Ричард Пратер - Больше, чем страх
Моник глубоко вздохнула.
— Ну и дела, — сказала она. — Где же наша лодка?
Мне пришлось объяснить ей, что это корыто нам больше не пригодится.
Девушка, рассекая бюстом волны, приблизилась ко мне. В эту минуту на нее было смешно смотреть.
— Черт возьми! Да пропади все пропадом! — недовольно произнесла она и замолкла.
В наступившей тишине послышались слабые раскаты грома. Затем небо озарила яркая молния, а следом, как и полагается, закапал дождь. Секунд через десять он превратился в ливень.
— О, дождь пошел, — недовольно заметила Моник.
— Своевременное замечание. А ты, оказывается, очень сообразительная девочка. От общения с тобой и сам становишься умнее.
— Да заткнись ты.
— Подумайте, она недовольна тем, что пошел дождь. А если бы пошел снег? Тогда бы мы не так вымокли?
— Да заткнешься ты или нет?
— Давай попробуем выбраться на берег. Эй, да я увязаю.
— От меня самой уже воняет болотом.
— Я сказал, увязаю, а не воняю. Ноги вязнут в иле.
— Ну и вязни дальше.
— Ох, Моник, не говори так. Я не могу переставить ноги в этой...
— Заткнись.
Покрутив одной ногой, я с большим трудом вытащил ее из вязкого ила и нащупал более твердый участок дна.
— Ну, ты готова выбираться на сушу? — спросил я девушку.
Та, насупившись, молча направилась к берегу. Сунув руку под мышку, я нащупал в кобуре свой кольт. Странно, что он еще на месте, подумал я, хотя и не очень удивился. После того, что со мной произошло, удивить чем-либо меня было невозможно. С этого момента меня можно было смело называть Шеллом Скоттом Неудивляющимся.
Шаг за шагом мы с Моник продвигались по вязкому дну озера и в конце концов выбрались на берег. Если судить по тому, что пули нам вдогонку не летели, нас не заметили. Пройдя сквозь парк, мы вышли на дорогу и поймали такси. Водителю, доставившему нас в гостиницу, пришлось доплатить за то, что мы вымочили сиденья в его машине и на полу оставили лужи.
Приняв душ, Моник вышла в гостиную.
— Теперь можешь занимать ванную, — несколько суховато сказала она.
На ней опять было только полотенце.
Я прошел в ванную, разделся и встал под горячий душ. Гостиница, в которой мы остановились, оказалась не самой лучшей в столице Мексики, но мы так устали, что были счастливы остаться на ночь даже в ней. Смыв с тела мыльную пену, я вытерся и, завернувшись в полотенце, вышел из ванной.
— Одежда еще не просохла, — оправдываясь, сказал я Моник, которая сидела на кровати.
Она пристально посмотрела на меня:
— А ты одеваться и не собирался. Так ведь? И, выйдя из ванной, набрасываться на меня тоже! Ты вообще не собирался ничего делать!
— Не впадай в истерику. Я...
— Там, в отеле «Дель Прадо», ты без стука вломился в ванную и застал меня голой! И тоже ни на что не решился! А на озере в лодке? Это же стыдно вспомнить! — сверкая глазами от злобы, выкрикнула Моник, стараясь уязвить мое мужское самолюбие.
— Успокойся, дорогая, — с улыбкой сказал я. — Я же никуда не ухожу. Я с тобой.
— Ты это серьезно?
— Конечно. Я совсем не шучу.
Девушка подозрительно посмотрела на меня, и ее лицо подобрело.
— Так-то лучше, — сказала она, бровь ее выгнулась дугой, а кончик языка опять выпятил щеку.
— Согласен, там на озере я вел себя несколько грубовато. Наверное, некоторые мои слова показались тебе неприятными. Пойми, в каком нервном напряжении я находился. Но сейчас мы не на озере... — оправдываясь, сказал я. — Так мы сможем остаться друзьями?
Моник облизнула нижнюю губу, вопросительно посмотрела на меня и наконец улыбнулась.
— Наверное, сможем, — ответила она, затем поднялась, сбросила с себя полотенце и, плюхнувшись обратно на кровать, добавила: — Во всяком случае, попробуем.
Глава 11
Я неожиданно проснулся. Тело было покрыто холодным потом, скомканная простыня, под которой я спал, ночью сползла и валялась у меня в ногах. В полудреме передо мной все еще мелькали какие-то мрачные тени непонятно каких существ. Короче, мне приснился кошмарный сон: будто я нахожусь в стерильной, сверкающей белизной лаборатории, заставленной ретортами с изогнутыми горлышками, громадными стеклянными пробирками, зажженными горелками Бунзена и огромными колбами, наполненными тягучей жидкостью коричневатого цвета. Эта омерзительного вида маслянистая жидкость пузырилась и противно булькала. Над ее кипящей поверхностью вились густые струи пара, похожие на жирных белых червей. Между столами вразвалку бродили косматые обезьяны. В центре лаборатории на одном из столов, окутанная клубами пара, лежала голова генерала Лопеса. На залитом кровью виске зияла дыра, из которой на стол, а потом на пол медленно сползали мозги, словно раскаленная серовато-красная лава. Ну, прямо как на картине Сальвадора Дали.
Рядом со столом с окровавленной головой стоял доктор Баффингтон, гигантского роста, раза в два раза выше, чем в действительности. Внимательно наблюдая за вытекавшим из отсеченной головы серым веществом, он периодически поглядывал то на одну, то на другую обезьяну, которые находились по обе стороны от него. Худенькая, размером с куклу девочка, соединив руки, танцевала рядом. Она вращала своими черными глазами и, словно задавая ритм этому странному танцу, покачивала головкой. На полу в углу комнаты молча лежала Бафф. С лицом цвета белого мрамора и глазами, похожими на сваренные вкрутую яйца, она тупо смотрела перед собой.
Сильно качаясь, обезьяны сновали по лаборатории и натыкались на столы. Стоявшие на них колбы и прочая стеклянная посуда бесшумно сотрясались. Затем животные стали падать одно за другим. Скрючившись и дергаясь в судорогах, они принялись кататься по полу, постепенно превращаясь в какую-то мерзкую, гниющую на глазах массу. Коричневая жидкость вздувалась пузырями и нескончаемым вязким потоком медленно вытекала из колб. Мозги, вылезавшие из головы генерала Лопеса, пульсировали и были похожи на серо-красную змею, заглотившую добычу.
Сев на постель, я провел рукой по холодному лбу и подернул плечами. Рядом безмятежно спала Моник. Поднявшись с кровати, я умылся, оделся и осмотрел свой кольт. Мне следовало бы проверить его перед тем, как ложиться спать, но он оказался в полном порядке, даже не поржавел. Затем я разбудил девушку. Она сонно поморгала глазами и потянулась.
— Ой! Неужели я спала? — удивленно воскликнула она, затем снова похлопала ресницами и нахмурилась. — Э-э-э, а ты что-то неважно выглядишь.
— Мне приснился сон. Кошмарный. Так что я еще под его впечатлением. Послушай, мне надо идти. Хочешь поесть или еще поспишь?
— Посплю, — сладко зевнув, ответила Моник. — А ты куда?
— Пока еще не решил, но ты отсюда никуда не уходи. Оставайся в номере, а я тебе позвоню, — сказал я и тут вспомнил, что наш номер без телефона. — Я хотел сказать, что как только освобожусь, так сразу же вернусь, — исправился я. — Увидимся позже, дорогая.
В ответ Моник молча кивнула, и я вышел из гостиничного номера.
Пережевывая венские сосиски с обжаренными ломтиками хлеба и запивая их кофе, я ломал голову над тем, что делать сегодня. Драматические события прошедшей ночи так быстро сменяли друг друга, что я не успел выстроить их в логическую цепочку и выявить в них взаимосвязь. Теперь, окончательно освободившись от воспоминаний о страшном сне, я вновь почувствовал себя бодрым и мог здраво рассуждать.
Связана ли попытка убить генерала с захватом доктора Баффингтона и его дочери, я пока не знал, но никаких сомнений в том, что все это являлось делом рук одного человека или одной и той же группы лиц, у меня не было. Как и то, что этот человек или группа лиц являлись коммунистами. Я задумался над причиной, побудившей коммунистов выкрасть доктора и насильно удерживать его у себя. Внезапно в памяти всплыли жуткие сцены из моего сна, и я вспомнил слова доктора Баффингтона, произнесенные им в ресторане: «Служить дьяволу я отказываюсь», на что ответил ему: «Надеюсь, что никому не удастся вас переубедить».
Предчувствуя недоброе, я решил, что мне первым делом надо начать с поисков доктора и Бафф. Все остальное уже казалось мне не столь важным. Я чувствовал, что поиск их приведет меня к тому или тем, кто шантажировал графиню, а потом пытался убить ее мужа. С другой стороны, если я выйду на этих коммунистов, я автоматически найду доктора и его дочь. Моя уверенность основывалась на том, что в обоих случаях фигурировал один и тот же человек — Бельчардо, а это не могло быть чистой случайностью.
К концу завтрака я успел обдумать все, что произошло в эту ночь, и, по меньшей мере, знал, с чего начать поиски. По моим расчетам, четыре человека могли навести меня на след доктора и Бафф. Наиболее ценным из них для меня в этом смысле являлся Бельчардо. Но после того как я засек его в кабинете генерала Лопеса он вряд ли решится попасться мне на глаза. Вторым был капитан Эмилио, офицер полиции, который уж слишком быстро явился на помощь Бельчардо, отдубасил меня со своими подручными и упрятал в каталажку. Меня еще тогда в ресторане насторожила та наглость и уверенность в собственной безнаказанности хама, пристававшего к девушке. Третьим в моем воображаемом списке значился Вилламантес — садист без усов, но с длинными баками. Он казался мне наиболее важной фигурой и самым опасным противником. Четвертой была грудастая продавщица сигарет из «Монте-Кассино», с которой разговаривал Бельчардо.
