Ричард Пратер - Странствующие трупы

Ричард С. Пратер

Странствующие трупы

Глава 1

Когда я прошел через стеклянную огромную дверь "Джаз Пэда", Лилли Лорен пела голосом, дрожащим от эмоций, слова падали в прокуренный воздух, как искры.

Она стояла в центре небольшой танцевальной площадки в голубом луче прожектора, ее голова была откинута назад, глаза закрыты, губы целовали согласные и как будто кусались при низких гортанных гласных. Она была замечательной певицей, и, когда начала "Люби меня, или оставь меня", все затаили дыхание.

Это был прекрасный вечер середины марта. До настоящей весны в остальном Лос-Анджелесе оставалось несколько дней, но здесь, в "Джаз Пэде", уже царило знойное лето. Лилли вливала в уши своих слушателей "оставь меня для кого-то другого", но никто из ее почитателей мужского пола, разумеется, не согласился бы на это.

Я узнал Домино по его любительским снимкам.

Он сидел за боковым столом в компании трех других парней, высокий красивый дамский угодник и сердцеед. С другой стороны, с точки зрения мужчин его правильнее было бы назвать просто убийцей. У него были блестящие вьющиеся волосы, которые женщинам очень нравится пропускать через свои пальцы не только на руках, но и на ногах. Так они мне сами говорили.

Мои собственные волосы я беспощадно стригу, когда они достигают длины в один дюйм, так что едва ли в них можно запустить женские ручки. Кроме того, они белые и жесткие, как щетина. И...

Ладно, вернемся к Домино.

Никки Домейно, которого все на скачках называли Домино, пожирал Лилли глазами человека, получившего от нее приглашение и пославшего в ответ записку: "Ты и я, мы оба, крошка!" Нельзя сказать, что у него был вид хулигана или худа, как принято величать таких людей в нашем городе. Но трое его приятелей выглядели настоящими худами.

Я их не знал. Кстати, Домино я тоже не знал. То есть, до сих пор мы не сталкивались. Например, я знал, что, возможно, он сегодня уже убил одного парня. Я не был уверен, но это казалось вполне вероятным. Что касается жертвы, то этот парень наверняка был мертв: в него всадили четыре пули.

– Бурбон и содовую, Шелл?

Шелл – это я. Шелл Скотт.

Я оглянулся на бармена.

– Да, как обычно. Благодарю.

Он знал мои вкусы. Я бывал здесь и раньше. Поразвлечься, Но сегодня я пришел по делу. Моя забота – парни типа Никки Домейно и трех "обезьян" вместе с ним.

Я – частный детектив, офис – на Бродвее, на окраине Лос-Анджелеса, трехкомнатная холостяцкая квартира с ванной – в Голливуде. Я высокого роста, поджарый, у меня загорелое лицо, про волосы вы уже знаете: они цвета зимы, отнюдь не мягкие и никогда не бывают длинными. Вас интересует все остальное? Пожалуйста! Серые глаза под светлыми кустистыми бровями, едва заметный шрам над правым глазом, от мочки левого уха отстрелен небольшой кусочек, что, как я считаю, уравновешивает недостатки, и нос, который мне казался даже красивым, пока его не сломали.

Ах да, я же рассказывал вам о Никки Домейно.

Он был одет в черный костюм, который, вероятно, приобрел за двести пятьдесят долларов, белую рубашку с воротником, который только что не полностью скрывал его уши, и белый шелковый галстук с искоркой.

Он походил на щеголя, который с удовольствием вырядился бы в шорты с монограммой. Или даже в шелковое белье, на котором полностью вышито его имя. И, возможно, его портрет. Портрет в шортах.

Вы уже догадались, что к Никки Домейно я не питаю дружеских чувств.

Более того, это был не самый приятный и веселый вечер за всю неделю. Я-то предвкушал ночное свидание не то с египетской, не то с иранской исполнительницей "танца живота" по имени Сивана, которая обещала рассказать мне о самых подходящих драгоценностях для пупка. И даже собирался принести собственные драгоценности.

А вместо этого я оказался здесь.

Здесь, благодаря совершенно очаровательной Зазу, юному созданию с непредсказуемым мышлением и потрясающей фигуркой. Я оказался жертвой ее вымогательства. Она задурила мне голову, говоря попросту, я не смог отвертеться.

Ближе к делу.

Лилли распахнула свои огромные глаза, осмотрелась, увидела меня и слегка покачала головой справа налево, отреагировав таким образом на мой приподнятый в честь нее бокал. Я указал на ее костюмерную в конце клубного коридора, и она согласно кивнула, заканчивая свою песню и широко раскинув руки. Возможно потому, что ей нравилось демонстрировать свою потрясающую грудь, которая казалась мне чертовски привлекательной и, конечно же, всем остальным мужчинам в зале, глазевшим на нее блестящими глазами и раздувающимися ноздрями.

Однако один из парней рядом с Домино глазел не на Лилли, а на меня. Он отвернулся, но тут же медленно повернулся вновь.

Я уже говорил, что еще не встречался ни с одним из этой четверки, но меня довольно хорошо знают в городе и его округе, в особенности в преступном мире. К тому же меня не трудно узнать даже в темную туманную ночь.

Этот тип был как-то несуразно широк и телом и головой. Особенно нелепо выглядело его лицо: расстояние от скулы до скулы намного превосходило расстояние от скулы до подбородка, как если бы его неоднократно сдавливали и утрамбовывали. Судя по лисьему выражению, он постоянно помнил об этих операциях, которые не доставляли ему удовольствия.

Наконец он отвернулся и заговорил с соседом справа, тщедушным седовласым созданием лет на двадцать старше плоскоголового. Я бы дал тому лет пятьдесят. Толстяку было лет тридцать, как и мне.

Некоторое время четверка за этим столом пялила на меня глаза, не скрывая своего интереса. Но ни один из них не помахал мне приветливо рукой.

Я допил свой бурбон, отодвинул стул и направился в дальнюю половину клуба. Маленькая тесная уборная Лилли находилась в конце темного узкого холла, желтый свет из ее открытой двери падал ярким пятном на пол.

– Привет, Лилли, – сказал я. – Ты сегодня великолепна. Как и всегда.

Она оторвалась от зеркала над туалетным столиком и повернулась ко мне с улыбкой.

– Откуда тебе знать? Ты же присутствовал на половине одного номера, Шелл!

– Зато я слышал, как дышит публика. И видел, как глаза у мужчин лезут на лоб. Я чувствовал, что... Этого я тебе не скажу.

Она засмеялась.

– Ты мне нравишься, Шелл. Я не верю ни одному твоему слову, но мне приятно тебя слушать. Однако, могу поспорить, что ты пришел сюда не для того, чтобы мне сообщить все это.

– Нет, к сожалению. Есть дело. Хотел бы расспросить тебя о некоторых постоянных посетителях. О'кей?

Ее большие голубые глаза немного сощурились, подкрашенные веки опустились. Я чувствовал, что она догадывается, кто меня интересует, но все же ответила: "О'кей".

Лилли Лорейн была высокой, внешне горячей особой с чертиками в глазах и губами, которые ей здорово помогали вложить жар в джазовые мелодии. Тоненькой я бы ее не назвал, но даже те, которые считали, что ей невредно было бы сбросить лишний вес, я не был в их числе, должны были согласиться, что каждый грамм отличался исключительным здоровьем и находился именно там, где и полагалось.

Ей было под тридцать. Ее кожа напоминала крем, а волосы были цвета персика. Длинные ноги, крутые бедра подчеркивались тоненькой талией, которой обычно отличаются женщины, носящие "грации", только ей она не требовалась. Все это делало ее неотразимой.

На ней было голубое платье под цвет глаз с большим вырезом на груди, чтобы каждому было ясно, что она не признает никаких бюстгальтеров, ибо не нуждается в исправлении того, чем наделила ее природа.

Да, наши взгляды и вкусы с Лилли совпадали во всем, за исключением одного момента: она обожала всякого рода худов, в то время как я их не выносил. Являясь "антихудом", я оказался парнем не ее круга. Но мы с ней были на дружеской ноге, частенько вместе выпивали и весело болтали, но не больше. Я был для нее, видимо, слишком пресным, общение же со всякого рода мерзавцами ее возбуждало. Возможно, все дело было в давно известной истине, что запретный плод сладок. К тому же имела место известная доля бравады.

Я сказал:

– Когда пару месяцев назад банда Александера перестала здесь толкаться, я подумал, что, возможно...

– Я бы не хотела, чтобы ты называл их бандой.

– Все мошенники намерены оставить в покое "Джаз Пэд" и...

– Ты не должен называть их мошенниками.

– Дорогая, Александер и его ребята образуют крепкую группу обманщиков и мошенников, которую иначе не назовешь, как бандой. Поскольку их невозможно считать честными людьми даже с большими оговорками, то почему тебе не нравится, что я называю их бандой гангстеров?

Она пожала плечами.

Я продолжал:

– Так или иначе, но, как я понимаю, вот уже неделю, если не больше, здесь все время ошивается новая банда.

– Полагаю, ты имеешь в виду Домино?

– Правильно. И поскольку ты девушка, которая притягивает мужские глаза посильнее магнита, то могу поспорить, что ты, коли пожелаешь, сможешь мне кое-что рассказать о Домино и его своре бандитов.