Рэймонд Чандлер - Прощай, моя красотка
— Признаюсь, меня это интересует, — огрызнулся я.
— Кажется, у вас на происшедшее свой взгляд, есть какая-то теория? Имейте в виду, выкупы я не плачу, особенно ни за что. Кроме того, у меня много друзей. Но есть люди, которые хотели бы выставить меня в плохом свете. Психиатры, сексопатологи, невропатологи, отвратительные человечки с резиновыми молотками и полками, уставленными книгами. И, конечно же, все они мои враги, а я для них — шарлатан. Так какая у вас теория?
Я попытался привести его в замешательство пристальным взглядом, но ничего не получилось. Я почувствовал, что облизываю губы.
— Я не могу вас винить за то, что хотите скрыть. Об этом деле мне надо немного поразмыслить. Возможно, вы более интеллигентный человек, чем мне показалось. Я тоже ошибаюсь. А тем временем… — он положил руки на белый шар.
— Я думаю, Мэрриот сам не вымогал у женщин, — сказал я. — А был наводчиком у банды. Но кто говорил ему с какими женщинами связываться, чтобы узнавать, когда и куда они выходят? Он сближался с ними, поил их, вывозил в свет, а затем ускользал на мгновенье к телефону и рассказывал соучастникам где действовать. Вот и вся моя версия.
— Вот, оказывается, как, — осторожно сказал Амтор, — вы представляете Мэрриота в тесной связи со мной. Я чувствую небольшое отвращение к такой версии.
Я подался вперед, и мое лицо теперь было на расстоянии фута от его лица.
— Вы — шантажист. Как бы вы не выкручивались — это шантаж. И дело не в визитке, Амтор. Как вы говорите, у любого они могут быть. Не в марихуане даже — вы не будете заниматься такой дешевкой с вашими возможностями. Но на обратной стороне каждой визитки ничего не написано, чистое место. А на чистых местах, иногда бывает и на исписанных, проявляются какие-то невидимые надписи.
Он сурово улыбнулся, но я едва ли заметил это. Его руки двигались по белому шару.
Свет погас. Стало темно, хоть глаз выколи.
Глава 22
Я вскочил, отбросил стул ногой и вытащил пистолет из кобуры. Пиджак был застегнут, и я малость промедлил. Ощутил всем телом волну воздуха, а следом зловоние. В полной тьме индеец ударил меня сзади, прижал мои руки к бокам и стал меня поднимать. Я бы мог пострелять вслепую, но особого толку не было бы. И друзья далеко.
Я отпустил пистолет и схватил индейца за запястья. Они были сальными, и мои руки соскользнули. Индеец поставил меня на место сильнейшим толчком, голова чуть не отлетела. Теперь он схватил меня за запястья. И вывернул мне руки. Уперся коленом в спину и согнул меня.
Я пытался неизвестно зачем закричать. Ловил ртом воздух и не мог поймать. Индеец отшвырнул меня, в сторону и, когда я упал, обхватил туловище ногами. Его руки добрались до моей шеи. До сих пор я иногда просыпаюсь по ночам. Я чувствую эти руки и вонючий запах индейца. Я чувствую, как дыхание борется и сдается под натиском потных пальцев. Тогда я встаю, выпиваю глоток виски и включаю радио. Но не могу отмахнуться от воспоминаний, о том, что я почти потерял сознание, когда увидел, что снова зажегся свет, но уже кроваво-красный. Так увидели мои налившиеся кровью глаза. Мимо проплыло лицо, и рука мягко притронулась ко мне, хотя другие руки все еще сжимали мне горло.
Мягко, словно через вату, прозвучал голос:
— Пусть немного подышит.
Пальцы ослабли. Я вывернулся из них, но что-то сверкнуло, и я получил жестокий удар по челюсти.
— Подними его на ноги, — все тот же голос. Индеец поставил меня на ноги и потянул к стене, держа за вывернутые запястья.
— Любитель, — печально, как сама смерть, промурлыкал голос, и твердый блестящий предмет снова ударил меня. И теплая струйка потекла по лицу. Я лизнул ее и почувствовал привкус железа и соли. Легкая рука обшарила мои карманы и занялась исследованием бумажника. Папироса исчезла, словно растворилась в сизой дымке, которая расстилалась передо мной.
— Было три папиросы? — учтиво прозвучал голос, и я опять получил по челюсти чем-то блестящим.
— Три, — выдавил я.
— А где, вы сказали, остальные?
— В моем кабинете, в столе. Снова металлический удар по лицу.
— Возможно, вы лжете, но я смогу проверить.
Передо мной маленькими красными огоньками сверкнули ключи.
— Души его, — продолжал голос. Железные пальцы впились в мое горло. Я схватился за один из них и попытался вывернуть.
— Прекрасно. Он учится, — комментировал все тот же мягкий голос.
Снова что-то тяжелое со свистом сверкнуло в воздухе и двинуло меня в челюсть, точнее, в ту штуку, которая еще сегодня днем была моей челюстью.
— Отпусти его. Он приручен, — тихо сказал голос. Тяжелые сильные руки исчезли, я рванулся вверх и попытался стоять ровно, не качаясь. Амтор мечтательно улыбался. Он держал мой пистолет в своей изящной руке, направив прямо мне в грудь.
— Я бы мог проучить вас, но для чего? Грязный, ничтожный человек в грязном ничтожном мире, не так ли? — он улыбнулся очень красиво.
Я, собрав остатки сил, ударил в эту улыбку кулаком. Удар получился не таким уж плохим. Он отшатнулся.
Кровь потекла из обеих ноздрей, он удержался на ногах, распрямился и снова поднял пистолет.
— Сядьте, дитя мое, — любезно предложил он. — Скоро ко мне придут посетители. Я так рад, что вы ударили меня. Такая встряска очень помогает.
Я нащупал табуретку, сел на нее и опустил отяжелевшую голову, коснувшись щекой столика с белым шаром. Шар снова мягко сиял. Свет его очаровывал меня. Прекрасный свет и обволакивающая тишина.
Похоже, я засыпал с окровавленным лицом на белом столе, а стройный красивый дьявол с пистолетом смотрел на меня и улыбался.
Глава 23
— Все в порядке, — прогромыхал кто-то. — Хватит тянуть резину.
Я открыл глаза и сел.
— Пошли в другую комнату, приятель!
Я встал, как во сне. Пришли в приемную с окнами на всех стенах. За окнами — ночная темень.
За столом сидела женщина с многочисленными кольцами на пальцах. Плотный коротышка удобно устроился в кресле возле нее. Меня легонько подтолкнули.
— Садись здесь, приятель.
Стул был ровный, удобный, но у меня не было настроения рассиживаться здесь. Женщина за столом громко читала книгу. Короткий пожилой человек с усиками слушал ее с отсутствующим выражением лица.
Амтор стоял у окна, всматриваясь вдаль, где, должно быть, спокойно дышал океан, где был иной, манящий, таинственный мир. Он смотрел на океан так, будто любил его. Повернув голову, Амтор бегло глянул на меня. Я заметил, что кровь с лица он смыл, но нос увеличился раза в два. Я невольно улыбнулся, но тут же сморщился от боли, губы растрескались.
— Ты повеселился, приятель? — голос того, кто уже помог мне прийти сюда. — Вижу, повеселился, — сказав это, он стал передо мной. Не трепещущий по ветру цветок, а за двести фунтов весом детина с гнилыми, в черных точках, зубами и голосом циркового зазывалы. Быстр в движениях, крепок, словно всю жизнь питался сырым мясом.
Сам себе командир. Есть такие полицейские, которым наплевать на дубинку, с ним она или нет. Но в глазах его гнездился юмор. Широко расставив ноги, он держал мой бумажник и царапал его ногтем большого пальца, как будто ему доставляло огромное удовольствие портить вещи.
— Частный детектив, а, приятель? Из большого грязного города, а? Дело о вымогательстве, а?
Шляпа на затылке, видны пыльные каштановые волосы, потные и темные на лбу. Смешливые глаза в красных жилках.
Я потрогал свое горло. Глотка болит, как будто побывала под катком. У этого индейца пальцы из закаленной стали.
Смуглая женщина перестала читать и закрыла книгу. Пожилой человек с седыми усами кивнул и подошел к типу, который со мной разговаривал.
— Фараоны? — спросил я, потирая подбородок.
— А ты как думал, приятель?
Полицейский юмор. У усатого коротышки один глаз немного косил и выглядел подслеповато.
— Не из Лос-Анджелеса, — сказал я, глядя на усатого. За этот глаз его бы в Лос-Анджелесе уволили.
Верзила полицейский вернул мне бумажник. Я просмотрел его содержимое. Деньги на месте. Визитки тоже. Все осталось без изменения. Я удивился.
— Скажи что-нибудь, приятель, — сказал здоровяк. — Что-нибудь, что заставит нас полюбить тебя.
— Верните мой пистолет.
Он задумался. Я видел, как он думал. Было впечатление, что ему наступили на мозоль.
— О, ты хочешь получить свой пистолет, приятель? — Он искоса посмотрел на усатого. — Он хочет пистолет, — объявил крепыш коротышке и снова посмотрел на меня.
— А для чего тебе пистолет, приятель?
— Я хочу застрелить индейца.
— О, ты хочешь застрелить индейца, приятель.
— Да, всего-то одного индейца.
Он посмотрел на усатого и громогласно поведал ему:
— Этот парень очень крут. Он хочет застрелить индейца.
— Послушай, Хемингуэй, не повторяй за мной, — попросил я.