Микки Спиллейн - Дельта-фактор

— Да, сеньор. — Он бурно закивал. — Я... понимаю.

— Очень хорошо, — сказал я. — Ты отведешь меня к камере Сейбла и, если возникнут какие-нибудь вопросы, скажешь, что это по приказу капитана. Я пойду немного впереди тебя, а мой револьвер выстрелит прежде, чем ты успеешь моргнуть глазом, так что, если позволишь себе хоть одно подозрительное движение, получишь пулю.

Лейтенант попробовал сглотнуть, но у него во рту было сухо, и он просто кивнул, потом повернул голову, и я увидел ужас в его глазах. Он размышлял, что я буду делать, когда закончу то, за чем пришел. Но я не мог допустить, чтобы он шел мимо других охранников, трясясь от страха.

— Еще кое-что, и советую хорошенько это обдумать. Я тебя не знаю, поэтому убью или нет — зависит только от тебя. Если честно, я не думаю, что ты заботишься о ком-нибудь, кто находится здесь, поэтому советую играть честно. Если я выйду отсюда живым и невредимым, ты останешься здесь всего лишь с шишкой на голове, и все будут считать тебя героем. Все остальные не будут знать, убил я этих двоих до или после того, как похитил Виктора Сейбла. Так что твоя версия будет следующей. Капитан приказал тебе показать мне заключенного, а я, держа тебя под прицелом, убил капитана и Фусиллу на обратном пути. Ты пытался остановить меня, и я сшиб тебя с ног. Черт побери, может даже, тебя сделают начальником. Все ясно?

Именно последняя мысль была особенно убедительной для него. Он уже представил себе, как сидит в кресле за большим столом. И на этот раз кивнул задумчиво и неторопливо. Те, кто несли ответственность, были мертвы. А он должен был стать героем.

Глава 12

Если действие повторяется неоднократно, его проще принять. Охрана, установленная на каждом ключевом посту, прежде уже видела меня в сопровождении Фусил-лы, и, если в самом начале у них и возникли какие-то вопросы в силу необычности этого действия, теперь на меня реагировали вполне благодушно. Кто они были такие, чтобы критиковать свое начальство, особенно авторитетного офицера? Только один из них, самый старший, чье худое, израненное лицо указывало на переделки, в каких он побывал, подверг происходящее сомнению, но облек его в циничное выражение, смысл которого заключался в том, что до него дошли слухи о деятельности высших эшелонов и, хотя он лично относится к этому с негодованием, вынужден повиноваться. Он смотрел на лейтенанта открыто и враждебно и пропустил нас через стальные ворота только после тщательного изучения пропуска, подписанного рукой капитана.

Мне совсем не потребовалось подбадривать лейтенанта. Он уже предвидел крупные перемены и вошел в роль великолепно, следуя за мной по левую руку на расстоянии шага, так чтобы я мог полностью видеть его и намеренно поддерживал любезный разговор, что со стороны выглядело как беседа старых друзей. Позади него, в офисе, лежало два трупа, и с этим уже ничего нельзя было поделать, кроме как извлечь из всего случившегося выгоду. Моя миссия никак не затрагивала его лично, я не был заинтересован в его смерти, поэтому наилучший выход для себя он видел в том, чтобы играть в мою игру в ожидании награды, так что лейтенант был почти озабочен тем, как бы мне услужить.

Охранник на последнем посту был единственным, кто выказал хоть какое-то любопытство. Все, что нарушало монотонность ночи в недрах Роуз-Касл, за его спиной, вызывало у него лишь интерес. Он смотрел, как мы проходим мимо, повернувшись на своем сиденье, чтобы лучше видеть, что мы делаем, и не пропустить ни одного нашего слова.

Лающая команда лейтенанта заставила его подскочить на ноги, а резкий приказ принести стакан воды унес прочь из поля нашего зрения. Я мог спокойно достать отмычки из кармана и приступить к работе над замками двери в камеру Виктора Сейбла.

Обе мои руки были заняты, и, если он захотел бы напасть на меня, сейчас было самое время. И лейтенант знал это, но он продолжал улыбаться, отойдя на несколько футов, пока я гремел отмычками.

Изнутри ворчливый голос произнес:

— Эй... кто там?

Я остановился на мгновение, открыл глазок и стал говорить через него:

— Успокойтесь. Мы пытаемся вытащить вас отсюда.

Внутри испуганно перевели дыхание, потом Сейбл спросил:

— Кто... кто вы?

Если бы он хотя бы намекнул на отказ, я бы тут же убил его.

Я сказал:

— Я представитель правительства Соединенных Штатов.

Он вскрикнул от восторга, и мне этого было достаточно. Я снова вернулся к замкам. Первый я открыл за две минуты, затем нас прервал охранник, принесший стакан воды, а лейтенант тут же отправил его по другому поручению.

Два других замка были посложнее. Одна из отмычек сломалась у меня в руках, и мне пришлось выуживать обломки металла из замка, прежде чем я вновь смог проложить работу. Когда дверь наконец открылась, охранник вернулся и занял место за своим столом.

Лейтенант негромко спросил:

— Еще долго, сеньор?

— Еще несколько минут, если мне повезет.

На его лице появилось выжидающее выражение.

— Что-то нужно сделать с этим охранником, сеньор. Он вооружен и достаточно глуп, чтобы вмешаться. Он знает, что у меня нет ключей от этой камеры.

Я понял, что он имеет в виду. Я оставил отмычку в замке и сделал вид, что готов идти назад вместе с лейтенантом. Охранник увидел, как мы возвращаемся, и с сожалением улыбнулся, так как опять оставался в одиночестве.

Но это продолжалось недолго. Как только мы поравнялись с ним, я схватил лейтенанта за руку, повалил на стол и сбросил на пол, угрожая охраннику револьвером. Инстинкт заставил того потянуться за пистолетом, висевшим на поясе, но лейтенант был по-прежнему в игре и, пытаясь встать на ноги, намеренно стукнул охранника по руке, а я со всей силы ударил его по голове своим револьвером. Парень растянулся на полу, сохранив в памяти лишь героическую борьбу лейтенанта.

Когда я отошел в сторону, лейтенант сказал:

— Отличное представление, сеньор, — и улыбнулся, потому что я все еще из осторожности не спускал с него взгляда, зная, что он думает о том же, о чем и я. Он бы зарекомендовал себя еще большим героем, если бы обезоружил и арестовал меня. Но даже в нарядной форме со всеми своими медалями он по-прежнему оставался новичком-любителем, а я был прожженным профи, который только что убил двух человек и мог легко убить и третьего. Поэтому лейтенант милостиво улыбнулся и позволил мне открыть и последний замок в камеру Виктора Сейбла.

Я взглянул на человека, стоявшего в недоумении посреди камеры. Какой же вклад он мог внести в национальную безопасность, что сделало его персону столь важной? В его внешности не было ничего особенного. Годы оставили на нем след, но времени не удалось ни сломить его достоинство, ни затушить блеска его глаз.

Он вдруг начал чихать, хотя изо всех сил старался сдержаться. Увидев, что я нахмурился, он сказал:

— Они посадили меня на иглу, сэр.

— Я знаю. Насколько это серьезно?

— Не так серьезно, как они считают.

— Вам не нужна доза прямо сейчас? Нам многое предстоит сделать.

— Я предпочитаю немедленно удалиться отсюда.

— Вы можете нас подвести. Я знаю, где можно достать дозу. — Я имел в виду тот пакетик с образцом, который передал Фусилле, а капитан спрятал где-то в офисе.

— Нет. — Его тон был непоколебим.

— О'кей, это твои проблемы, приятель.

Лейтенант нервно вмешался:

— Мы слишком задерживаемся, сеньор. Нам лучше поспешить.

Я кивнул и взглянул на Виктора Сейбла:

— Пойдемте. Идите впереди, словно вас ведут на допрос. Если возникнут осложнения, сразу бросайтесь на пол.

Он осторожно улыбнулся:

— Скажите мне только одну вещь, пожалуйста.

— Что?

— У вас есть приказ убить меня, если нам не удастся бежать?

Я кивнул.

— Отлично. Пожалуйста, не сомневайтесь: я предпочту смерть, только бы не попасть в руки красных.

— Значит, вы так важны?

— Именно так. Я очень важен. Если я останусь в живых, они заставят меня говорить, и на моей совести будет смерть миллионов. Если я умру... что ж, может, тогда у мира появится шанс обрести, наконец, разум.

— Но все-таки давайте сначала попробуем вытащить вас живым, — сказал я.

— Вы храбрый человек, — ответил он.

Я покачал головой:

— Перед вами самый последний идиот на свете. Вперед!

Никто не задал нам ни одного вопроса, пока мы шли по коридорам. Лейтенант представлял собой власть, чье слово было законом, поэтому ворота открывались и закрывались за нами без всяких усилий. В тусклом свете лампочек, развешанных по стенам, никто не мог заметить ни торчавшего из-под моего пиджака револьвера, ни необычного выражения наших лиц. Стража просто совершала те же действия, что и обычно, пропуская заключенного с эскортом, ведущим его на допрос. Позднее, чтобы защитить себя и своего нового капитана, они припомнят, как я давил на него, держа под прицелом, и как он пытался беззвучно подать им знак, предупредить об опасности; но они, простые охранники, не разобрались в таких тонкостях.