Случайная жертва - Яир Лапид
– Она слишком близко, – сказал я Генделю.
– Кто?
– Кнопка.
Я подошел к женщине, улыбнулся ей и закрыл перед ней ворота, сам оставшись снаружи. Потом просунул руку через решетку ограды и нажал на кнопку. Ворота послушно распахнулись. Великан чертыхнулся сквозь зубы. Пусть идет в жопу. Они должны были подумать об этом в первый же день. Она оглядела меня с любопытством, протянула руку и представилась: «Софи Кляйнман».
Мне хватило секунды, чтобы заметить всё. Запах карамели, легкое колыхание груди под свободной футболкой и даже этот отстраненный взгляд, который предостерегал меня неизвестно от чего. Десять минут спустя мы уже прощались. Я так и не уловил, в какой момент она подала Генделю знак, что я ее устраиваю, но очевидно, что она это сделала. Мы поехали в кафе «Идельсон» на углу Иеремияху и Бен-Йехуды и сели в застекленной нише – позорном углу для курящих. Он заказал салат и омлет, а я закурил особенно вонючую сигару «Виллигер». Официант скривился, я в ответ состроил ему рожу, и он удалился – видимо, пошел рыдать на плече у повара. Гендель выложил на стол бумаги, и мы приступили к делу.
– Мне понадобится нанять шесть человек, – сообщил я ему. – Не топтунов за двадцать четыре шекеля в час, а ребят с опытом работы в личной охране.
– Без проблем, – сказал он.
– Кому я выставляю счета?
– Мне.
– Оплата четырнадцатого числа каждого месяца. Без задержек.
– О’кей.
– У вас есть список?
– Какой список?
– Кого я должен остерегаться.
– Вы что, газет не читаете?
– А кроме тех, о ком пишут в газетах?
– Почему вы спрашиваете?
Потому что это было написано у него на лице. И на лысине тоже.
Гендель вздохнул и отложил в сторону вилку:
– Кляйнман хочет знать, не ходит ли к ней кто-нибудь.
– А что, если да?
– Ничего. Вы сообщаете мне его имя, даете фотографию с камер наблюдения и обо всем забываете.
– А потом мне покажут по телевизору его труп?
– Не знаю.
– Вы все прекрасно знаете.
– Он сидит под арестом. Дома осталась красавица жена, и он психует. Вы бы в его положении не волновались?
Мы немного помолчали, пытаясь переварить мысль о том, что можем стать соучастниками убийства.
– Еще один вопрос, – наконец сказал я.
– Давайте.
– Почему я?
Он ждал этого.
– У вас отличные рекомендации.
Я уставился на него и не отводил взгляда до тех пор, пока он не понял, что я не отстану и ему придется сообщить мне, кто именно меня рекомендовал. За два года до того мне удалось раскрыть серию убийств одиннадцатилетних девочек, после чего я на несколько месяцев стал почти знаменитым и в результате приобрел кучу старых друзей, о существовании которых уже успел забыть. Расследовать то дело было сплошным удовольствием, и в некоторые ночи я просыпался от собственного крика всего по два раза.
– Они подозревают всех, – сказал Гендель. – После того как его посадили за решетку, организация ослабела. Они боятся, что тот, кого они наймут охранять Софи, сдаст ее другой стороне. А про вас говорят, что вас нельзя купить.
Я заявил, что это подлый поклеп, но он не стал меня слушать. Короче, я взялся за эту работу.
Только по дороге домой я вспомнил, что передо мной на столе стояла целая тарелка мини-круассанов с джемом, но я к ним так и не притронулся.
3
С того дня прошло шесть месяцев. Я лежу на спине и слушаю, как дождь стучит в окно. У меня в голове играет Me and Mrs Jones Билли Пола, но из соображений гуманности я не подпеваю. Ее голова лежит на моей груди, пальцем она выводит круги на моем бедре. В этой позе я могу без помех рассмотреть детали. Сказать, что ее тело ни в чем не обмануло ожиданий, внушенных свободной футболкой, – значит ничего не сказать. Маленькие темно-коричневые соски, поразительно белые груди и идеальная попа, формой напоминающая перевернутое сердечко. Я почти уверен, что у нее есть и другие части тела, но сосредоточиться на них я не в состоянии.
– Ты похудел, – сказала она.
– Ты только сейчас заметила?
– Сколько ты сбросил?
– Девять килограммов.
– И сколько ты теперь весишь?
Это был глубоко интимный вопрос, но я не стал пользоваться правом на неразглашение личной информации.
– Девяносто три.
– Что случилось?
– Был занят. Когда много работы, я всегда худею.
Разумеется, я соврал. На следующий день после нашего знакомства я пошел в спортзал и колотил там боксерскую грушу, пока та не начала молить о пощаде. Потом я набил холодильник сладким перцем. Я люблю сладкий перец. Он похож на меня: кроме внешней оболочки, в нем нет почти ничего, за исключением тех редких случаев, когда внутри обнаруживается еще один перчик поменьше. Тогда я чувствую себя детоубийцей.
– Ты меня любишь?
– Нет.
Она засмеялась. Вообще-то это походило не столько на смех, сколько на нежное воркование. Потом она перевернулась и нырнула вниз, по-прежнему продолжая мне улыбаться. За секунду до того, как начать, она спросила: «Ты смотришь?» Я кивнул. Противоположная стена спальни представляла собой огромное зеркало, и в нем отражалось все, что здесь происходило. Когда она в первый раз захотела попробовать, каков я на вкус, она заметила, что я смотрю в зеркало на ее ягодицы, особенно привлекательные в такой позе. Почему-то это ее заводило.
– Ты уверен, что не любишь меня?
– Абсолютно.
Я ее не любил. Мне нравилось, что она есть в моей жизни, что кто-то обращает внимание на то, что я похудел, и украдкой, пока никто не видит, прижимается ко мне на кухне. Мы соблазняли друг друга, как поступают все, кому важно знать, что они еще живы. Она – сидя в своей тюрьме, я – в своей.
Это началось две недели назад. Я мыл на кухне тарелку, после того как попотчевал себя двумя ломтиками диетического хлеба с трехпроцентной брынзой. Люстру я не зажигал – из гостиной падало достаточно света. Она спустилась из
