Случайная жертва - Яир Лапид
– Утром домработница вымоет, – сказала она.
Я пробормотал что-то, полагая, что сейчас она уйдет, но она села за стол и, попивая сок, уставилась на меня.
– Ты тут куда-то пропадал, – заметила Софи.
Я не ответил, хотя у меня закралось подозрение, что ей прекрасно известно, почему я прятался у себя в квартире.
– Что-то не спится, – пожаловалась она.
– Почему бы тебе не позвонить Рели?
– Терпеть не могу, когда меня подслушивают.
Жучок я обнаружил в распределительном шкафу в первый же день и оставил его на месте. Это удобнее, чем объясняться с ротой полицейских. Все серьезные беседы мы вели только по мобильному.
– Давно ты не спишь?
– Третью ночь.
– Плохие сны снятся? Или, наоборот, слишком хорошие?
– Не скажу.
– Почему?
– Ты еще маленький.
Вот оно. Проскочило между нами, пока еще робко, давая каждому из нас возможность обратить все в шутку или отговориться каким-нибудь отвлеченным замечанием. Я все еще мог уйти на обход, не обидев ее. Но я не двинулся с места.
– Трудно?
– Что?
– Быть одной.
– У тебя есть кто-нибудь?
– Нет.
– Вот ты мне и скажи: трудно это?
– Есть разные хитрости.
– Какие?
– Начертить схему?
Ее рот чуть приоткрылся в удивлении. Я обратил внимание, что она накрасила губы алым блеском. Ну конечно, именно так и поступает всякая женщина, когда в полтретьего ночи идет налить себе стакан сока.
– Ты всегда говоришь все что взбредет в голову?
– Да.
– И как тебе удается избежать последствий?
– А мне и не удается. Вечно вляпываюсь в неприятности.
– Всегда?
– Всю жизнь.
Треть своей взрослой жизни я провел в закрытых помещениях, читая протоколы допросов. Первое, чему учит это занятие, – слышать за сказанным вслух недосказанное. Наверное, еще можно было попытаться спасти меня: мы оба помнили, как однажды ночью в Румынии Кляйнман подкараулил возле казино партнера, который его обманывал, и проделал у него в голове отверстие величиной с вентиляционную шахту. Я отвел от нее взгляд. Это как на похоронах – когда знаешь, что, стоит посмотреть кому-то в глаза, чего доброго, рассмеешься. Она спокойно пила свой сок, предоставив решать мне. Через десять минут я уже прижимал ее к холодильнику и стоя входил в нее, одной рукой обхватив ее за бедра, а второй с силой сжав грудь.
В истекшие две недели мы по меньшей мере трижды давали друг другу клятву покончить с этим, в последний раз – ровно пять часов назад. Сейчас она пыталась дотянуться до прикроватной тумбочки. Я хотел ее обнять, но она оттолкнула мою руку, достала из ящика детское масло «Джонсон и Джонсон», села у меня между ног и с довольным видом принялась медленно меня массировать. Я сдерживался как мог и напрягал мышцы живота в ожидании, когда она заберется на меня сверху, но тут до нас донеслись звуки, никакого отношения к происходящему не имевшие. Мы не сразу расслышали их, а когда расслышали, замерли. «Да?» – громко произнесла она, и я не мог не восхититься тем, как она владеет своим голосом – в нем идеально сочетались скука и досада женщины, которой мешают досмотреть очередную серию «Отчаявшихся домохозяек».
– Извините, – сказали за дверью. – Джош, кто-то уже минут десять крутится возле ворот.
Это был Гай. Двадцативосьмилетний парень, отслуживший в элитной пехотной бригаде «Голани». Обычная биография: после армии – Индия, затем Нью-Йорк, в настоящее время – студент третьего курса юридического факультета колледжа Рамат-Гана. Я знал Гая с пеленок. Его отец, старый полицейский служака по прозвищу Чик, когда-то принимал меня на работу в окружное управление в Яффе. Мы с Чиком не виделись несколько лет, но перед тем, как нанять Гая, я заглянул к нему попить чайку и обо всем рассказал. Вообще-то я полагал, что он посоветует мне дать сыночку от ворот поворот. Он сделал большой глоток и задумался. Есть такие люди, которые умеют молчать, не вынуждая тебя заполнять паузу в разговоре. «Он в курсе, что ты пошел ко мне?» – наконец спросил он. «Нет», – ответил я. Тогда он бросил на меня лукавый взгляд и сказал: «Ну и ладно. Я тоже не проболтаюсь».
Я быстро оделся и вышел. По крайней мере, у Гая хватило мозгов не дожидаться меня у двери в спальню.
Я нашел его внизу. Он сидел на кухне, в темноте, и смотрел на улицу через прибор ночного видения, способный различать цели на расстоянии до 250 метров. Эта штука стоила 1880 шекелей, включая футляр и удивленно поднятые брови Генделя, обнаружившего бинокль в списке расходов.
– Двое, – тихо сказал Гай. – Стоят там уже минут двадцать.
В венах у меня бушевал адреналин.
– Иди во двор, – сказал я, – возьми их на мушку и жди, пока я не подойду. Как только я окажусь рядом с ними, выскакивай из ворот с пистолетом в руке.
Он без всяких споров бросил: «О’кей». Я выскользнул через заднюю дверь, обежал вокруг дома, перемахнул через забор и, прячась за машинами, приблизился к ним почти вплотную. Они не успели даже повернуться ко мне, когда первый получил коленом по печени и начал хватать ртом воздух, а второй схлопотал левый в челюсть и осел на землю. Через несколько секунд появился Гай с фонариком и осветил их лица. Совсем молодые, перекошенные от страха и боли.
– Я их знаю, – сказал Гай. – Просто местные мальчишки.
Я перевернул того, которому достался удар по печени, и в круге света от фонаря обнаружил под ним раздавленный косяк. Поднял его и зажал между пальцами.
– Вы оба арестованы, – сказал я. – Звоните родителям, пусть приходят в участок с адвокатом.
Они изменились в лице. Все вышло так легко, что мне даже стало их жалко.
– Да ладно вам, – промямлил один из них. – Это же всего лишь косячок.
– А это всегда начинается с косячка, – назидательно произнес я, – а заканчивается тяжелыми наркотиками.
Они продолжали на меня пялиться, но мой адреналин уже выдохся.
– Все, – сказал я, – валите отсюда.
Они поднялись и исчезли с приличной, учитывая полученные тумаки, скоростью. Похоже, я старею, подумал я. Мы с Гаем прислонились к стоящей позади машине и отдышались. Я предложил ему косяк, и после краткого размышления он затянулся. Мы оба молчали, мучительно соображая, что нам делать с тайной, отныне ставшей для нас общей. Ему явно хотелось что-то мне сказать, но он не решался. Над входной дверью зажегся свет. На пороге стояла она, одетая в длинную рубашку.
– Тысячу раз говорил тебе, – подходя к ней, сказал я, – если ты
