Ли Чайлд - Джек Ричер, или Я уйду завтра

– Больше всего моджахеды любили ловить наших снайперов, потому что ненавидели их, – сказала Лиля. – Думаю, снайперов всегда ненавидят – наверное, из-за способа, которым они убивают людей. Естественно, моя мать очень беспокоилась за мужа и младшего брата. Они уходили почти каждую ночь, брали электронный прибор ночного видения и прятались среди невысоких холмов неподалеку. Может, в тысяче ярдов, где находили место, откуда вели стрельбу. Достаточно далеко, чтобы действовать эффективно, но близко от лагеря, чтобы чувствовать себя в безопасности. Впрочем, по-настоящему безопасных мест не существовало. Они были уязвимы, однако не могли ослушаться приказа, требовавшего стрелять во врага. Но они старались убивать пленных. Потому что считали это милосердием. В общем, время было ужасное.

Моя мать уже была беременна мной. Мои родители зачали меня в траншее, вырубленной в каменистой почве долины Коренгал, под потрепанной шинелью конца Второй мировой войны и на двух других, еще более старых. Мама говорила, что в них имелись отверстия от пуль, наверное оставшиеся после Сталинграда[35].

Я молчал, Светлана продолжала смотреть прямо перед собой. Лиля положила руки на стол и сплела пальцы.

– В течение первого месяца или около того мой отец и дядя возвращались в лагерь целые и невредимые, – продолжала она. – Они были хорошей командой, возможно, лучшей.

Светлана все так же буравила взглядом пространство. Лиля убрала руки со стола и на мгновение задумалась. Потом она выпрямилась и расправила плечи.

– В то время в Афганистане находились американцы, – сказала она.

– Правда? – проговорил я.

Она кивнула.

– Какие американцы? – спросил я.

– Солдаты, немного, но были. Не постоянно, они появлялись время от времени.

– Вы так думаете?

Она снова кивнула.

– Американская армия определенно там находилась. Советский Союз являлся их врагом, моджахеды – союзниками. Шла холодная война. Президента Рейгана устраивало, что наша армия теряла силы, это входило в его антикоммунистическую стратегию. Кроме того, он радовался возможности захватить кое-что из нашего нового оружия с целью его изучения. Поэтому в Афганистан посылали отряды особого назначения, которые регулярно туда прилетали, а потом возвращались в Америку. Однажды ночью в марте 1983 года один из таких отрядов обнаружил моего отца и дядю, и американцы отобрали у них винтовку «Вал».

Я продолжал молчать.

– Потеря оружия считалась поражением, – сказала Лиля. – Но что еще хуже, американцы отдали моего отца и дядю женщинам из афганского племени. В этом не было никакой необходимости. Естественно, их следовало убить, потому что американское присутствие являлось секретом, и его скрывали. Но они могли сами расправиться с моим отцом и дядей, быстро, тихо и без мучений. Однако они решили поступить иначе. Моя мать слышала крики своих родных весь следующий день и до глубокой ночи. Жуткие крики мужа и брата. Это продолжалось шестнадцать или даже восемнадцать часов. Она говорила мне, что различала их по голосам.

Глава 37

Я окинул взглядом окутанную полумраком чайную комнату в «Четырех временах года», поерзал на стуле и сказал:

– Прошу меня простить, но я вам не верю.

– Это правда, – ответила Лиля Хос.

– Я служил в американской армии и был военным копом, – сказал я, покачав головой. – И знал, где наши солдаты находились, а где – нет. Американцы не ступали на землю Афганистана. По крайней мере, во время того конфликта. Он был исключительно внутренним делом.

– Но у вас имелся свой интерес.

– Разумеется, как и у вас, когда мы воевали во Вьетнаме. Ваша армия тоже там тогда находилась?

Вопрос был риторическим, и я задал его с целью доказать Лиле Хос свою правоту, но она отнеслась к нему серьезно. Она нагнулась через стол и заговорила с матерью, тихо и быстро, на иностранном языке, видимо на украинском, решил я. Светлана приоткрыла глаза и склонила голову набок, как будто вспоминала какую-то незначительную, но мрачную историческую подробность. Потом ответила дочери, тихо, быстро и длинно. Лиля помолчала немного, чтобы мысленно перевести ее слова, и сказала:

– Нет, мы не посылали войска во Вьетнам, потому что не сомневались, что братья из народной республики сумеют без нашей помощи разобраться с этой проблемой. Что, по словам моей матери, они и сделали, причем великолепно. Маленькие мужчины в пижамах победили большую зеленую машину.

Светлана Хос улыбнулась и кивнула.

– Вроде как кучка пастухов надрала ей задницу.

– Вне всякого сомнения. Только с серьезной помощью.

– Ничего такого не было.

– Но вы признаете, что Америка оказывала материальную помощь моджахедам. Деньгами и оружием. Особенно ракетами «земля – воздух» и тому подобное.

– Как во Вьетнаме, только наоборот.

– Вьетнам – отличный пример, поскольку вы наверняка знаете, что, где бы на земном шаре Соединенные Штаты ни оказывали военную помощь, они непременно отправляют туда советников.

Я промолчал.

– Например, в каком количестве стран вы служили? – спросила она.

Я не стал ей отвечать.

– Когда вы вступили в ряды армии? – поинтересовалась она.

– В 1984 году, – сказал я.

– В таком случае события 1982-го и 1983-го происходили до того, как вы начали служить в вооруженных силах.

– Совсем чуть-чуть. Кроме того, существует такое понятие, как коллективная память.

– Неверно, – возразила она. – В случае секретных операций коллективную память стирают, для удобства. Истории известно множество противозаконных операций, которые Америка проводила по всему миру. Особенно во времена президентства Рейгана.

– Вы узнали об этом в средней школе?

– Именно. И не забывайте, что коммунисты исчезли с исторической арены задолго до того, как я училась в школе. Кстати, частично благодаря усилиям того же мистера Рейгана.

– Даже если вы правы, с чего вы взяли, что в ту конкретную ночь американцы оказались рядом с вашим лагерем и стали причиной гибели ваших близких? – проговорил я. – Не вызывает сомнений, что ваша мать не видела, как все произошло. Почему не предположить, что их захватили сами моджахеды?

– Потому что винтовку так и не удалось найти. И в ту ночь никто не обстрелял нашу позицию. В винтовке моего отца имелось двадцать патронов, и еще двадцать он взял про запас. Если бы моджахеды захватили его без посторонней помощи, они использовали бы винтовку против нас, убили бы сорок наших солдат, или попытались бы; потом у них кончились бы боеприпасы, и они бросили бы винтовку. Отряд моей матери рано или поздно наткнулся бы на нее. Мы и они постоянно прочесывали местность, мы нападали на них, они – на нас. Что-то вроде безумного бега по кругу.

Моджахеды были совсем не дураки. Они имели обыкновение возвращаться на позиции, которые, по нашим сведениям, незадолго до этого оставили. Однако в конце концов наши солдаты узнавали про все их лагеря. Они обнаружили бы винтовку, заржавевшую и пустую, возможно превращенную в опору для забора. Так было со всем пропавшим оружием. Но винтовка моего отца исчезла, и единственное логическое объяснение состоит в том, что американцы увезли ее с собой в Соединенные Штаты.

Я не стал комментировать ее слова.

– Я говорю вам правду, – сказала Лиля Хос.

– Мне доводилось однажды видеть «бесшумного снайпера», – сообщил я ей.

– Вы мне уже говорили.

– В 1994 году, – сказал я. – Нам объяснили, что ее захватили совсем недавно. Иными словами, через одиннадцать полных лет после того времени, о котором вы говорите. Тогда из-за возможностей этой винтовки возникла страшная паника. Армия не стала бы ждать одиннадцать лет, чтобы впасть в панику.

– Очень даже стала бы, – возразила мне она. – Если бы они показали винтовку сразу после того, как ее захватили, началась бы Третья мировая война, потому что это означало бы открытое признание того, что ваши солдаты входили в прямой контакт с нашими без объявления войны. В лучшем случае такие действия являются противозаконными, в худшем они привели бы к геополитической катастрофе. Америка лишилась бы своего авторитета. Поддержка внутри Советского Союза стала бы сильнее, и падение коммунизма отсрочилось бы на годы.

Я продолжал молчать.

– Скажите-ка мне, что произошло в вашей армии в 1994 году после той страшной паники?

У меня сделался задумчивый вид, совсем как у Светланы Хос. Я вспомнил исторические детали, и они меня поразили. Я мысленно несколько раз все проверил и ответил:

– На самом деле ничего особенного не происходило.

– Не появилось новых бронежилетов или камуфляжных костюмов? Не было никакой реакции с точки зрения тактических решений? Вообще никакой?

– Да.

– Такое поведение логично, даже если речь идет об армии?

– Не особенно.

– Когда перед этим в последний раз усовершенствовалось ваше снаряжение?