Джеймс Чейз - Хитрый, как лис
– Я не Кашмен, – хмуро ответил Эллис. – Откуда вы взяли это?
Крейн улыбнулся.
– Голос! Ваш голос. В нем нельзя ошибиться. А чего вы боитесь? Я не собираюсь выдавать вас полиции. Я не верю в так называемое правосудие. Прежде всего это одна из форм мести. Сейчас вы безвредны, Кашмен. Вы можете только скрываться. Если я вас выдам, вы будете повешены. Что это даст? Вы имеете право на свою унылую жизнь. Я не верю, что вы понимали, что творили. Вы неумный человек. Я допускаю, что вы удрали из армии, а гансы дали вам легкую работу. Вы думали, что они победят, и поставили на них. Любой слабоумный без чувства долга и любви к родине сделал бы то же самое.
Неожиданно он засмеялся, закинув голову.
– Я последний человек, который может говорить о чувстве долга. Внутри себя мы все предатели. Вы помните, что сказал Сафки: «Я не верю в закон и порядок»? Я верю, что любой из нас не упустит случая устроить свою судьбу. Я думаю, что мы преуменьшаем опасность, отрицая наличие преступных импульсов. Полагаю, что следовало бы взглянуть на это с точки зрения секса. Я не верю ни в право, ни в справедливость. Все это красивые слова, и придуманы они ограниченными людьми. Мы все считаем, что имеем свободную волю. Если кто-то украл мое пальто, я украду пальто у кого-нибудь еще. Если кто-то убил моего брата, я убью сестру убийцы. А вы несогласны?
– В чем дело? – изумленно спросил Эллис. – Я же сказал вам, что я не Кашмен. Я – Дэвид Эллис. Оставьте меня в покое, я болен.
– А вы разочаровываете меня, – покачал головой Крейн. – Я думал, что моя концепция жизненной философии заинтересует вас. Большинство людей полагают, что я шучу, и им так спокойнее. Плохо, что вы испугались. Не надо бояться за свою жизнь, я не выдам вас, Кашмен.
– Я же сказал вам, что я не Кашмен! – крикнул Эллис, приподнимаясь на кровати.
– Сафки только что был здесь, верно? – неожиданно спросил Крейн. – Я видел из другого окна, как он пересекал лужайку.
Эллис замер.
– Говорите, говорите, – сердито пробормотал он. – Вы только и умеете, что болтать.
– Он сказал вам, чтобы вы удирали, – сказал Крейн, и глаза его насмешливо заблестели. – Но как вы сможете это сделать? Вам отсюда не выбраться. И ей тоже.
Эллис сжал кулаки.
– Вы же бросите ее, когда натешитесь, – усмехнулся он. – Но я прослежу, чтобы вы ничего не добились.
– Не так драматично, – сказал Крейн, доставая сигарету. – Я могу одним щелчком уложить вас, даже если вы и встанете.
Он закурил сигарету и протянул портсигар Эллису. Эллис с гневом выбил портсигар из его рук. Сигареты рассыпались по ковру.
– У вас плохие манеры, – заметил Крейн, гася спичку и кидая ее в окно. – Почему бы нам спокойно не обсудить создавшуюся ситуацию? Я весь день собирался поговорить с вами. Будьте же нормальным человеком и ведите себя прилично.
Эллис вздохнул.
– Я знал, что вы затеяли грязную игру. Но если вы хотите причинить зло этой девушке, то поплатитесь за это. Предупреждаю.
– Вы ничего не сможете сделать. И бедняга Сафки тоже. Я слишком много знаю о вас обоих. Сафки тоже много знает, но бессилен что-либо сделать, так как сам вынужден скрываться вроде вас. Вы оба не опасны для меня. Но, видите ли, мне это все равно. Я уверен, что рано или поздно кто-нибудь обо мне узнает, но я буду держаться до последнего. У меня много денег. – Он выпустил к потолку струю дыма и усмехнулся. – Я не дрожу за свою шкуру, как вы или Сафки. Будущее всегда неизвестно, а я привык жить сегодняшним днем.
Эллис был смущен и напуган. Он не понимал этого человека.
– Вы говорите загадками. Что вы сделали или что еще собираетесь сделать?
Крейн засмеялся.
– Наконец-то в вас проснулось любопытство. У меня преимущество перед вами. Я знаю, что вас могут повесить, и вы у меня в руках. Не уверен, стоит ли давать вам о себе такие компрометирующие сведения. Впрочем, я не боюсь, что вы меня выдадите. Вы должны бояться этого больше, Кашмен, – продолжал он. – Мне будет интересно увидеть вашу реакцию на то, что я вам сообщу. Я не имею обыкновения говорить о себе. Сафки был последним человеком, с которым я откровенничал. Он интересный собеседник, поставил много диагнозов и развил множество теорий обо мне. Вы, конечно, другой. У вас нет образования и ум средний. Но, может быть, и вы скажете обо мне что-нибудь такое…
Эллис нетерпеливо шевельнулся.
– Почему вы все время болтаете? Мне не интересны ваши дела. Что вам нужно, наконец?
– Я интересуюсь смертью, – неожиданно сказал Крейн. – Вас, я вижу, это удивляет?
– Вашей собственной смертью? – с внезапной тревогой спросил Эллис.
Крейн покачал головой.
– О нет, моя собственная смерть меня вообще не занимает. Не все ли равно, когда и как я умру. Меня занимает смерть женщины.
У Эллиса мороз пошел по коже. Наступила долгая пауза. Наконец Эллис спросил:
– Вы что-то хотели мне рассказать?
Крейн криво усмехнулся.
– Вы заинтригованы? Смерть женщин. Именно это я и имею в виду. Мой интерес, или, как сейчас говорят, хобби, – отнять жизнь у женщины. Я – то, что репортеры называют монстром. Здорово, а?
– Вы убиваете женщин? – прошептал Эллис.
– Подумайте. Разок напрягите свой ум. Я не занимаюсь оптовыми делами. Вы и понятия не имеете, как трудно найти девушку, у которой нет кучи родственников или родителей, способных задавать кучу вовсе не нужных мне вопросов. Наконец, есть еще полиция. Нет, я не гоняюсь за количеством. Но когда подворачивается удобный случай, я им тут же пользуюсь. Пока у меня на счету всего одна… Немного! Но через день или два я надеюсь увеличить свой счет…
– Вы имеете в виду Грейс?
Крейн несколько секунд смотрел на него, не мигая. Теперь его лицо было бледным и окаменевшим. Только ярко горели зеленые глаза. Наконец он улыбнулся и выпустил струю дыма прямо в лицо Эллиса.
– Вы догадались. Да, Грейс!
Глава 23
– Насколько я могу вспомнить, – продолжал Крейн, щедро наливая виски в стакан, – я всегда интересовался смертью женщин. – Он отставил бутылку и вопросительно посмотрел на Эллиса. – Не хотите глотнуть? Это, я думаю, вам не повредит.
– Нет, – коротко сказал Эллис. У него болела голова и ныла нога. В желудке поднималась тошнота.
«Серьезно ли это он говорит? Наверное, серьезно. Если серьезно, значит, он псих. Действительно ли он собирается убить Грейс или только забавляется, мучая меня? Все-таки трудно поверить, чтобы он говорил серьезно…»
Крейн вышел из комнаты и тут же вернулся с сифоном. Пока его не было, Эллис сделал отчаянную попытку встать с постели. Он ужасно хотел посмотреть, ушел ли Сафки из сада. Но усилия оказались тщетными. Он не смог не только встать, но даже шевельнуть ногой в постели. Вернувшись, Крейн увидел на лице Эллиса гримасу боли, одеяло было отброшено; он улыбнулся и ничего не сказал. Теперь он сидел у открытого окна с бокалом в одной руке и сигаретой в другой. Он был спокоен, как будто пересказывал обычные светские сплетни.
– Когда я был ребенком… кажется, мне было лет шесть… отец взял меня с собой на охоту. Я помню, как жаждал увидеть фазанов. И я увидел, как они летели, а потом камнем падали вниз, от выстрелов отца. Я схватил одну птицу и почувствовал ее теплое трепыхавшееся тело. Я всегда хотел потрогать фазанов, но никак не мог до них добраться. А теперь смерть птицы дала мне эту возможность. Разве можно удивляться, что смерть беззащитного существа забавляет меня?
Эллис ничего не сказал. Он с изумлением смотрел на это побагровевшее сейчас лицо как врач, который ищет у пациента признаки безумия.
– Вы думаете, я рехнулся? – спросил Крейн, как будто угадав его мысли. – Возможно, но не совсем. Это просто моя причуда. Сафки говорит, что я психопат, но еще не стал совсем чокнутым.
Эллис нетерпеливо дернулся.
– Хватит! – раздраженно сказал он. – Неужели вы думаете, что я расположен всю ночь слушать ваш бред?
– Я не тороплюсь, – безмятежно ответил Крейн. – Сафки говорит, что тот случай в детском возрасте и повлиял на мое поведение. Он разбирается в этом. Я думаю, он уже сталкивался с подобными делами.
Эллис пригладил свои светлые волосы. Проклятье! Шея и грудь были мокрыми от пота из-за недавней попытки приподняться…
– Когда я стал немного постарше, – продолжал Крейн, – мне пришла в голову мысль, что, если я хочу чем-то обладать, то мне стоит лишь совершить убийство. – Он помолчал, разглядывая Эллиса. – Это очень важно. По крайней мере так говорит Сафки. Детские восприятия руководили теперь моими действиями, и я испытывал необычайную тягу к этому. Любое живое существо может стать моим только после своей смерти. Понимаете? Это достаточно просто. Например, неподалеку жила персидская кошка. Мне всегда хотелось ее погладить, но она не давалась. Однажды эта тварь так меня разозлила, что я метнул в нее нож. Я и не думал, что кошку легко убить, и, действительно, я провозился с ней больше получаса. Хорошо, что этого никто не видел. Я дал себе слово быть осторожным.
