Росс Макдональд - Дело Уичерли

Долли тихонько прикрыла за собой дверь и вышла в коридор.

— Соседка но комнате спит, — пояснила она. — Ей что пост, что не пост... Ну-с, чем порадуете? — с вызовом спросила девушка. За это время она стала как-то старше, агрессивнее и в то же время менее уверенной в себе.

— А вы меня чем порадуете, Долли?

— Нечем вроде бы. Можем, если хотите, о погоде поговорить.

И она, наподобие механической птицы, стала водить головой во все стороны. На городок с океана надвигалась пелена предутреннего тумана. Казалось, вместе с улицей, домами в нем растворяется и сама ночь.

— Какой сильный туман, — проговорила она.

— Да, и пора бы его развеять.

— Хорошо бы. Ненавижу туман. Почему-то он ассоциируется у меня с завернутыми в саван покойниками. — К горлу подкатил комок, она вздрогнула. — Не обращайте внимания, это я кофе перепила. Чтоб не заснуть.

— Мы не могли бы пойти куда-нибудь поговорить?

— Не хочу никуда ходить, — заявила Долли плаксивым, как у маленькой капризной девочки, голоском. — Можно поговорить и здесь, если надо.

— Надо, и даже очень. Сегодня вечером Бобби Донкастеру звонили по вашему телефону.

— По моему телефону?

— Только не прикидывайтесь дурочкой, Долли. Для него этот телефонный звонок — вопрос жизни и смерти.

Ее серое взволнованное личико ткнулось мне в плечо.

— Странно, мне он сказал то же самое. Я пообещала ему никому об этом звонке не рассказывать.

— А мне расскажите.

— А в чем дело? Этот звонок имеет отношение к Фебе?

— Почему вы так решили?

— По его реакции. Понимаете, он просиял, когда... — Девушка осеклась. — Я обещала никому не рассказывать, даже его матери, она за это ужасно на меня разозлилась.

— Я же не его мать.

— Вижу. Зато вы сыщик, а это еще хуже. Я не хочу, чтобы у Бобби были из-за меня неприятности.

— Неприятностей у него и без вас хватает. Поймите, я хочу найти его раньше, чем это сделает полиция.

— Полиция?! Его ищет полиция?

— Сейчас нет, а завтра уже будет.

— Что же он такого сделал?

— На этот вопрос я вам, к сожалению, ответить не могу. Впрочем, мой ответ вам вряд ли придется по душе. Если хотите оказать ему — да и мне — реальную помощь, расскажите об этом телефонном звонке со всеми подробностями.

— Но я не знаю никаких подробностей. Бобби попросил меня выйти из комнаты.

— А с кем он разговаривал?

— Говорю же, не знаю.

— А я решил, что трубку взяли вы.

— Да, но говорила я с телефонисткой. Она сказала, что к телефону вызывается мистер Роберт Донкастер, Я спустилась и его позвала.

— В котором это было часу?

— Кажется, без четверти шесть, — неуверенно ответила Долли.

— А телефонистка сказала, из какого города звонит абонент?

— Да, из Пало-Альто. Там ведь находится Стэнфордский колледж, и я сдуру решила, что это Феба звонит. Я и сейчас никак заснуть не могу, всякие мысли в голову лезут. А вдруг, думаю, Феба памяти лишилась, запомнила только имя Бобби и свой собственный номер телефона...

— Можете не волноваться, Долли, — отрезал я, обращаясь не столько к ней, сколько к самому себе. — Звонила не Феба.

— Да, я знаю. Бобби сказал, что это не она, а уж мне бы он врать не стал, тем более раз речь о Фебе идет.

— А он не намекнул, кто звонил?

— Нет, сказал — по делу.

— А что он еще сказал?

— Больше ничего, только ужасно благодарил за то, что я его позвала. А уже через пять минут Бобби вскочил в машину и помчался в сторону шоссе. Я сама из окна видела.

— Говорите, он был возбужден?

— Очень возбужден.

— В каком смысле? Находился в приподнятом настроении или был навеселе?

— Даже не знаю, — ответила она после паузы. — Всю зиму он проходил как в воду опущенный, а тут вдруг весь напрягся. Но чувствовалось, что вместе с тем он ужасно счастлив. И счастье это было какое-то... понимаете... неземное, как будто он на поиски Святого Грааля отправляется[11]. — Долли посмотрела на луну, от которой теперь осталось едва заметное тусклое пятно, и зябко поежилась. — Меня пробирает дрожь, мистер Арчер. Ума не приложу, что все это значит.

— Я тоже, Долли. И все-таки вы не могли бы уделить мне еще пару минут?

— Конечно, если только вам от меня будет прок.

— Уже есть, и немалый. Скажите, вы ведь психолог: Бобби, на ваш взгляд, человек неуравновешенный?

— И даже очень. Впрочем, все мы невротики. Мы с Фебой часто говорили, что он находится под сильным влиянием матери, однако он с этим влиянием борется.

— Каким образом?

— Взрослея, Бобби постепенно освобождается от ее воздействия, вырывается на свободу. В этом году они с матерью несколько раз ужасно ссорились. Такой крик стоял, что на втором этаже слышно было.

— Дело доходило до драки?

— Нет, конечно, драться они не дрались, но скандалили крупно.

— Он ей угрожал?

— Нет, не думаю. Бобби хотел бросить учиться и начать самостоятельную жизнь, а мамаша была против.

— И вы полагаете, он мог уйти из колледжа и устроиться на работу?

— С него станется.

— А он угрожал кому-нибудь физической расправой? Вам или, скажем, Фебе?

Долли невесело рассмеялась:

— Вы тоже скажете. Нет, конечно. Бобби за всю свою жизнь мухи не обидел. Это, кстати, Фебе в нем и не нравилось. Она даже называла его «христианским рабом». Помните:

Я был царем Вавилонским,

А ты христианским рабом[12].

— А в принципе на насилие он способен, как вам кажется?

— На насилие по отношению к Фебе? — уточнила она, прижав к груди руки. — Вы к этому клоните?

— Да.

Долли покачала головой резкими судорожными движениями.

— Фебе он никогда не причинит вреда, в этом сомневаться не приходится. Я ни разу не видела, чтобы парень был так влюблен в девушку, как Бобби. Честное слово. А что, с Фебой что-то случилось? — спросила она, схватив меня за локоть.

— К сожалению, да, Долли.

— Она умерла?

— Увы.

Словно обжегшись, Долли отдернула руку и в тот же миг упала на меня, буквально упала. В следующий момент я сжимал ее в своих объятиях и гладил ее взъерошенные волосы. На любовную пару мы, впрочем, были мало похожи.

— Черт побери! — сказала она неожиданно звонким голосом. — Я перестала молиться, когда была еще ребенком. А снова начала в ноябре. Два месяца я молилась каждый вечер. А Феба все равно умерла. Значит, бога нет.

Я стал объяснять ей, что она не права, что бог, если он есть, ведет себя непредсказуемо, как, впрочем, и простые смертные. Однако Долли скоро надоело слушать банальности, она отвернулась и, прижавшись лбом к дверному косяку, стала вертеть ручку двери. Казалось, она не решается — или не в силах — открыть ее.

— Мне очень не хотелось, чтобы вы узнали о смерти подруги от меня, — сказал я, — но, согласитесь, это все же лучше, чем прочесть некролог в газете.

— Да, благодарю вас. Как она умерла?

— Этого мы пока не знаем. Но ее нет в живых уже два месяца. — Я коснулся ее плеча. — Могу я обратиться к вам с еще одной просьбой?

— Да, пожалуйста, только сейчас мне очень не по себе.

— Позвольте мне позвонить из вашей комнаты.

— Боюсь, это невозможно, соседка ведь спит, а она терпеть не может, когда ее будят.

— Я буду говорить шепотом.

— Хорошо, звоните.

Я вошел. На диване, завернувшись в одеяло, спала девушка с волосами цвета сливочной тянучки. Телефон стоял на письменном столе рядом с громоздкой, допотопной пишущей машинкой, в которую был вставлен все тот же, напечатанный лишь наполовину лист бумаги. Я присел к столу и еще раз перечитал недописанное предложение:

«Многие специалисты считают, что в антиобщественном поведении преобладают социоэкономические факторы; существует, однако, иная точка зрения, согласно которой отсутствие любви...»

Буква "е" выпадала из строки. Старый «Ройал», "е" выпадает из строки... Я достал анонимные письма, которые дал мне Вилли Мэки, и быстро сравнил шрифт писем и научной статьи — совпадает! Стало быть, письмо Гомера Уичерли, угрожающие подметные письма и курсовая Долли напечатаны на одной и той же пишущей машинке. На этой.

— Что вы делаете? — шепнула она мне на ухо.

— Я тут кое-что обнаружил... Скажите, откуда у вас эта машинка?

— Вообще-то она принадлежит Фебе. А теперь я ей пользуюсь. А что, нельзя?

— Боюсь, мне придется забрать машинку с собой.

— Зачем?

— Для дела, — уклончиво ответил я. — Вам случайно не известно, где Феба взяла ее?

— Нет, но машинка старая, ей, должно быть, лет двадцать. Вероятно, Феба купила ее в комиссионном магазине. Впрочем, на нее это не похоже. Она любила новые вещи.

Тут соседка Долли перевернулась на другой бок и сонным голосом проговорила:

— Что ты там делаешь, Долли? Ложись спать.

— Спи.

Девушка послушалась — повернулась к стенке и уснула, а Долли спросила:

— Зачем вам эта машинка?

— Сам пока не знаю, — ответил я, всматриваясь в напряженное маленькое личико — загнанный заяц, иначе не скажешь. — Почему бы вам не послушаться совета соседки и не лечь спать? Согрейте себе молока и ложитесь, а я позвоню и уйду. Вам надо выспаться.