Рэймонд Чандлер - Прощай, моя красотка
Он посмотрел на усатого и громогласно поведал ему:
— Этот парень очень крут. Он хочет застрелить индейца.
— Послушай, Хемингуэй, не повторяй за мной, — попросил я.
— Я думаю, парень свихнулся, — сказал здоровяк, — он только что назвал меня Хемингуэем. Как полагаешь, у него все дома?
Усатый кусал сигару и молчал. Высокий красавчик Амтор медленно отвернулся от окна и мягко произнес:
— Возможно, он просто немного расстроился.
— Я просто не вижу причины, зачем ему называть меня Хемингуэем, — волновался большой полицейский. — Меня зовут не Хемингуэй.
Тот, что постарше, сказал:
— Я не видел пистолета.
Оба они посмотрели на Амтора. Амтор сказал:
— Он у меня. Я отдам его вам, мистер Блейн.
Гнилозубый здоровяк немного присел и склонился, дыша мне в лицо:
— Зачем ты назвал меня Хемингуэем, приятель?
— Не при дамах же об этом… — ответил я.
Он выпрямился и посмотрел на усатого. Тот кивнул, повернулся и вышел через открывшуюся в стене дверь. Амтор последовал за ним.
Наступила тишина. Женщина смотрела на крышку стола и хмурилась.
Большой полицейский смотрел на мою правую бровь и удивленно качал головой из стороны в сторону. Дверь снова открылась, и усатый вернулся с моей шляпой в руке. Молча отдал ее мне. Также без слов вытащил из кармана и протянул мне. По весу «кольта» я понял, что он без патронов. Я воткнул его под мышку и встал. Гнилозубый сказал:
— Поехали отсюда, приятель. Может быть, ветерок подбодрит тебя.
— О'кей, Хемингуэй.
— Опять он за старое, — печально вздохнул здоровяк. — Называет меня Хемингуэем, потому что, видите ли, дамы присутствуют.
Наконец-то прорезался голос и у усатого:
— Поторопись!
Здоровяк взял меня под руку, и мы подошли к маленькому лифту.
Глава 24
Пройдя по узкому коридору вниз к черной двери, мы оказались на улице. Воздух был чист и свеж, туманные испарения океана не забирались на такую высоту. Я глубоко дышал.
У дома стояла машина, обычный «седан» с частным номером. Здоровяк все еще держал мою руку. Открыв переднюю дверцу, он пожаловался:
— Это, конечно, не высший класс, приятель, но ветерок приведет тебя в порядок. Тебя пока все устраивает? Мне не хотелось бы делать то, что тебе не нравится, приятель.
— Где индеец?
Он покачал головой и впихнул меня в машину.
— О, да, индеец, — сказал он. — Тебе надо убить его стрелой из лука. Таков закон. А индеец на заднем сиденье.
Я оглянулся. Никого там не было.
— Черт, его здесь нет. Его, наверное, выкрали, — зубоскалил здоровяк и вполне искренне возмущался. — Ну ничего нельзя оставить в незапертой машине!
— Поторопись, — подал голос усатый и сел на заднее сиденье. Здоровяк Хемингуэй обошел машину, втиснул свой живот между рулем и сиденьем, и «седан» тронулся с места. Мы развернулись и поехали вниз по бетонке, окаймленной кустами герани. Холодный ветер поднимался с океана. Издалека мигали звезды, но они были очень высоко и ни о чем не говорили.
Мы доехали до поворота и без спешки покатили по бетонной горной дороге.
— Как ты добрался сюда без машины, приятель?
— Амтор за мной ее прислал.
— Для чего, приятель?
— Должно быть, он хотел меня видеть.
— Хороший парень, — констатировал Хемингуэй. — Все отлично понимает.
Он сплюнул через плечо и, крутанув баранкой, прекрасно вписался в очередной поворот.
— Он говорил, что ты звонил ему по телефону, пытался забросить удочку. Но он считает, что лучше заранее познакомиться с парнем, с которым предстоит иметь дело. Поэтому он и послал свою машину.
— Конечно, если он собирался вызвать знакомых фараонов. И мне точно не понадобилась моя машина, — сказал я. — О'кей, Хемингуэй.
— Ага, опять? О'кей! У Амтора под столом микрофон, секретарша записывает весь разговор. И когда мы пришли, она прочитала его мистеру Блейну.
Я повернулся и посмотрел на мистера Блейна. Он мирно курил сигару и не взглянул на меня.
— Черта с два она записала наш разговор, — сказал я. — Скорее всего, у них наготове лежат эти записи, которые они заранее делают для таких случаев.
— Может быть, ты бы рассказал нам, зачем хотел видеть этого парня, — вежливо предложил Хемингуэй.
— Вас не устраивает уцелевшая половина моего лица?
— Ах, нет. Мы не такие ребята, — сказал он с широкой улыбкой.
— Вы довольно хорошо знаете Амтора, не так ли, Хемингуэй?
— Мистер Блейн знает. Я только подчиняюсь приказам.
— Кто такой мистер Блейн?
— Это джентльмен, сидящий на заднем сиденье.
— А кроме того, что он на заднем сиденье, что-нибудь из себя представляет?
— А как же, конечно. Все знают мистера Блейна.
— Хорошо, — сказал я, внезапно почувствовав усталость. Потом было еще больше поворотов, больше тишины, больше темноты, больше бетона и больше боли.
Хемингуэй, сказал:
— Сейчас мы среди парней, женщин нет, о твоей поездке к Амтору уже надоело трепаться, но одно еще меня беспокоит. Что же значит этот твой Хемингуэй?
— Шутка, — сказал я. — Старая, старая шутка.
— А кто такой Хемингуэй?
— Парень, который все время говорит об одном и том же, пока ты, наконец, не начинаешь верить в то, что он абсолютно прав.
— На это уходит чертовски много времени, — сказал здоровяк. — Для сыщика у тебя слишком сложные мозги. Ты ходишь со своими зубами?
— Да, всего несколько пломб.
— Ты чертовски везуч, приятель.
Человек на заднем сиденье произнес:
— Хорошо. Поверни здесь направо.
— Понял.
Хемингуэй повернул «седан» на узкую утрамбованную дорогу, проходившую по самому краю склона горы. Мы проехали еще с милю. Казалось, в мире существовал только запах полыни.
— Здесь, — сказал усатый.
Хемингуэй остановил машину и включил ручной тормоз. Он перегнулся через меня и открыл дверь.
— Ну что ж, было приятно познакомиться с тобой, приятель. Но, даст бог, больше не увидимся. Вылезай!
— Я что, отсюда пешком пойду домой?
С заднего сиденья донеслось:
— Пошевеливайся.
— Да, ты отсюда пойдешь домой, приятель. Это тебя устраивает?
— Конечно. У меня будет время кое о чем поразмыслить. К примеру о том, что вы парни не из Лос-анжелесской полиции. Но один из вас полицейский, а, может быть, и оба. Я бы сказал, что вы фараоны из Бэй Сити. Мне интересно, почему вы работаете не на своей территории.
— Ты так говоришь, будто уже все это доказал, приятель.
— Спокойной ночи, Хемингуэй.
Он не ответил. Они оба молчали. Я начал выбираться из машины и поставил ногу на подножку. Голова кружилась.
Человек на заднем сиденье сделал резкое движение, которое я скорее почувствовал спиной, чем увидел. Океан тьмы разверзся подо мной, очень глубокий, намного глубже самой черной ночи.
Я нырнул в него. Дна не было.
Глава 25
В комнате не продохнуть от дыма.
Он висел в воздухе тонкими линиями, как завеса из микроскопических капелек. В этой комнате я никогда раньше не был. В ней всего два окна с решетками.
Я был в подавленном состоянии и ни о чем не думал. И чувствовал себя так, как будто проспал целый год. Но дым беспокоил меня. Я лежал на спине и думал о нем. Прошло довольно много времени, прежде чем я сделал глубокий вдох, от которого заболели легкие.
Я заорал:
— Пожар!
Это меня рассмешило. Не знаю, что в этом было веселого, но я начал хохотать. Однако смех мне не понравился. Он звучал, как смех сумасшедшего.
Нового крика хватило, чтобы где-то снаружи раздались быстрые шаги. Щелкнул замок, и дверь распахнулась. Человек впрыгнул в комнату и запер за собой дверь. Его правая рука потянулась к бедру.
Человек был мал ростом и неимоверно толст. Одет в белый халат. Глаза черные и какие-то плоские, с серыми выпуклостями вместо век. Странные глаза.
Я повернул голову на жесткой подушке и зевнул.
— Не обращай внимания, парень. Вырвалось само, — миролюбиво сказал я.
Он стоял, зло глядя на меня, его правая рука нависла над бедром. Зеленое злобное лицо, черные плоские глаза, кожа на руках в серых пятнах.
— Может быть, ты снова хочешь оказаться в смирительной рубашке? — прорычал он.
— Все в порядке, парень. Я очень долго спал, сны видел. Где я?
— Где надо.
— Похоже, приятное заведение, — сказал я. — Учтивые люди, хороший воздух. Я бы поспал еще немного.
— Так-то будет лучше, — проворчал он и вышел. Дверь захлопнулась. Щелкнул замок. Шаги затихли.
Толстяк не убрал дым. Он все еще висел посреди комнаты, как занавеска. Он не растворялся, не уплывал, не шевелился. В комнату откуда-то прорывался воздух, пригодный для дыхания, я его чувствовал, но дыму было все равно. Он висел серой сетью, сплетенной тысячей пауков. Меня заинтересовало, как пауков заставили работать вместе?
