Ричард Пратер - Странствующие трупы
В том, что я умер, все же было что-то хорошее. Теперь эта толпа не сможет меня убить. Ну, как им это сделать? Я чувствовал, что стою на пороге величайшего открытия, но тут мое внимание привлекло нечто примечательное.
Сразу несколько вещей.
Во-первых, один парень с пистолетом в руке остановился и прицелился в меня. В нескольких футах за ним ко мне бежал Фил Сэмсон, вытянув вперед руки. А все остальные безумные, неуклюже бежавшие прямо к могилам, дергали себя за молнии.
Вот один из них недалеко от меня ухитрился раздернуть молнию, запустить внутрь руку и вытащить оттуда маленький пистолет, который тоже направил в мою сторону. Подскочил и еще один с пистолетом.
До меня дошло. Все было ясно.
Я вовсе не умер.
Мне еще предстояло прожить не менее четверти секунды.
Мне почти хотелось, чтобы я был мертв. Да, жизнь прекрасна! Она кажется особенно прекрасной за четверть секунды до кончины. Но умереть так, как сейчас, в тысячу раз хуже, чем взорваться вместе с Гизером.
Да, все понятно. Прояснилось сразу несколько моментов. Минимум десяток головорезов, а то и больше, явились на похороны вооруженными, чтобы отразить предполагаемое нападение банды Домино. Зная, что полиция будет проверять и не только отберет оружие, но и упрячет их за решетку, они, не долго думая, засекретили свои «пушки», спрятав их не в наплечных кобурах, как обычно, а в специальных карманах, пришитых к трусам. Они совершенно правильно рассчитали, что даже самый дотошный полицейский не станет обыскивать человека, явившегося на похороны, до трусов.
Было ясно и еще кое-что.
В данный момент на меня было направлено не менее полудесятка пистолетов. Даже если бы у меня было время убежать, я не мог бы бежать назад к Гизеру. Это исключалось. Не мог я бежать и навстречу этим типам. Это тоже было исключено. Но не менее бессмысленно было оставаться на месте и ждать, кто же выстрелит первым.
Попытаться что-либо объяснить?
Но кто бы стал меня слушать?
Конечно, хорошо бы выхватить свой пистолет и… Нет. На этот раз я помнил. Там не было патронов. Ни одного.
Я бывал и до этого в разных переделках. Да, неоднократно. Но что-то не припоминаю ни одного случая, который можно сравнить с этим.
Момент, который совершенно не зависел от меня.
Я понимал, что исход был предрешен, а мне оставалось лишь примириться с неизбежным.
Ждать помощи не от кого!
И тут это произошло!
Взрыв прозвучал даже громче, чем львиный рев, гораздо сильнее и куда приятнее для моего слуха. Хотя практически я на какой-то момент оглох. Признаться, в тот миг такая мелочь меня даже не встревожила, коль скоро я знал, что сам буду жить дальше. А такая надежда появилась.
Этот столь приятный для меня звук был не чем иным, как оглушающим грохотом, громом небесным, сопровождающимся землетрясением и шквальным ветром.
Взорвался Гизер.
Не сразу земля, небо и все вокруг вернулись на прежние места.
Сказать, что Гизер взорвался, это все равно, что сказать, что Везувий прорвало в одном месте. Гизер распался, разделился на составные части, куски его разлетелись по всему кладбищу. Он заполнил воздух, покрыл землю… Но хватит об этом.
Он спас мне жизнь. Во всяком случае, в данный момент. Никаких выстрелов, но я мог бы поспорить, что очень не скоро находящиеся здесь люди вспомнят, что они вооружены…
Когда раздался взрыв, земля буквально ушла у меня из-под ног, а воздушная волна, куда сильнее морской, ударила мне в спину. Я упал, в ушах у меня зазвенело, тело онемело. Потом я оказался на коленях, неистово тряся головой.
Половина людей в нескольких ярдах от меня распростерлась на земле, двое с трудом поднимались на ноги. У многих шла носом кровь. Правда, некоторые все еще сжимали в руках свое оружие, но, как мне кажется, это было бессознательно. На траве валялось несколько пистолетов.
Я медленно поднялся на ноги.
Во всех мускулах чувствовалась болезненная слабость. Мне казалось, что я за всю жизнь ни разу так не уставал. И меня это не удивляло. Все события этого дня были сплошным кошмаром, но все это было пустяком по сравнению с тем, как я преодолею пару десятков ярдов от Гизера навстречу толпе озверевших бандитов.
Налево в стороне, ярдах в пятнадцати, стоял неподалеку от группы людей капитан Сэмсон. Стоял, выпрямившись, глядя то в одну, то в другую сторону. Еще трое парней поднялись с земли, немного покачиваясь, а еще через несколько секунд и остальные оказались на ногах. Большинство из них смотрело на меня.
Естественно, они находились в шоковом состоянии. Мое первоначальное появление в часовне уже произвело неприятный эффект, тем более, что они были в траурном настроении, слушая слова преподобного отца. Но, конечно, никто из них не мог предположить, что их старый дружок взлетит на воздух. Поэтому они в данный момент были смущены, поколеблены и, конечно, нерешительны.
Но я также помнил, какова была их последняя мысль. Убить! И когда шоковое состояние пройдет, последняя мысль может снова стать первой.
Поэтому я пошел к Сэмсону.
По пути я прошел мимо громадного глуповатого Дадди. Подбородок у него отвис, так что даже небольшой бриз мог бы раскачать его.
— Эй, — обратился он ко мне тусклым голосом, — что это было? Гизер?
— Правильно, — сказал я. — Гизер был, больше его нет. И ты, полагаю, можешь сообразить, кто начинил его взрывчаткой, не так ли, чтобы к чертовой матери взорвать вас всех до одного? Домино, конечно. Никки Домейно. Подумай об этом, Дадди, возможно тебе да и всем остальным захочется меня поблагодарить.
Меня совершенно не интересовала их благодарность, но я говорил намерено громко, чтобы меня могли слышать и остальные, потому что мне хотелось, чтобы они переключили свои мысли на Никки. Пускай для разнообразия поразмыслят о том, как бы его убить.
Сэмсон смотрел на меня, пока я подходил к нему. Несколько раз он порывался заговорить, но так ничего и не сказал, а только шевелил губами, совсем как корова, пережевывающая свою жвачку.
— Сэм, — спросил я, — ты разговаривал за последнее время со своим офисом? Я имею в виду последние полчаса?
Он хмуро посмотрел на меня и вроде бы щелкнул зубами, но ответил:
— Конечно.
Его глаза снова стали осматривать кладбище, переходя от могилы к могиле.
— Я звонил туда, чтобы сообщить, что здесь все спокойно…
На секунду он поднял обе руки и тут же опустил их:
— Совершенно спокойно.
Подбежала пара офицеров в штатском платье, у них был слегка ошарашенный вид. Сэм торопливо отдал им какие-то распоряжения, и они сразу же вернулись назад в здание, чтобы навести там порядок.
Потом он осмотрелся снова, но теперь его внимание было обращено на собравшуюся здесь банду. Он одернул свой пиджак и достал пистолет.
— Какие новости из лаборатории? Какие данные в отношении Омара?
Он дал мне подробный ответ, суть которого сводилась к тому, что кровь Омара была нулевой группы, резус положительный, и это совпадало с пятном крови в доме Омара, а оба пятна, хотя и были нулевой группы, но резус отрицательный. Это в отношении крови в «Маделяйне». Кровь из этих пятен была идентичной, как определила лаборатория.
Он подвел черту:
— Так что в «Маделяйне» кровь Верма, а кровь Омара в его собственном доме. Пули в теле Омара совпадают с четырьмя пулями…
Он замолк, потом спросил:
— Как получилось, что ты так настойчиво просил сравнить их с пулями в теле Гарри Дайка?
— Значит, это был Гизер?
Он кивнул.
— Тут нет никакого сомнения.
Он снова осмотрелся, брови у него сошлись на переносице, упрямая челюсть выдвинулась вперед.
— Я слышал, как ты говорил, что Домейно ответствен за то, что случилось с Дайком. Это правда?
— Да-а, начинил его динамитом, превратил в бомбу замедленного действия с часовым механизмом. План был разделаться одновременно со всей бандой Александера.
— Этот мерзкий сукин сын…
Он замолчал и как-то странно посмотрел на меня:
— Как я понимаю, ты страшно рисковал, когда ворвался в часовню и вынес оттуда эту бомбу, чтобы спасти шайку негодяев.
Он закусил нижнюю губу.
— Ты не подумал, что, может быть, я…
Я прервал его, усмехаясь:
— Даже негодяи заслуживают очереди в газовой камере. Кроме того, в первых рядах сидело несколько женщин и детей. Ты на моем месте сделал бы то же самое, Сэм.
Он поднял руку и хотел опустить ее на мое плечо, потом уронил ее, как будто смутившись. Прокашлялся, выставил вперед упрямый подбородок и ворчливо сказал:
— И натворил же ты, друг, тут… Черт знает, какая неразбериха!
— И это называется человеческой благодарностью. Это беспокоит и напоминает мне о том, что эти типы не отличаются особой совестливостью. Они очень скоро очухаются. И неизвестно, что может придти им в голову.
