо поспать. — Она приблизилась к мужу, взяла его голову в свои руки и заглянула ему в лицо. Затем Ланина вдруг выпрямилась и посмотрела на меня. Я понял этот взгляд; так смотрят на человека, который мешает, который на данный момент не нужен.
— Спокойной ночи, — сказал я и быстро вышел из комнаты.
Не знаю, как они, но я заснул почти мгновенно и больше в эту ночь меня никто не тревожил. Так закончился этот длинный и, может быть, самый необычный день в моей жизни.
Глава вторая
Утром я проснулся от того, что кто-то стучался в мою дверь. Я проснулся, накинул на себя халат, затем пошел открыть. Это была Ланина.
— Вы будете с нами завтракать? — спросила она, как-то немножечко застенчиво поглядывая на меня.
Обычно я просыпаюсь легко, в любой, в том числе самый ранний час. И то, что я явно пропустил все положенные для пробуждения сроки, вызвало во мне смущение.
— Я сейчас, — сказал я.
На утренний туалет я постарался затратить рекордно короткое время. Я спустился в гостиную, которая по совместительству выполняла функции столовой. Супруги уже сидели за столом. Я занял приготовленное для меня место.
Завтрак миллионеров оказался не слишком обильным, мало отличался от утренней трапезы самых обычных граждан, но меня сейчас волновало не это. Я внимательно рассматривал эту непонятную мне семейную пару. Выглядела она вполне мирно и, казалось, ночной инцидент никак не повлиял на их отношения. Впрочем, следы ночных событий, хотя и тщательно загримированные, я все-таки обнаружил; даже сквозь толстый слой пудры на щеке Ланиной проступала краснота. Что касается, супруга, то он выглядел вполне прилично, вчерашняя опухлость исчезла, его грудь облегал великолепный джемпер, который ему необычайно шел. Я не мог снова не отметить, что Эрнест очень красив; такой тип мужчин, как яркий цветок пчел, очень привлекает слабый пол.
— Как вы спали на новом месте? — спросила Ланина. — У вас очень свежий вид.
Она была права, я в самом деле давно не чувствовал себя таким бодрым.
— Отлично, — сказал, — я даже не предполагал, что в этом доме так замечательно спится.
— Вы не знаете еще множество свойств этого дома, — вдруг подал голос Эрнест.
— Каких? — повернул я голову в его сторону.
— Этот дом очень способствует любви, — усмехнулся Эрнест.
Я перевел взгляд на Ланину и заметил, как сошлись на переносице ее брови; она явно была не в восторге от замечания мужа.
Трудно сказать, куда бы завел дальше всех нас этот начавшийся весьма щекотливый разговор, если бы он не был бы прерван появлением еще одного человека. На пороге гостиной показался пожилой, но статный мужчина. Ланина мгновенно вскочила со своего места и бросилась к нему. Она обняла его, он в ответ тоже обнял ее и поцеловал в щеку. То, что этих двух людей связывали самые нежные чувства, было видно сразу.
— Сейчас я вам поставлю приборы, — сказала Ланина мужчине и поспешно стала сервировать стол. Я же внимательно разглядывал вошедшего. Он производил немного странное впечатление, на нем был отлично сшитый, дорогой костюм, но он не гармонировал ни с его простым, если не сказать больше грубоватым лицом, ни с сильной кряжистой фигурой. И я не мог отделаться от впечатления, что эта одежда с чужого плеча.
Мужчина широко улыбнулся, и я отметил, что эта широкая искренняя улыбка сразу же возбуждала к ее обладателю искреннюю симпатию.
— Сашок, — обратился он к Ланиной, — я вижу тут незнакомое мне лицо. Ты нас не познакомишь?
— Конечно. Это новый наш сотрудник Александр Померанцев, со вчерашнего дня он мой советник по вопросам безопасности. А это дядя Паша, мой самый старый друг.
Я встал, и мы пожали друг другу руки. Пожатие у дяди Паши было весьма крепким.
— Это для этой стрекозы я дядя Паша, — сказал он, — а вообще-то я Павел Иванович Яблоков. Как любил выражаться ее отец — человек с фруктовой фамилией.
Человек с фруктовой фамилией сел рядом со мной за стол. Я поймал на себе его изучающий взгляд.
— Ты не обижайся, что я тебя разглядываю, — сказал он, по-прежнему не отводя от меня взгляда, — я между прочим давно твердил, что нам нужен такой человек. Но Александр не хотел ничего слышать об этом, вот и поплатился. Ты правильно поступила, я одобряю, — обратился он к Ланиной. — И на Совете Директоров тебя поддержу. Что вы думаете обо всем, что тут случилось? — Этот вопрос был уже адресован мне.
— Пока не знаю, я тут всего лишь второй день.
— А вот мы уже тут не один год и тоже не знаем, — вздохнул он. — Святой человек погиб. Впрочем, потому и погиб, что святой. Я после завтрака хочу с вами переговорить.
— С удовольствием.
— Ты не возражаешь? — посмотрел Яблоков на Ланину.
— Что вы, дядя Паша, я буду только рада, если вы станете помогать друг другу.
Дальнейший разговор за завтраком касался в основном предстоящего заседания Совета Директоров. Я в нем благоразумно не участвовал, но старательно записывал в свою память всю информацию; никогда не знаешь, что может пригодиться.
После завтрака Яблоков пригласил меня следовать за ним.
— Ты не будешь возражать, если мы посидим с твоим советником в кабинете Александра? — спросил он у Ланиной.
— Пожалуйста, — ответила она.
Мы прошли в кабинет. Яблоков на несколько мгновений задержался на пороге, как бы не осмеливаясь его переступить.
— Да, — грустно заметил он, — сколько раз я сюда входил к ее отцу. Сорок дней прошло со дня его гибели, а я все не могу поверить, что его нет, что он больше не сидит в этом кресле.
Яблоков прошел в кабинет и сел в то кресло, где больше не сидел его бывший хозяин.
— Садись сюда, поговорить с тобой хочу, — сказал он, показывая мне на другое кресло. — Ничего, что я на ты?
— Нормально.
— Тебе сколько лет?
— Тридцать четыре.
— А мне пятьдесят четыре. Мы с ним были ровесниками. По всей жизни мне бы погибнуть.
— Почему так?
— А потому что так справедливей. Что я из себя представляю? Да так, ничего особенного, таких пруд пруди. А таких как он раз два и обчелся. Ты понимаешь это?
Я это вполне понимал.
— Вижу, ты парень дельный. Волнуюсь я за нее, под секирой ходит.
— Как же мне эту секиру отвести подальше от ее головы?
Яблоков посмотрел на меня и тяжело вздохнул.
— Вот и я об этом думаю. Да только пока не знаю. Говорил я ей: хочешь жить, брось ты все, не встревай в эти дела, пусть концерн возглавит кто-то другой. Слишком опасно. Но она и слушать не хочет, одно твердит: так хотел папа. Да только и он не понимал всей опасности.
— Может, вы мне расскажите, откуда она идет?
— Расскажу, все что знаю. Только сначала хочу тебе другое сказать: мы с ее отцом дружим, дружили, — поправился Яблоков, — черт знает сколько лет. Как однажды оказались рядом на лекции в институте, так больше не расставались. Я и с женой его познакомил, вместе с Сашей ходил в роддом, когда пришло время ей рожать. А затем через пять лет проводил ее на кладбище.
— Что же с ней случилось?
— Убили ее.
— Убили?! Как?
— Точно никто не знает, она осталась на даче одна, а когда на утро Саша приехал, то увидел ее истерзанный труп. Следствие так ничего толком не выяснило, кроме того, что перед тем как убить, ее изнасиловали.
— Жуткая история. Сначала убили мать, затем — отца. Почему она мне об этом не сказала?
— Она не любит вспоминать о матери, потому что сразу приходиться вспоминать о том, как она погибла. А это, согласись, нелегко. Наверное, она права. — Яблоков о чем-то задумался. — Очень прошу тебя, не дай ей погибнуть, угаснуть последнему отростку рода Ланиных. Я потому так говорю, что без нее сына будет трудно вырасти. Эрнест в отцы не годится, он вообще ни на что не годится. Ты меня понимаешь, сынок? Прости, что тебя так называю, но ты мне сразу понравился. Буду помогать тебе, как могу.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я его, — но тогда для начала объясните, что тут происходит?
— Объяснить можно, только сразу все равно всех делов не поймешь, — задумчиво произнес Яблоков. — Очень тут все, скажу я тебе, запутано. Да и не все мне известно, я-то не очень активное участие принимал в делах концерна. Честно скажу: не будь я другом Саши, никогда бы мне не стать членом Совета Директоров.
— И все-таки расскажите, что знаете.
— Видишь ли, — медленно начал Яблоков, — Саша был человек, как бы тебе пояснее сказать, из будущего что ли. Он все время строил какие-то планы, его не всегда интересовало, что происходит в данный момент. Добавь к этому, что он был бессеребренник, деньги для него имели исключительно прикладное значение, он стремился все, что получал от своего бизнеса, вкладывать в развитие. Работал по четырнадцать часов и ему все было мало. Я не помню, чтобы он когда-то уезжал в отпуск больше чем на неделю. А вокруг него совсем другие люди, их такая жизнь не устраивает. Сам понимаешь, чего они хотят от нее. Вот отсюда и все конфликты.
