Генри Кейн - Кровавый триптих

— Так точно, сэр.

Уитни обвел всех рукой и его напряженное лицо немного разгладилось.

— Полагаю, вы не будете слишком долго отнимать время у этих людей. Вряд ли вы найдете убийцу среди них.

— Мы пытаемся прояснить вариант с самоубийством, — сказал Паркер.

— Самоубийство? Чепуха!

— Почему же, мистер Уитни? — спросил Марк Дворак. Он нервно крутил кончик своих усиков.

— Потому что у него было все, ради чего стоит жить. Вот почему. Взгляд Уитни прыгнул на Виктора Барри. — Ты им не сказал еще?

Барри держался спокойно. Это был сухощавый приятный на вид мужчина с добрыми, почти нежными карими глазами. Но было видно, что под маской спокойствия скрывается могучее самообладание — только беспокойные желваки выдавали его волнение. Он даже говорил будничным голосом.

— Нет.

— Отчего же?

— Просто мне казалось, что такая новость не должна исходить от меня. Официального сообщения ещё не было. Знали только вы, он и я. К тому же вы могли и передумать. Я в это бизнесе не первый год. Не люблю лезть без очереди…

— О чем это вы? — вмешался Паркер.

— Бергер, мой выпускающий редактор, уволился на прошлой неделе. А сегодня я вызвал Пола Кинсгли и объявил ему о новом назначении. На должность выпускающего редактора. Но попросил помалкивать пока я не поставлю в известность сотрудников.

— А он не выдержал, — подхватил Барри. — Он рассказал мне, а я пошел к мистеру Уитни и сказал ему, что Пол мне проболтался.

— Зачем? — спросил Паркер.

— Наябедничал. Я сам рассчитывал на это место. Я никогда не скрываю своего мнения и на этот раз не скрыл.

— Как бы там ни было, — заговорил Уитни, — Пол Кингсли получил то, о чем долго мечтал. И вряд ли он пошел домой и всадил себе нож в сердце от радости. Так что самоубийство можете вычеркнуть из списка, лейтенант. Ваш капитан все мне рассказал по телефону. Нет, это не было самоубийством, но и все эти люди не были убийцами. Пол вел колонку, довольно скандальную, и нажил себе немало врагов. Вот где бы я искал, лейтенант, — не среди друзей, а среди врагов.

— Правильно, сэр! — с готовностью кивнул Паркер. Он знал, когда надо подыграть. Уитни подошел ко мне.

— А кто вы, молодой человек?

— Питер Чемберс.

— Он частный детектив, — пояснил Паркер.

— Как, уже? — лоб Уитни покрылся морщинами, а брови ещё больше выгнулись. — И что же вы тут делаете?

— Меня пригласил мистер Кингсли. Я пришел по его просьбе. И я обнаружил тело.

— Понятно. Вы находились в это комнате с ним одни?

— Не выйдет, мистер Уитни! К тому ж я предпочитаю убивать людей не ножом — слишком много крови. Лучше всего удушить веревкой.

Уитни улыбнулся, протянул веснушчатую руку и похлопал меня по плечу.

— Он не при чем, — заявил Паркер.

— Не сомневаюсь, — отрезал Уитни. — Полагаю, вы можете отпустить этих людей с миром, лейтенант. — Он взглянул на часы. — Уже почти полночь.

— Так точно, сэр!

— Мне можно уйти? — осведомился я у Паркера.

— Уходи, но не пропадай.

Я совершил круг почета по самым что ни на есть злачнейшим заведениям города и только в полтретьего утра наконец-то обнаружил искомое колечко. Два колечка, точнее говоря. Я упустил их в паре мест, но я сорил деньгами как Рокфеллер на курорте и по крайней мере выяснил, что они шатаются по городу вместе и, самое главное, вызнал, что они держат путь к «Бенджи». Заведение «Бенджи» представляло собой двухэтажный барак на углу Томпсон-стрит в Гринвич-Виллидж. Дом был частный, но никто никогда в глаза не видел владельца: на самом же деле заведение принадлежало мафии и здесь привечали друзей, но с одним условием — карманы у друзей должны были быть набиты зеленью. Цены тут явно завышали, но подавали все что душе угодно любого цвета, любого размера, любого пола; можно было удалиться в отдельный кабинет, можно было окунуться во всеобщий бедлам, можно было поиметь бутылку, иглу, трубку, цепь, плетку; можно было вести тихую спокойную беседу, можно было горланить непотребные песни, можно было выписать себе целый оркестр и он наяривал бы тебе одному всю ночь, можно было окружить себя целой сворой лучших стриптизерок страны и они ублажали бы тебя одного своими порочными прелестями. Но все это при условии, что ты — друг, неважно откуда — с самой вершины социальной лестницы или из-под забора, и от тебя ждали, что ты будешь разбрасывать доллары как пшено птицам. Все помещения от танцевального зала до приватного кабинета были даже снабжены надежной звукоизоляцией; на всех окнах висели плотные черные занавески. Наружу не проникал ни единый лучик.

Словом, я попал куда надо. Я отпустил такси за квартал до нужного дома и остаток пути прошел пешком. От «Бенджи» вышли двое. Один из них оказался Гарри Страм. Его спутником оказался вовсе не Фейгл. Он появился в компании фигуристой блондинки, которая висела у него на руке и он её поддерживал. Страм был высокий, худой и смазливый и никогда не напивался до потери пульса. Он довел её через улицу к симпатичному неброской расцветки новенькому седану, одной рукой открыл дверцу, другой рукой втолкнул её внутрь, захлопнул дверцу, обошел автомобиль спереди, сел за руль и укатил.

Я вошел в заведение.

Чистенькое фойе имело весьма благопристойный, даже консервативный вид — приятное освещение, гробовая тишина.

На полу лежал толстый бежевый ковер, он же устилал ступени ведущей на второй этаж лестницы. Мебель была простенькая. Лифта не имелось. Справа располагалась небольшая комнатенка с раскрытой дверью. Комната имела девственно чистый вид: дубовый полированный пол, овальный китайский ковер в желтых, розовых и черных тонах, изящная мебель из тикового дерева, и тиковый же письменный стол. На столешнице виднелись шесть кнопок и телефонный аппарат — и ничего больше. Телефон этот был способен вызвать радость и смех, а кнопки — смерть и суматоху. В дальнем конце комнаты виднелась дверь. Я понятия не имел, что было за той дверью, да и не хотел знать. За столом восседал седой мужчина с добродушным лицом херувима. Звали его Дэнни Мэдисон.

У Дэнни Мэдисона была внешность удачливого миссионера лет шестидесяти, посвятившего свою жизнь спасению заблудших душ. На деле же Дэнни Мэдисон трижды проигрывался в прах, растратил крупную сумму, после чего надолго сел — но все это случилось с ним тридцать лет назад. С тех пор Дэнни нашел свое место в жизни. Он, наверное, видел все зло, на какое только способен человек, но после всех передряг у него осталось лицо улыбающегося ангелочка. Мужая и матерея, Дэнни усвоил ряд золотых житейских правил как нельзя лучше соответствующих его натуре: гляди в оба, но держи рот на замке, запоминай все, но держи рот на замке, живи как хочешь, но держи рот на замке. И Дэнни Мэдисон ничего не ведал ни сном ни духом — а уж его и записные бандюги ставили на цугундер и жгли ему пятки раскаленными утюгами, он попадал и в лапы противоположного лагеря — высиживал часами в комнате для допросов под свирепыми рожами легавых — но Дэнни Мэдисон как всегда ни сном ни духом… Поговаривали, что ему нравилось испытывать боль и он держался до последнего, пока не терял сознание — но при этом ни сном ни духом… Он только моргал, недоуменно пожимал плечами, сладко улыбался и… Можно было только подивиться проницательности и многомудрию высших заправил мафии, посадивших Дэнни Мэдисона за этот тиковый стол у «Бенджи», где он и восседал последние пятнадцать лет.

Когда я вошел, Дэнни поднял глаза и — ну, догадайтесь сами — широко улыбнулся. Я знал про Дэнни одну вещь, которую, должно быть, знали и другие: Дэнни открывал рот только тогда, когда ему этого очень хотелось только тогда. И Дэнни, как и прочие аксессуары у «Бенджи», стоил очень дорого. Я выудил из кармана одну из сотенных Адама Вудварда и положил её на стол перед Бенджи.

— У меня послание для Фейгла, — сказал я.

— Да?

— Я видел, как только что отсюда вышел Гарри Страм.

— Да?

— Страм попросил меня кое-что ему передать.

— Да?

Я вытащил ещё две сотни и положил их рядом с первой.

— У меня мало времени, Дэнни. Мне надо передать послание.

— Он гнида.

— Кто?

— Фейгл. Противный грубиян. Очень хорошо, что у тебя для него послание. Не нравится мне этот задира, у него плохие манеры, не уважает стариков. Посмотри в комнате 1-G.

— На первом этаже?

— Угу.

— Стучать надо?

— Не надо, если у тебя есть ключ. — Он выдвинул ящик. Там лежал ключ. Я его взял. — Оставь ключ в замке. Если возникнет шухер, я скажу, что ты меня огрел дубинкой и забрал ключ. Синяки у меня редко выскакивают — а если меня правильно бить, то вообще следов не остается.

— Спасибо.

— Иди передай ему свое послание. И не волнуйся ни о чем. Там его не найдут. Его найдут в сточной канаве, где ему самое место.