Убийство – дело житейское - Натали Рафф
Второй фотографией, на которой остановила свое внимание Лина, оказалась та, что заинтересовала и Алкиса – за свадебным столом Полину поздравляет высокий длинноволосый блондин с греческим профилем. На снимке, что держала в руках Пазевсеая, его лицо было обведено красным фломастером, а в углу, словно кровью, было написано: Валентин Ассовский. На обратной стороне фотографии тем же подчерком значилось: Ассовский Валентин Владиславович, поляк, был направлен на работу в СредАзпроект после окончания Московского Архитектурного Института. В столице республики жил в общежитии, имел много беспорядочных связей, в том числе и с чертежницей Сифаевой Полиной. Отработав положенные по закону три года, отбыл по месту постоянной прописки. Тут же стоял московский адрес и номер телефона Ассовского.
– Понятно. Михаил отдавал фото какому-то легавому, и тот все разузнал о родном отце Вали… Значит, я не ошиблась. К Носову наша барышня не имеет никакого отношения. На самом деле она пани Ассовская.
– Весьма сочувствую Вам, мой дорогой зятек! Вам, явно, не повезло! Польская кровь – это не шуточки! – воскликнула Эвелина и в ее голове промелькнули страницы, написанные во славу непокорной, бунтарской польской души Каролиной Витгенштейн – подругой Листа, чьи перлы по этому поводу он включил в свою книгу о Шопене, а в придачу, перед глазами возник образ амбициозной гордячки Марины Мнишек, чьи холодая жестокость и коварство так гениально выписаны сумасшедшим алкоголиком Мусоргским. Нервно передергивая плечами и автоматически мурлыкая ее знаменитую арию, Эвелина переписала в свою записную книжку анкетные данные отца Вали, после чего водрузила на место коробку с фотографиями и тетради Рийдена-младшего. Литературное творчество зятя ее не занимало.
– Мне куда любопытнее взглянуть на эпистолярное наследие нашей пани Валевской, то бишь Ассовсой, – пробормотала Лина и пошла разбирать Валины игрушки. Минут через двадцать ее дневник уже лежал перед Эвелиной Родиновной. Первые страницы пестрели текстами популярных песен, потом шли описания школьных вечеров, затем появилась первая запись об отце. «Миша меня так балует! Делает дорогие подарки тайком от Тани и от мамы Евы. Все время шепчет, что обожает меня больше всех на свете. Клянется всю жизнь любить меня и как отец, и как мужчина. Говорит, что он у меня единственный близкий человек на свете, потому что Таня мне мачеха, мама Ева – жадная бабка, а папа Ал – чужой человек».
Лина раздраженно отложила дневник.
– Вот подонок! Девчонке только тринадцать, а он уже пошел в наступление. И как тонко. Понимает, что сирота, а рядом ни одной родственной души. Росла-то под присмотром эгоистки Фроси, моей инфантильной Тани и этого прямолинейного Алкиса. Естественно, после таких серенад, она, как спелая ягодка, сама упадет в пасть этого прохвоста. Возраст Джульетты. Но Миша, естественно, не станет изображать Ромео… Ну, конечно! Он же графоман! Не удержится, чтобы не разыграть сцену из Куприна! Изобразит царя Соломона и соблазнит девчонку на виноградниках так, как это описано в «Суламифи». Ну, а после станет читать ей «Песню Песней». Суламифи, если мне не изменяет память, было неполных тринадцать лет. Не зря же наш ловелас себе такую бородку отрастил. Под библейского царя работает!
Лина читала дневник до утра и страшно нервничала. Поначалу, все происходило так, как она и предполагала: в то время, когда Таня приезжала к ней помогать ухаживать за умирающей Ларисой, Рийден-младший возил юную пани в предгорья, на дачу к друзьям. Провел с ней две недели на виноградниках. Они купались на водохранилище, он читал ей стихи, философствовал, объяснял, что физиологически она уже созрела для любви, что ровесница Джульетты и находится в том возрасте, когда страсть становится смыслом жизни. То, о чем твердил девочке Миша, Эвелина могла и не читать – она и без этого догадывалась, какую песенку он будет напевать. Однако продолжение этой истории стало для нее абсолютной неожиданностью. Михаил убедил девчонку, что у нее задатки выдающейся личности, раз в свои тринадцать лет она уже поднялась над всеми общечеловеческими заблуждениями. В дневнике Вали после страниц, посвященных счастью, которое захлестнуло ее, когда она была возлюбленной развращенного интеллектуала, последовали листы с подробным описанием того ада, в котором она оказалась после возвращения домой мачехи.
Девчонка еженощно выползала на балкон, подкрадывалась к открытым окнам спальни родителей и подсматривала, как они занимались любовью. Кончилось все это дикой истерикой, успокоительными таблетками, после чего Валентина перебралась жить к Фросе. Позже интимные встречи Миши и Вали стали проходить у них дома в то время, когда Таня была на работе.
Страницы с комментариями девушки в адрес мачехи были пронизаны такой ненавистью, что Лина пришла в отчаяние. Тон записей изменился, когда Фрося, изображая тяжело больную, осталась лежать у невестки. Весь этот период Рийден младший и его возлюбленная прожили вдвоем на квартире Алкиса. Валентина, вообразив, что они уже семейная пара, надумала изгнать мачеху из их жизни и, как-то под утро, пока Михаил спал, позвонила ей. К удивлению девушки, все закончилось совсем не так, как она рассчитывала. Когда Татьяна оказалась в сумасшедшем доме, Миша сообщил своей юной подруге, что пришло время ей образумиться и понять – он не юный Ромео и ей не ровня, а потому девочке пора занять свое место в их семейной иерархии, прекратив соваться в дела взрослых. Михаил объявил своей совершенно обалдевшей любовнице, что ничьи уловки не заставят его развестись со своей сговорчивой и хозяйственной супругой, и сказал, что понимает, как страстно его мать мечтает о другой невестке – богатой и со связями, такой как Софа или Катя. Но ему подобные особы не нужны – на выходки таких жен у него нет ни денег, ни здоровья. Эту информацию с холодной учтивостью Рийден-младший выдал прямым текстом обезумевшей от ревности Валентине. В дневнике девушка писала, будто заявила отцу, что Татьяна, после пребывания в больнице, превратится в жирную корову, на что Миша ей ответил: – «Пусть Таня будет, как две коровы, лишь бы дома было тихо и чисто, и в кровать никто не лез, когда я раздражен или работаю».
Эвелина могла предположить, что угодно, но только не это. Однако, немного успокоившись, сообразила – эти байки зять наплел девчонке для того, чтобы она
