Сирил Хейр - Смерть - не азартный охотник. Самоубийство исключается

— Стефан, все это просто смешно. Я очень сожалею насчет вчерашнего вечера, если ты ждал от меня этого. Какого черта эта ужасная история должна вынуждать нас ссориться, как каких-то малышей?

— Потому что мы смотрим на нее под разными углами, я думаю. Не считай, что я признаю, что в моем поведении было много детского. А что касается твоей позиции...

— А ну тебя! — воскликнула Анна и выбежала из столовой. Через минуту она снова открыла дверь и попыталась возместить свое бегство с поля битвы, поинтересовавшись самым язвительным тоном: — Не будет ли ваша светлость настолько любезен, чтобы сообщить, где именно он намерен произвести свои разыскания и можно ли ожидать его домой к ленчу?

Не отрывая взгляда от вареного яйца, которое он аккуратно подбирал ложечкой, и важно кивнув, Стефан соизволил ответить:

— К ленчу меня не будет. И я не вижу, почему мне не известить тебя, что я отправляюсь в Скотленд-Ярд.

Дойти до Скотленд-Ярда было довольно просто, а вот сделать что-либо, оказавшись уже там, оказалось весьма затруднительно. Вежливый, но пытливый полисмен на входе дал это ясно понять Стефану. Так он желает видеть инспектора Маллета, не так ли? Именно его. В связи с каким случаем? А, по личному делу? Да, по личному. Вероятно, вам назначена встреча? Нет? Тогда вам не повезло. Стефан, вспотевший от смущения и чувствующий, как воротник рубашки сдавливает ему горло, согласился, что ему не везет. Нет, он не желает сделать заявление по своему делу другому офицеру. Да, он отлично понимает, что инспектор очень занятой человек, но у него очень срочное дело, которое не задержит инспектора надолго. Да, вот, пожалуйста, его карточка. В любом случае он будет ждать. Нет, он на самом деле не желает обращаться к сержанту. Нет, вовсе нет... О, конечно... Да, охотно... Спасибо, если вы не возражаете... Я хорошо понимаю... Да... Нет...

Эти переговоры заняли около получаса, а затем ему пришлось еще минут двадцать проторчать в комнате ожидания. После чего Стефану сообщили, что в настоящий момент инспектор находится на совещании у помощника комиссара и что затем инспектор пойдет на ленч. Тон, которым была доведена до Стефана эта последняя информация, свидетельствовал, что ленч — одно из тех занятий инспектора Маллета, к которым он относится со всей серьезностью. По окончании ленча, если он не будет занят, ему передадут карточку настойчивого визитера, и он может согласиться его принять... если сочтет это необходимым. Было ясно, что офицер вовсе не убежден, что инспектор примет именно такое решение, но попытаться Стефану стоит, так что усмиренный Стефан обещал вернуться в два часа.

Он тоскливо перекусил в кафе по соседству и вскоре после того, как Биг-Бен пробил три четверти часа, снова вернулся в грязный кирпичный четырехугольник, который на этот раз показался ему угнетающе знакомым. Приготовившись к очередному долгому и безнадежному ожиданию, он был приятно удивлен, когда его встретили сообщением, что совещание закончилось раньше чем предполагалось, что инспектор уже благополучно поел (видимо, это был самый важный пункт), что инспектор видел карточку Стефана, что инспектор сейчас свободен и готов его встретить, так не угодно ли ему пройти вот сюда?

Чувствуя легкое головокружение, Стефан позволил провести себя по бесконечным коридорам и лестницам и наконец оказался в небольшой светлой комнате, окна которой выходили на Темзу и которая с первого взгляда показалась ему очень тесной. Но вскоре он понял, что это впечатление происходило от крупного тела человека, который был ее единственным обитателем и который сидел за столом, рассматривая его с выражением, одновременно добродушным и пытливым.

— Мистер Стефан Диккинсон? — спросил Маллет удивительно тихим и мягким для его массивной фигуры голосом. — Присаживайтесь, пожалуйста.

Стефан послушно сел и открыл было рот, чтобы изложить свое дело, но инспектор продолжал:

— Вы не сын покойного мистера Леонарда Диккинсона?

— Да. Собственно, я...

— Я так и подумал. В каком-то смысле вы очень похожи на него.

Юноша покраснел.

— О, вы так думаете? — спросил он, с трудом скрывая свое неудовольствие. — Мне никогда не казалось, что между нами большое сходство.

Инспектор Маллет усмехнулся.

— Одно из правил поведения моей матушки, — заметил он, — было: «Никогда не ищи сходства». Она считала это бестактным. Боюсь, у меня не слишком хорошие манеры. Я вступил в полицию до того, как наступила эра галантных копов. Но тем не менее сходство между вами имеется.

Припомнив заурядную внешность старого мистера Диккинсона, он был нисколько не удивлен, что сын так резко отрицает его предположение о сходстве. Во всяком случае, подумал он, это скорее сходство выражения лица, чем его черт. Это было трудно уловить, так как фамильное сходство не часто встречается, но факт оставался фактом: с первого взгляда на Стефана он сразу вспомнил старого мистера Диккинсона. Довольно странно, что молодой человек напомнил не лицо Леонарда Диккинсона, каким его видел инспектор во время доверительной беседы за ужином, а то, каким оно представилось ему на следующее утро — спокойным и умиротворенным, когда смерть стерла с его лица морщины, оставленные тревогой и разочарованием. Еще более существенное сходство проступало из-за отсутствия маленьких хитростей, которыми одаряет нас жизнь. Недостаточный жизненный опыт Стефана еще не приучил его набрасывать на свое лицо хитроумную паутину маскировки. И общей для них чертой было — инспектор затруднился сразу найти определение — то, что в их лицах прежде всего обращала на себя внимание эгоцентричность. В основе, он чувствовал, сходство между отцом и сыном было глубже, чем на поверхности, хотя один из них был уставший от жизни пессимист, а другой — тип явно энергичный и самоуверенный до высокомерия. Если бы Стефану стало известно об этой параллели между собой и отцом, это его огорчило бы значительно больше, чем открытие, что у них похожие носы или подбородки.

Тем временем Стефан продолжал:

— Во всяком случае, я пришел к вам именно по поводу моего отца.

— Вот как? — Маллет говорил дружелюбно, но не сделал и попытки помочь ему.

— Да. — Стефан помедлил, словно перед прыжком в холодную воду, затем решительно заключил: — Я недоволен выводом, к которому пришло жюри коронера относительно смерти отца.

Маллет удивленно поднял брови.

— Их заключение было ошибочным, — повторил Стефан.

— М-да, — медленно отозвался Маллет. — Я понимаю, что вы имеете в виду. Но в таком случае, мистер Диккинсон, не думаете ли вы, что вам следует обратиться по этому поводу в полицию? Я имею в виду, — добавил он, улыбнувшись при виде озадаченного выражения лица юноши, — в полицию Маркшира. Видите ли, это их дело. Мое личное участие в этой трагедии было совершенно случайным и неофициальным. Может, если я дам вам записку, адресованную к тамошнему суперинтенденту...

— Нет, — твердо возразил Стефан. — Я хорошо понимаю, что вы предлагаете, но это не то, что мне нужно. Я пришел к вам лично, потому что... — Он нерешительно замолчал.

— Да?

— Потому что вы были человеком, в основном ответственным за то, что расследование пошло по ложному пути.

Давно уже инспектор Маллет не получал такого рода обвинений, и ему это пришлось не по душе. Он испытывал искушение обойтись построже с этим наглецом, и Стефану просто повезло, что инспектор пребывал в благодушном настроении, как всегда после вкусной еды. Однако промелькнувшее на лице инспектора раздражение не осталось незамеченным Стефаном, и он поспешил извиниться.

— Пожалуйста, не подумайте... — начал он.

— Важно не то, что я думаю, — прервал его инспектор. — Важно то, что я сделал, не так ли? Давайте этого и держаться. Я был свидетелем при расследовании причин смерти вашего отца — просто свидетелем, обыкновенным свидетелем. Надеюсь, я был добросовестным свидетелем, во всяком случае, я определенно старался им быть.

— В том-то и дело. Поэтому именно ваши показания и стали причиной проблем. Хотя они были точными — и потому что они были точными, — коронер и жюри впали в безнадежное заблуждение.

Стефан откинулся на спинку стула с видом человека, предъявившего ультиматум. Но на Маллета это не произвело особого впечатления. Он просто положил свои крупные ладони на стол, поджал губы и устремил задумчивый взгляд поверх головы юноши.

— Видите ли, — пробормотал он, — я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. Послушайте... — Он вдруг перевел взгляд на лицо Стефана. — Давайте начнем сначала. Это будет проще. Мистер Диккинсон скончался, приняв сверхдозу мединала. Медицинское заключение по этому пункту было убедительным, по крайней мере для меня. Вы возражаете против этого факта?

— Нет.

— Очень хорошо. На основании показаний, в том числе моих, жюри пришло к заключению, что он лишил себя жизни. Вы думаете, что это не так?