Чарльз Вильямс - Дип. Месть «Красной вдовы». В аду все спокойно
— А как вы думаете? — спросил Местерс.
— Для того чтобы хранить драгоценности, — сказал Г. М., — она, вероятно, имеет двойное дно.
Он поставил шкатулку на стол и провел рукой по дну. Неожиданно внизу выдвинулся ящичек, открывшийся при помощи какого‑то механизма. Крышка так резко отскочила, что все содержимое выпало из ящичка. Присутствующие отпрянули. На полу лежал маленький кожаный мешочек… из него посыпались драгоценности.
Терлену бросились в глаза пять бриллиантов, из которых два были в золотой оправе.
— Драгоценности, подаренные палачу, те, которыми так охотно хвалилась старая Марта Дебу, — воскликнул Г. М. — Вот что он искал!
Глава 14. Стул Марты Дебу
— Звонят в подъезде, — сказал Г. М. — Это, несомненно, полицейский врач и бригада полицейского управления для снятия отпечатков и следов. Если вы хотите услышать мои предположения об этой проклятой комнате, будет лучше, если мы перейдем куда‑нибудь в другое место. Здесь будут нам мешать. Возьмите с собой стул, принадлежавший «Господину из Парижа», — тот, у которого сейчас сломана ножка, — он нам понадобится.
Ментлинг нагнулся, чтобы поднять совершенно новый кожаный мешочек и его содержимое: на его вытянутой ладони драгоценности, казалось, сияли еще большим блеском. Даже Терлен, который не был знатоком камней, с восхищением поглядел на два бриллианта, оправленных золотом.
Ментлинг показал на большой бриллиант.
— Этот, вероятно, восемьдесят каратов, а возможно, и сто.
— Спрячьте эти драгоценности в карман, — прервал его Г. М., — они теперь принадлежат вам. Я хотел предоставить возможность Гийо взять их за то, что у него хватило ума их найти, но я не подумал, что он может заплатить за них жизнью.
Он закрыл шкатулку.
— Вы говорите, сто каратов? Хоть я, как и вы, вижу ценность этих камней, но воображение навязывает мне силуэты людей, идущих на гильотину. Взгляните на эти серьги, данные в награду палачу за то, чтобы он быстрее сделал свое страшное дело. Вот ваше наследство! Нравится оно вам?
— Что касается меня, — сказал сэр Джордж, — я задаю себе только один вопрос — на правильном ли мы пути находимся в отношении причины преступления?
— Причины?
— Да! Не нужно быть сумасшедшим для того, чтобы пойти на преступление, на убийство с целью присвоить деньги и вещи.
— Таково и мое мнение. Но только безумец способен убивать и при этом не брать драгоценностей. Возьмите этот стул и пойдемте. Пусть кто‑нибудь из вас приведет Равеля, важно, чтобы он присутствовал.
Они молча вышли из «Комнаты вдовы». Шортер в этот момент впустил полицейских в холл, и Местерс остановился с ними, чтобы дать несколько распоряжений, а затем присоединился к остальным в кабинете. Керстерс вызвался сходить за Равелем, как бы доказывая, что он не злопамятен. Ментлинг спрятал драгоценности, и Г. М. сел за стол.
— Я долго размышлял обо всем, что слышал, — сказал он. — Одна вещь особо привлекла мое внимание. Я говорю о той молодой девушке, которая выросла в безумном страхе перед этой комнатой, так как ее отец умер в ней, и которая вдруг решается провести в ней ночь накануне своей свадьбы в 1825 году. Вторая и самая важная загадка — почему смерть поражает только тех людей, которые остаются в этой комнате в одиночестве? Это трудно объяснить. Даже если мы отбросим теорию о действии какой‑либо сверхъестественной силы и остановимся на идее отравленной западни — все равно загадка остается нерешенной. Западня, находясь постоянно в комнате, не может ни выбирать жертву, ни определять момент, когда следует убивать. Между тем, когда в комнате находилось более одного человека, никогда ничего ненормального не случалось. Единственным объяснением может быть следующее: девушка, решившаяся переночевать здесь накануне своей свадьбы, имела, несомненно, основания для такого странного поступка. Она хотела остаться одна. По–видимому, все те, которые пошли по ее стопам и нашли здесь смерть, преследовали ту же самую цель. Эти жертвы искали что‑то, о чем другие не имели представления, и умирали, пытаясь найти этот предмет. Что же именно?! Два факта могли при этом иметь значение: в декабре 1825 года разразился самый крупный финансовый кризис девятнадцатого века, а жених Мэри Бриксам был ювелиром, которому грозило банкротство.
— Но, — воспротивился сэр Джордж, — мы же установили, что эта шкатулка не таит никакой отравленной ловушки…
— Наберитесь терпения, мы дойдем и до этого. Перейдем пока к следующей жертве: в 1870 году из Тура приезжает фабрикант Мартин Лонжеваль. Он родственник того Лонжеваля, который сделал в свое время часть обстановки для этой комнаты. Вероятно, он располагает семейными документами, относящимися к этому делу, но молчит об этом. Он приезжает с деловым визитом и настаивает, чтобы ему разрешили посидеть в этой комнате. Все сходит благополучно до тех пор, пока старый Ментлинг — ваш дед, Аллан, — находится с ним в комнате, но затем Лонжеваль остается там один и умирает. Ваш дедушка годами ничего не подозревал, но вдруг и этот сильный человек, этот трезвый реалист становится романтичным, он также решает провести ночь в этой комнате, где и умирает. Все это нам указывает на один след. Какой? Точно мы, конечно, об этом никогда не узнаем, но ряд фактов указывает, что в комнате был спрятан какой‑то предмет огромной ценности. Теперь я затрону вопрос, который вас мучает. Представитель следующего поколения — богатый промышленник Ментлинг — знал, что где‑то, несомненно, существует смертоносная ловушка. Он вызывает своего современника Равеля из фирмы «Равель и Кº», чтобы тот осмотрел обстановку. Тот не только выполняет свою миссию, но, как говорили, увозит с собой несколько предметов из обстановки для более тщательного исследования…
— И не находит ничего подозрительного, — закончил фразу Аллан.
— Мы не знаем, действительно ли он ничего не обнаружил, мы только знаем, что он обыскал эту комнату. — Г. М. зажег трубку и продолжал: — Я не представляю себе великого Ментлинга, делового человека, роющимся в шкатулке, полной семейных архивных документов. Откуда же он тогда мог знать, что Равель был близким родственником Лонжевалей, а Лонжевали, в свою очередь, состояли в родстве с родом Бриксамов?! Но Равель обо всем этом, видимо, прекрасно знал и сумел бы избежать отравленной западни, охранявшей сокровища, и извлечь все, что представляло ценность. Не придвинете ли вы ко мне этот стул?
Местерс разглядывал поломанный стул. Он провел рукой по выцветшему шелку, затем обследовал обратную сторону сиденья — там находилось выпуклое украшение из дерева в виде лилии.
— Дайте мне ваш ножичек, Местерс, — сказал Г. М. — Я только догадываюсь, что должно произойти. Посмотрим, подтвердит ли опыт мои предположения. Прошлой ночью я бросил взгляд на этот стул, считая, что западня, если она существовала, была, вероятно, скрыта в стуле, принадлежащем главе семьи. Но я не нашел ее, поскольку ее больше не существовало… Взгляните!
Г. М. слегка обвел острием ножа контуры лилии и, дойдя до отверстия, надавил сильнее. Отверстие было глубокое, и Терлен заметил, как на дереве выступила новая тонкая линия, которая, как оказалась, окружала маленький тайник. Послышался треск.
— Я буду вынужден сломать это, — сказал Г. М. — Замазка прикреплена к дереву, и, смотрите, она сравнительно свежая. Ага, так и есть!
Тайник при помощи внутреннего механизма неожиданно открылся.
— Изящная игрушка, не правда ли? — спросил Г. М. — Мартин Лонжеваль был искусным мастером. В этом тайнике находится одна скважина, в которую требовалось засунуть палец, чтобы вынуть из нее что‑нибудь…
— Вы хотите сказать, что тайник содержал драгоценности? — спросил Местерс. — Но почему же тогда они находились в другом тайнике?
Г. М. начал снимать замазку своим ножиком.
— Гийо, наш старина Гийо похлопотал, чтобы поменять место хранения драгоценностей. Вот почему замазка свежая.
Пока Местерс занимался соскабливанием замазки, Г. М. продолжал свои объяснения:
— Дело стало для меня ясным с того момента, как Гийо рассказал нам историю о своем предке — Марте Сансон. Помните ли вы, что старая ведьма показывала Марии–Гортензии эту полузолотую–полусеребряную шкатулку? Это указывает не на отравленную западню, а только на драгоценности: она любуется подарками, о которых упоминала. Отравленная игла, скрытая в крышке шкатулки, представляла опасность для любого случайного человека, а не только для того, кто был бы осужден умереть. Кроме того, какой бы имело смысл класть внутрь драгоценности, если то лицо могло бы увидеть приманку, уже получив укол? Помните ли вы слова «большая потребность», которые Мария–Гортензия сказала Чарльзу, находясь на смертном одре и покоряясь инструкции старой ведьмы?! Я думаю, что эти слова составляли часть фразы, которую любой человек был бы счастлив услышать: «Если вы когда‑нибудь будете иметь большую потребность в деньгах, поступайте тем или другим способом». Старый добрый Чарльз, страдавший манией все записывать, вероятно, записал и эти слова. Ну, как дела, Местерс?
