Генри Кейн - Кровавый триптих

— Это не то послание.

— Заранее кто может знать… — Я пошел к двери. — Эй!

— Что?

— Он с оперением.

— Спасибо, Дэнни, я учту.

— Да пошел ты…

Мне не было нужды идти на цыпочках: толстые ковры в коридорах заглушал мои шаги. В левой я держал пушку, а правой подергал дверную ручку. Ключ мне не понадобился. Дверь отворилась. Фейгл был в этот вечер беспечен. С одного взгляда на него я понял причину.

Комната являла собой пейзаж кошмара из новеллы Боккаччо: золотые гобелены на красных стенах, диван с золотой обивкой и четырьмя зелеными подушками, из золотых бра струился красный свет, пол и потолок представляли собой были сплошное зеркало. Как и потолок. Из невидимых динамиков струилась сладкая музыка. На позолоченном столике с изящными ножками стояла бутылка виски, ведерко со льдом, сифон с содовой и стаканы. Еще там лежал «люгер». Фейгл сидел за столиком в непосредственной близости от «люгера». На нем были черные ботинки, черные брюки в обтяжку (под штанинами вздымались бугры мышц), черный широкий пояс и белая шелковая рубашка с открытым горлом. Сидящая рядом с ним дама удачно вписывалась в атмосферу комнаты: обтягивающее зеленое платье с одной лямкой, широкий золотой пояс, золотые туфли на каблуках, рыжие короткие волосы в мелких завитках, обильная косметика на лице, накладные ресницы. Да только дама оказалась не совсем дамой. На щеках у неё красовалась суточная щетина.

Я переложил свою пушку в правую руку. Стоя в дверях, я позволил им как следует меня рассмотреть.

— Как тебе живая картина, ублюдок? Гы! — осведомился Фейгл.

Рыжее с щетиной спросило:

— Ты его знаешь?

— Строгий дядя с пушкой. Стоит ему шевельнуть пальцем, как он свалится замертво от перепугу. Гы!

— Ты! — тихо сказал я.

— Я? — пропищало рыжее.

— Вон отсюда. Живо!

У Фейгла было приплюснутое узкое лицо и длинный подбородок. Светлые волосы конским чубом ниспадали на лоб. Глаза у него были бледно-серые, но серый цвет переходил в какой-то белесый вокруг неестественно расширенных зрачков. У него была привычка поджимать верхнюю губу к деснам, отчего обнажались желтые, широко расставленные, точно волчьи клыки, зубы. Он хихикнул и хлопнул рыжее по спине.

— Слыхал? Строгий дядя с пушкой желает потолковать. С глазу на глаз. Вали отсель. Жди наверху. Давай, не заставляй дядю ждать.

Рыжее встало со стула и прошмыгнуло мимо меня. Я закрыл дверь и прислонился к косяку. Фейл поднялся, пошатнулся, оперся рукой о столик. Ладонь легла рядом с «люгером».

— Ну что стряслось, приятель?

— Кто тебе заплатил за Вудварда?

Верхняя губа поджалась. Он засопел.

— Это тебе кто насвистел?

— А что?

— А то, что у легашей нет ничего. У легашей полный ноль. Мне доложили.

— Так кто платил, Фейгл?

— А тебе-то что за дело?

— Я работаю с этим делом.

— Тогда работай на соседней улице, приятель. А кто тебе насвистел про Фейгла?

— А тебе нужен офицер с блестящим значком? Тебе приятнее с ним толковать, чем со мной?

Фейгл больше не раздумывал. Он все сказал. Он схватил «люгер» и выстрелил, но Фейгл был дока по части длинноствольных — с пистолетом у него явно были нелады, но ему могло повезти, поэтому я опустил ствол и пальнул ему по ногам, но Фейгл превзошел сам себя. Я-то решил, что если заставлю его хромать, у него язык вмиг развяжется, но Фейгл, видно, в детстве насмотрелся вестернов и, сделав два отчаянных прыжка и походя разгромив зеркальную секцию потолка, он бросился на пол и там схлопотал свинцовую плюху в глаз. Кровь брызнула точно из гейзера — и он умер.

Я обтер ключ носовым платком, положил его на стол, потом тщательно вытер дверные ручки внутри и снаружи и, спустившись вниз, вышел от «Бенджи». Прошагав сотню-другую ярдов по улице, поймал такси.

Протяжный вопль будильника вырвал меня из объятий сна. Было одиннадцать часов утра вторника, но труба звала в поход. Я принял душ, и вода окончательно разбудила меня. Я побрился, позавтракал и отправился в управление полиции. Вид у Паркера был усталый.

— Как идут дела? — спросил я.

— Хреново. — Он сощурил свои черные глазки. — А у тебя что за интерес?

— Я нашел убийцу. И у меня профессиональный интерес.

— Нет, мистер. Из-за этого ты в такую рань не стал бы вылезать из постели и не поперся бы сюда через весь город.

— Я вострю свой топорик. И пока не хотел бы вдаваться в подробности.

— Но ты же поделишься со мной?

— Непременно.

— Мы старые знакомцы, Пит.

— И до сих пор не перебегали друг другу дорогу. Не будем портить отношения, Луи.

— Ладно.

— Так как продвигается дело?

— Говорю — хреново. Начальство на психику давит. Линкольн Уитни большая шишка, и он уж брызжет слюной.

— Вудвардом тоже ты занимаешься?

— Нет, Бог уберег. Только Кингсли. Самоубийство исключено. Экспертиза показала, что нож тщательно обтерли. Ну и убийца был в перчатках.

— А вскрытие?

— Ничего особенного. Да и тело у нас забрали. Он в часовне Мэннинга, на Семьдесят девятой.

— Что за нож?

Тут его глаза заблестели.

— Здесь есть кое-что интересненькое, но я пока держу эту карту про запас, и ты тоже помалкивай.

— Конечно, Луи.

— Нож иностранного производства. Вроде наших «перышек» с выбрасывающимся лезвием — но европейский. Я двадцать человек послал по следу. Этот ножичек — хорошая зацепка.

— Что-нибудь еще?

— Ничего. А у тебя есть что-нибудь для меня?

— Пока ничего. Не узнаешь для меня один адресочек?

— Давай.

— Эдвина Грейсон. Балерина.

Он нажал кнопку переговорного устройства и повторил имя в микрофон. Потом устало улыбнулся.

— Связано с нашим делом?

— Нет. С Вудвардом.

— Вудвард? — он даже подпрыгнул. — А что, есть связь между Вудвардом и Кингсли?

— Не знаю. Мой основной интерес — Вудвард.

Вошел полицейский в форме с информацией для меня. Эдвина Грейсон. Адрес и телефон. Она жила на той стороне парка. Восточная Восемьдесят четвертая улица, 15. Я поблагодарил Паркера и полицейского и снизу позвонил ей. Если уж для частного сыщика час был ранний, то и для балерины тем более. Ее надо было заранее предупредить о визите. Я представился, сказал, что это связано со смертью Вудварда, сказал, что это срочно. Она попросила дать ей полчаса. Я согласился. Потом позвонил в свой офис. Миранда передала мне, что звонил Линкольн Уитни. Он просил зайти к нему в три. Я поблагодарил Миранду, вышел на улицу и купил у старушки в киоске на углу свежий номер «Буллетина». Адаму Вудварду была посвящена большая статья. Полу Кингсли — поменьше, а на последней странице в девяти строках сообщалось у об убийстве гангстера Уоррена (Фейгла) Слитерхауса — что определенно явилось итогом бандитской разборки. Его труп обнаружили в сточной канаве на Ривингтон-стрит с пулей в глазу. Я вернулся к статье об Адаме Вудварде. В ней не содержалось ничего существенного, кроме одного: было объявлено вознаграждение в пять тысяч долларов за информацию об убийце или убийцах Вудварда. Топорик, который я вострил, потяжелел. Я свернул газету и вернул её старушке-газетчице, которая тревожно посмотрела на меня, точно я намеревался потребовать у неё назад свой пятачок.

Дом номер 15 по Восточной Восемьдесят четвертой улице оказался высоким узким зданием белого цвета с мраморным вестибюлем и псевдожемчужными кнопочками звонков около начищенных медных табличек с фамилиями жильцов. Я тронул кнопочку рядом с фамилией ГРЕЙСОН и дверной замок тут же лязгнул. Я поймал дверь, взглянул на номер квартиры — 6В. Небольшой чистенький лифт бесшумно вознес меня на шестой этаж. Она уже ждала у раскрытой двери. Меня пронзила холодная стрела, точно мой желудок затеял азартную игру с сердцем. Описать внешность Эдвины Грейсон точнее всего можно было только одним словом — ого!

Начну снизу: белые туфельки на пробковой платформе, мускулистые, но стройные загорелые бедра — голые под чистенькими теннисными шортами, стянутыми на талии белым плетеным ремешком, гладкий загорелый голый животик, короткий свитерок белой шерсти, начинавшийся там, где руки переходят в плечи, и заканчивавшийся ровно под выдающейся вперед грудью.

— Мистер Чемберс?

— Да.

— Входите.

Она была смуглая, черные волосы уложены сзади в кольцо, вздернутый носик, чей кончик чуть шевелился когда она говорила. высокие скулы, подбородок с ямочкой, полные губы, нижняя чуть оттопыренная и влажная. И глаза. Глаза занимали чуть не половину лица. Огромные черные, миндалевидные, сияющие, смелые, властные… Они были широко посажены и в уголках чуть загнуты кверху; губы были темно-алые, ресницы густые и длинные. Беспокойные глаза, пронзительный, пожирающий взгляд.

— Вы сказали, что дело серьезное, мистер Чемберс.