Ричард Пратер - Больше, чем страх
— Я не буду сопротивляться. Сделаю все, что вы захотите, сеньор. Объясните, что случилось, — проверещал он, и его и без того выпученные глаза вылезли из орбит еще больше.
Я не удостоил его ответом: он и без моих объяснений прекрасно знал, что случилось.
— Эмилио, расстегни на своем бедре кобуру, достань револьвер, положи его на сиденье и пододвинь ко мне, — сказал я и взвел ударник на своем тридцать восьмом.
Услышав щелчок, капитан опустил глаза на мой пистолет, и тут у него затряслись губы.
— Быстрее, Эмилио. Только сделай это легко и небрежно. Впрочем, можешь попробовать выхватить его и приставить палец к спусковому крючку. Остального все равно сделать не успеешь. Это я гарантирую.
В ответ он только проблеял.
— Ну, давай действуй, — сказал я ему.
Капитан покорно закивал. Казалось, пройдет целая вечность, прежде чем ему удастся извлечь свой револьвер. Наконец он дрожащими пальцами сумел все же расстегнуть кобуру. Двумя пальцами, большим и средним, Эмилио вытащил из нее револьвер и чуть было не выронил его. Мой «кольт-спешл», весивший всего-то двадцать одну унцию, по сравнению с его автоматическим револьвером, 45-го калибра выглядел детским пугачом.
Он уронил свою «пушку» на сиденье рядом с собой.
— Подвинь его ко мне, Эмилио. Подтолкни пальцем.
Капитан указательным пальцем подвинул револьвер ко мне и прижался к дверце машины.
— Ты — бравый полицейский, bastardo, — заметил я и взял его револьвер в левую руку. — А теперь расскажи поподробней, почему я вчера вечером угодил в вашу вонючую тюрьму. Расскажи о докторе Баффингтоне и его дочери. О том, как собирались убить генерала Лопеса. Не забудь также рассказать мне об убийстве Амадора, о том, зачем ты явился в госпиталь, и кто твои друзья-коммунисты.
Лицо капитана побелело, но он нашел в себе силы солгать:
— Я не понимаю, о чем вы говорите, сеньор.
Неожиданно на улице раздался свист, а затем легкие шаги. «Наверное, тот парень, которого я видел направлявшимся в нашу сторону», — промелькнуло у меня в голове.
— Закрой глаза, Эмилио, — приказал я и угрожающе покачал своим короткоствольным кольтом. — И не вздумай открыть хотя бы один из них. Я мигом всажу в него пулю. Постараюсь выбить тебе только глаз, но кто знает, ведь вместе с ним могут вылететь и мозги.
Не успел я высказать свою угрозу до конца, как капитан плотно сжал веки.
Я выглянул в окно. Парень, поравнявшись с полицейской машиной, в которой мы сидели, прошел мимо нее, не обратив на нас никакого внимания. Поблизости никого больше не было. Малыш, игравший на улице, перебрался дальше. Подождав, когда парень отойдет подальше, я сказал капитану:
— Теперь глаза можешь открыть.
Что он тут же и сделал. Я продолжил беседу, спокойно и внятно произнося слова:
— Я знаю, что ты прекрасно понял, о чем я тебя спросил. И поверь, Эмилио, ты все мне расскажешь как миленький, если не сейчас, то чуть позже. Правда, лучше это сделать сейчас, не то потом тебе будет сложнее выговаривать слова: начнешь сильно шепелявить.
— Сеньор, прошу вас, не надо. Я ничего не знаю. Правда.
— Ну, хорошо. Расскажешь чуть позже. А теперь прислонись лицом к окну. Живо!
Капитан подчинился.
— Не догадываешься, Эмилио, что я собираюсь сделать? Бить по твоей башке. Твоим же револьвером. Предупреждаю, долбить буду долго и больно. Так будешь говорить? — сказал я и поднял револьвер капитана.
— Умоляю, сеньор. Я сказал вам...
Я ударил его. Капитан затих, обмяк, прижался щекой к стеклу и медленно свернулся в калач. Скинув его на пол, я забрал у него ключи, перелез на переднее сиденье и, включив двигатель, отогнал машину в тень огромного дерева, стоявшего на пустынной улице в нескольких кварталах от госпиталя. Затем я снова перебрался на заднее сиденье и с размаху ударил капитана револьвером по зубам. Выковыряв из его разинутого рта выбитый зуб, я стал ждать, когда Эмилио придет в сознание. Ждать пришлось около десяти минут. Этого времени мне вполне хватило, чтобы связать полицейского. Руки за его спиной я стянул поясом от моего плаща, а ноги — его же собственным ремнем. Пошарив в карманах капитана, я обнаружил в них медицинское заключение доктора Джеймса и еще одну бумагу, судя по всему, отчет самого полицейского, под которым стояла фамилия Гуиллермо. В его бумажнике ничего интересного для меня не оказалось. Только теперь я обратил внимание, что у меня со лба крупными каплями катится холодный пот, а рубашка мокрая, хоть отжимай. Меня слегка покачивало от усталости и подташнивало.
Капитан тем временем издал стон. Я посмотрел на него и стал ждать, когда он окончательно придет в себя. Вскоре Эмилио открыл глаза и обвел взглядом салон машины. Предоставив ему возможность немного поскулить, я резко сказал:
— Замолкни, Эмилио. У меня для тебя кое-что припасено. Кстати, твое же.
С этими словами я поднес зуб капитана к его лицу. Судя по выражению глаз Эмилио, он не понял, что ему показывают, и я, зажав зуб большим и указательным пальцами, еще ближе поднес его к выпученным глазам капитана.
— Не узнаешь, bastardo? Это зуб. И не просто зуб, а твой, выбитый, очередной. Итого их уже три. Так что мне осталось выбить тебе еще двадцать один.
Боже, какую отборную испанскую брань мне довелось тут услышать!
Дождавшись, когда фонтан ругательств изо рта полицейского поутих, я продолжил:
— С остальными зубами придется повозиться, но я никуда не спешу. На каком по счету зубе ты собираешься ответить на мои вопросы?
Капитан пошевелил во рту языком, явно желая удостовериться, что зуб, который он видел у меня в руке, действительно его. Я подождал немного, а потом занес тяжелый револьвер у него над головой.
Полицейский плотно сжал губы, захрюкал и начал крутить головой, стараясь увернуться от удара.
— Послушай, Эмилио, не глупи. Не вынуждай меня бить тебя.
Он замер и испуганно посмотрел на меня. Удар револьвером 45-го калибра пришелся Эмилио по зубам. Я не собирался выбивать ему еще один и ударил его слабо. Затянувшаяся рана на его губе, разбитой мною накануне вечером, лопнула. Из нее брызнула кровь, которая струйкой потекла по его подбородку, затем по шее.
— Ради Бога, пощадите, — взмолился капитан.
— Отвечай, Эмилио. Только не лги.
Испуганно глядя на меня безумными глазами, он молча облизнул свои окровавленные губы. Я снова поднял револьвер над его лицом.
— Я все расскажу! Обещаю! Пожалейте...
— Хорошо. Только учти, как только соврешь, снова получишь по зубам. А теперь слушаю.
— Что вы хотите узнать?
— Для начала — коммунист ты или нет? Так ты, Эмилио, член компартии?
— Si, — помедлив, произнес он со свистом.
— Где доктор Баффингтон и его дочь?
— Я не... Подождите, сеньор! Пожалуйста, не бейте меня. Я вас не обманываю. Я многого не знаю, клянусь вам.
У меня вновь закружилась голова, лицо Эмилио поплыло перед моими глазами. Затем все стало нормально.
— Продолжай, — приказал я.
— О них я ничего не знаю, — ответил он и поспешно добавил: — В тот вечер, когда вы были с доктором, я получил приказание от Бельчардо нейтрализовать вас. Вы могли бы помешать ему выкрасть доктора.
Пока капитан делился со мной известными ему подробностями, он все время с опаской поглядывал на револьвер.
То немногое, что я узнал от него, только подтвердило мои предположения: Эмилио должен был упечь меня в тюрьму, а Бельчардо — заняться доктором Баффингтоном. Капитан незадолго до того, как я вышел к Бельчардо на улицу, вызвал наряд полиции. Потому-то Бельчардо и просил Сариту передать нам записку ровно в шесть.
— А зачем убили Амадора?
— Не знаю. Я слышал, что кого-то собираются ликвидировать, и довольно необычным способом, но я и не подозревал, что речь идет об Амадоре. Мне было поручено расследовать эту странную смерть и получить медицинское заключение.
Как все ловко придумано, подумал я, ведь лучше капитана полиции с подобным заданием никто бы не справился. Эмилио действительно не следовало знать, кто убьет Амадора. Он был пешкой и знал только то, что положено. Дальше выбивать из него какую-либо информацию было бесполезно, да и дальнейшие подробности плана особого интереса не представляли. Коммунисты в своей подпольной деятельности придерживались строжайшей конспирации, использовали систему паролей, а инструктаж получали на тайных встречах.
О том, что генерала Лопеса собирались убить, капитан ничего не слыхал. Как рассказал Эмилио, он, узнав о том, что меня по указанию генерала освобождают из тюрьмы, тут же набрал номер телефона, которым разрешено было пользоваться только в экстремальных случаях. Когда на другом конце провода ему ответили, он извинился, сказав, что ошибся номером. Затем снова набрал тот же номер, извинился и опять повесил трубку. Вскоре ему перезвонили, и лишь тогда капитан передал сообщение. Кто звонил, ему неизвестно. Это все, что он знал. Ну, а о том, что произошло после этого телефонного звонка, красноречиво говорил пластырь, прилепленный на моей шее.
