Убийство – дело житейское - Натали Рафф
– Тогда я домой, за Алом. Скоро приедем…Не хочу волновать старика своим долгим отсутствием!
Загрустив, Татьяна проводила Лину до дверей, из которых та вышла.
Эвелина поцеловала дочь, переступила порог и огляделась. Над проемом по-прежнему сверкала надпись «Милениум». Вновь ее окружала привычная обстановка собственного дворца, и она по-прежнему чувствовала себя молодой и красивой. Пифии нигде не была, а потому Лина поспешила к окну, чтобы еще раз взглянуть на Таню. Однако там никого не оказалось. Вместо дочери, ее глазам предстало какое-то нелепое сооружение непонятного назначения. Лина недоуменно уставилась на него, однако в этот момент испуганно вздрогнула – она услышала голос великого Зевса. Громовержец сказал, что Эва по-прежнему находится под его защитой, а посему может не опасаться посланных за ней вдогонку ее сводных братьев – те не посмеют насильно вернуть ее домой. Главное, она должна безропотно им отдать то, что они потребуют.
Не успели отзвучать пророческие слова отца муз, как двери зала распахнулись, и на пороге объявилось трое рассвирепевших мужчин с пистолетами. Лина сразу их узнала – все они приходились сыновьями ее отцу – царю Агенору. Между тем, ее чрезвычайно удивило, что старший похож на шофера Рийдена, младший на паренька, предупредившего их, что квартира Алкиса прослушивается, а средний на ушастого следователя, который допрашивал ее у открытых гробов Фроси и Михаила.
Не говоря ни слова, Эва тут же провела их к полкам, уставленным свитками и какими-то коробками. Расшвыряв все по полу, они быстро вытащили те, которые им требовались, потом схватили из краснофигурной вазы, что стояла неподалеку, по горсти золотых монет, и исчезли.
… Пазевская проснулась. По квартире разносился шорох шагов Алкиса. Чтобы не забыть увиденное, Лина схватила карандаш и на подвернувшимся под руки листке бумаги, сделала эскиз здания, привидевшегося ей во сне. Рисовать храм с золотой маковкой не было смысла. Он был традиционен.
– Ал, дорогой! Полагаю, у нас все получится! – воскликнула Лина, выпивая микстуру, нейтрализующую действие зелья. – Скажи, дружок, тебе не попадалась на глаза такая странная постройка? Что-то в стиле «модерн». Я набросала ее силуэт. Мне приснилось, будто она находится неподалеку от нашего дома.
Алкис вошел в кабинет, мельком взглянул на набросок, сделанный Линой, и молча полез в свой кейс. Через минуту на столе лежала фотография, с которой глядели улыбающиеся лица Николаса с женой и старика Рийдена, запечатленные рядом с дорогой машиной. На заднем плане снимка виднелся силуэт церквушки, как две капли воды похожий на то, что набросала Пазевская.
– Кстати, вспомнила еще кое-что! Во-первых, мы жили во дворце. Там в тронном зале, где обычно воздвигают статую Зевса, у нас стояла краснофигурная ваза. Полная золотых червонцев. А во-вторых, лет через двадцать мы переедем в Союз. В какой-то в пригород. Только где он находится, не пойму… Там еще было озеро, на месте которого теперь стоит огромный христианский храм!
– Какой Зевс, какой дворец, какая краснофигурная ваза? Опомнись дорогая! А храм? Ситуация известная, только со знаком минус. Полвека назад коммунисты соорудили зимний бассейн на месте богатейшей церкви. Ее тогда разграбили и взорвали. Это было в столице нашей родины…И вообще… В твоей голове полная свистопляска. Скажи, с тобой все в порядке? – заволновался Рийден.
– Может и не совсем. Но, по-моему, ты вчера сам интересовался нашим будущим. И при этом вопрос о моей вменяемости не стоял! – возмутилась Пазевская, и тут же заговорщицки зашептала.
– Главное, у нас все получится. Надо быть только очень осторожными. Действовать не торопясь и с головой. К тому же, у нас есть пленки и бумаги Миликова. В обмен на них нам откроют дорогу куда угодно… Ал, милый, неужели у нас еще есть будущее? Сказал бы мне об этом кто-нибудь прошлой весной! Да я бы такому в лицо расхохоталась. Господи, что был за год! Гора трупов. Всплыли даже убийства пятнадцатилетней давности. Начнешь всех вспоминать, так со счету собьешься…Только Тане, мне и тебе удалось из этой мясорубки выкарабкаться. Тоже находились на грани смерти.
– Успокойся, Линочка. Все это уже пройденный этап. Я у тебя проведу несколько дней. Вместе отдохнем, немного придем в себя. А потом… Что будет потом, загадывать не берусь. У нас с тобой такие планы, что напугали бы и молодых. Хотя, что нас с ними сравнивать? У них есть повод для страхов. Им есть, чем рисковать. А мы? Мы – люди свободные. С чего нам бояться будущего, если позади у нас целая вечность… В лучшем случае нам осталось куролесить еще лет десять…
– Ну, это еще неизвестно, дорогой! Судя по моим снам, мы еще встретим новое тысячелетие под алыми звездами. Дети будут рядом. А мы останемся в здравом уме и твердой памяти. Возможно, при этом даже будем подвижны и состоятельны… И заканчивай философствовать, Ал! Мозгокрутство – не твоя епархия. Лучше сообрази, как нам упаковать монеты, чтобы не привлекать к ним внимание. Если все провернем, как задумали, будешь называть меня не Эвой Данисенко, а Эдмоной Дантес.
– Интересное направление мыслей… А ты не находишь, что тебя уж слишком гипнотизирует господин Дюма? Раньше ты воображала себя леди Винтер – боялась расправы наших мушкетеров. Теперь – Эдмоной Дантес… Я понял, Фаргину, оставившему тебе наследство, ты отводишь роль аббата Фариа. Чем не сюжет знаменитого романа? Разве что, события идут в обратном направлении! Сначала – разборка с обидчиками, а после – клад… Следуя этой логике не оказаться бы тебе, подруга, за решеткой! Пожизненно! Монеты-то золотые, царской чеканки, а посему все действия с ними противозаконны! Ведь именно из-за них мы и готовы пуститься во все тяжкие! Да… Пришло время брать инициативу в свои руки. Показать на что я способен. А то всю жизнь меня окружают такие дамочки! По сравнению с ними любой знакомый генерал – просто ребенок. Ну что ж, сам виноват. Таких выбираю…Из-за этого теперь самому придется изображать генералиссимуса. И в полном объеме. Не перспектива, а бред какой-то! – пробормотал Рийден, нервно расхохотался и крепко обнял свою не в меру экзальтированную подругу.
