Сирил Хейр - Смерть - не азартный охотник. Самоубийство исключается

— Значит, это была цитата?

— Господи, конечно! Отец не мог сам сочинить это высказывание. Это было написано сэром Томасом Брауном около трех веков назад. Отец ужасно радовался, когда обнаружил это изречение, точнее, когда я нашел его для отца. Я записал это для него месяца два назад, и, видимо, он нашел его достаточно хорошим, чтобы включить в свою постоянную коллекцию, раз он переписал его на одну из таких полосок. У него их были сотни, понимаете, и он постоянно возился с ними, отвергая те, которые не соответствовали его стандарту выражения депрессии. Он извлекал из этого какое-то извращенное удовольствие, которое я не в состоянии понять. Вот почему он так долго не мог закончить составление календаря. Я принес несколько листков, чтобы показать вам.

Он достал из кармана тонкую пачку маленьких карточек.

— Вот хороший пример, — сказал он и прочитал:

Мой брат, бедные мои братья, вот так;

Эта жизнь сама по себе ничего хорошего для нас не содержит,

Но она вскоре закончится и больше не повторится;

И мы ничего не знаем о ней до своего рождения,

И не будем ничего знать после того, как будем преданы земле:

Я размышляю над этим, и эта мысль успокаивает меня.

Это «Город страшной ночи», вы знаете. Он выписал оттуда довольно много своих самых лучших цитат. А вот еще одна, довольно забавная: «Тем не менее самым решительным образом заверяю вас, что существует множество путей в Перу».

Не знаю точно, как он на нее наткнулся. Это из «Путешествий» Хоклита. Кажется, отец полагал, что Перу — символ потустороннего мира или что-то в этом роде, тогда как это совершенно конкретная географическая информация. Но так или иначе, он выбросил эту цитату ради какой-то более мрачной. Например, как эта...

— Я думаю, что этого достаточно, — сказал Маллет, которого несколько утомила эта демонстрация образованности. — Кажется, вы доказали свою правоту, мистер Диккинсон. Но я не понимаю, почему после смерти вашего отца рядом с его кроватью было найдено именно это высказывание. Или вы хотите, чтобы я поверил, будто его положил туда кто-то другой, дабы навести следователей на мысль о его самоубийстве?

Прежде чем ответить, Стефан немного поразмыслил.

— Нет, — сказал он наконец. — Нет, я думал об этом, но это предположение не выдерживает критики. Во-первых, как убийца мог знать, где его найти? Самое простое объяснение — что отец вынул этот листок из кармана вместе с другими вещами, когда раздевался, и держал его рядом, чтобы насладиться им наедине с собой. Я понимаю, что для вас, инспектор, это представляется невероятным, и понятия не имею, как смогу убедить в этом жюри, но так случилось, что мой отец был эксцентричным человеком. Он получал от этого удовольствие, как другие старики наслаждаются, разглядывая неприличные фотографии. И подобно им, он любил держать под рукой свои любимые записи.

— Возможно, — медленно проговорил инспектор. — Да, полагаю, это вполне возможно.

— Для меня это совершенно точно, так как я знаю отца.

— Ладно, допустим — только допустим! — что до сих пор вы были правы и что ваш отец не покончил с собой. Все равно вам трудно будет доказать эту поразительную версию, которую вы только что предложили, — что ваш отец был убит.

— Если он не покончил жизнь самоубийством, значит, его кто-то убил, — сказал Стефан убежденно.

— Здесь есть пункт, который я хотел предложить вам на рассмотрение. Как мы уже договорились, ваш отец умер от сверхдозы мединала, лекарства, которое он регулярно принимал по совету врача. Если мы исключаем вероятность того, что он намеренно принял сверхдозу, очевидный вывод будет, что он выпил ее случайно, по ошибке?

— Да, так должно быть, но здесь опять удача подводит нас. Я уже сказал вам, что не имею ни малейшего желания доказывать, что было совершено убийство, но вынужден это делать. Я думаю, если оставить в стороне вопрос вероятности, улики совершенно ясно указывают на не случайно принятую сверхдозу.

Маллет какое-то время размышлял.

— Я вспомнил, — сказал он, — что на столике около кровати стояли два пузырька с таблетками. Один был почти полон, а второй совершенно пустой.

— Верно, пузырьков было два. Можно представить себе, как человек, приняв свою обычную дозу лекарства, забыл об этом и принял еще одну — из того же пузырька. Жюри с легкостью согласится с этим утверждением. Но кто поверит, что человек в здравом рассудке пойдет и откроет новый пузырек, когда старый торчит у него перед глазами, напоминая, что он уже проглотил назначенное ему количество лекарства?

— Да, я помню, коронер занимался этим вопросом.

— И, — добавил Стефан, чтобы покончить с этим пунктом, — из полного пузырька исчезло не столько таблеток, чтобы они могли привести к смерти.

— Но он определенно скончался от того, что действительно получил смертельное количество лекарства. Доктора совершенно уверены в этом.

— Да, верно. Поэтому я потерплю неудачу, если попытаюсь доказать, что мой отец скончался в результате несчастного случая. Если мне нужно опровергнуть заключение о самоубийстве, я должен основываться только на другой причине смерти — а именно на убийстве.

— Полагаю, — с иронией заметил Маллет, — вы не задавались такими пустяковыми вопросами, как, например, кто убил вашего отца, как и почему?

— Еще нет, — отвечал Стефан с поразительным самообладанием. — Разумеется, это будет следующей стадией моего расследования. И помните, я не стремлюсь кого-либо обвинить. Я хочу только доказать, что состояние моего отца перед смертью дает нам право получить деньги от страховой компании. Вот здесь мне понадобится ваша помощь. Вы заинтересованы в том, чтобы наказать преступника, поэтому я надеюсь, вы не откажете мне в ней.

— Я уже объяснил вам, — сказал инспектор, — что это дело ко мне не относится. Даже если ваше предположение верно, я не могу принять участие в расследовании до тех пор, пока меня не пригласят.

— Вы неправильно меня поняли. Я не прошу вас официально включиться в расследование. Простите, что занял так много времени, чтобы подойти к делу, но мне нужно было сначала объяснить вам положение. Вот что меня интересует. Если это было убийство, — а я убежден, что так оно и было, — должно же что-то на него указывать. Что-нибудь подозрительное, во всяком случае, что-нибудь не совсем обычное. А если это было, то вы именно тот человек, который должен был это заметить. О, я понимаю, вы хотите напомнить, что были тогда в отпуске. Я это учитываю. Но в конце концов, вы же опытный детектив. От этого вы не можете отмахнуться, где бы вы ни были и что б вы ни делали. Вы машинально все замечаете и потом вспоминаете, даже если в тот момент это не показалось вам серьезным.

— Если бы в тот момент я заметил что-либо, хотя б в малейшей степени подозрительное, — подчеркнул Мал лет, — я должен был бы сразу же уведомить об этом местную полицию.

— Я не сказал — подозрительное. Я ищу то, что вы видели и что было хотя бы отчасти необычным. Возможно, вам это ничего не говорит, но для меня это может иметь значение. Вы понимаете, что я имею в виду? Возьмите, примеру, номер моего отца. Что вы в нем заметили?

Маллет чуть не рассмеялся вслух. Так часто за время своей работы в полиции он задавал такой же вопрос свидетелям, что ему показалось, словно они поменялись местами.

— Номер вашего отца, — повторил он. — Дайте подумать. Кровать стояла справа от двери, как войдешь, у стены. Около нее был маленький столик. Описание всего, что на нем находилось, вы найдете в показаниях расследования. Как я понимаю, вы их читали?

Стефан кивнул.

— Мебель, — продолжал Маллет. — Гардероб, закрытый. Стул с какой-то одеждой на нем. Две безобразные китайские вазы на камине. Около окна туалетный столик с выдвижными ящиками. На нем расчески вашего отца, бритвенные принадлежности и все в таком роде. Так, содержимое его карманов — немного мелочи, ключи, записная книжка. Ах да, вот это было необычным — небольшая тарелка. На ней лежало яблоко рядом со складным серебряным ножом. Вот все, что я видел. Правда, я недолго был в комнате и мог что-то упустить.

— Отлично! — тихо сказал Стефан. — Я вам очень обязан, инспектор.

Разве я сообщил вам что-нибудь полезное?

— Вы забили еще один гвоздь в гроб с заключением о самоубийстве. Я имею в виду яблоко.

— Каким образом?

— Отец верил в пользу, которую приносит ежедневно съеденное яблоко. Обычно он съедал по яблоку утром, еще до завтрака, после бритья. Он был человеком устоявшихся привычек. Если он уезжал куда-нибудь на неделю, он брал с собой семь яблок, чтобы быть уверенным, что не пропустит ни одного дня. И брал с собой этот серебряный ножик, чтобы разрезать яблоко. Перед тем как уснуть, он готовил себе яблоко, чтобы утром съесть его. Именно так он поступил и на этот раз. Не очень похоже на человека, если он знает, что наутро его не будет в живых, не правда ли?