Петер Рабе - Бенни. Пуля вместо отпуска. Исход - только смерть
— Тейпкоу, я знаю, ты очнулся, — скучным голосом объявил Смит. — Эй, Тейпкоу!
Одна остроносая туфля внезапно расплылась перед глазами, и в голове Бенни вдруг взорвались тысячи разноцветных искр.
— Не слишком сильный пинок, правда, приятель? Давай поглядим, как ты встанешь.
Бенни медленно встал, чувствуя приливы тошноты. Через какое-то время ему полегчало.
— Где Пэт? — спросил он, присев на пустую кровать, не поднимая глаз.
— Подружка в дороге. Наш личный док Браун о ней позаботится, а совсем скоро любящий папочка Пендлтон примет бедную дочку в объятия. Конечно, тебя он встретит по-другому, приятель.
Оба замолчали. Бенни впал в ступор, а Смит начал снова раскачиваться в качалке. Ее медленный скрип был каким-то согревающим, дружелюбным лекарством, от которого Бенни забыл жуткую тяжесть своей неудачи и предстоящий кошмар. То есть забыл на какое-то время. Поскрипывание продолжалось и начинало раздражать, действовать на нервы, напоминая свист кнута.
— Нервничаешь, приятель? — Смит закурил сигарету.
— А мне дашь закурить?
Смит глубоко затянулся, задержал дым, а потом щедро выдохнул его Бенни в лицо:
— Покури. Еще хочешь? — и проделал это еще раз.
Качалка по-прежнему медленно, злобно скрипела, почти визжала. Бенни заметил, что при качке назад ноги Смита отрываются от пола.
— Смит, я немного прошу. Всего одну затяжку. Пожалуйста!
— А на колени встанешь?
— Конечно, сэр, как прикажете.
Он соскользнул с кровати, встал на колени поближе к полозьям качалки. Смит раскачивался с довольным видом. Качнулся назад — и длинная физиономия изумленно застыла, а голова сильно ударилась о стену сзади. Пистолет выстрелил, пробив в матрасе рваную дыру, Бенни вскочил, обеими руками схватил Смита за ногу, с силой выкрутил. Кресло нерешительно накренилось и рухнуло набок. Ногу Бенни ни на секунду не выпустил. Смит вопил хриплым чужим голосом, корчась на полу, пытаясь перевернуться. Забытый пистолет где-то валялся. Бенни стал перехватывать ногу для завершающего рывка, но Смит исхитрился и ударил его в пах. Он замер на месте, потом стал валиться набок. Услышал хруст, почувствовав, что нога поддалась, отпустил ее и упал.
Они лежали на полу так близко, что могли дотронуться друг до друга. В глазах Смита стояли слезы, тонкие губы открылись, обнажив десны, отчего лицо походило на череп. Но и Бенни не мог до него дотянуться. Жгучая боль в паху разрасталась, как виноградные усики, пронзая каждую клетку тела, парализуя его. Лицо было потным и сальным, он мог только смотреть на Смита, вблизи рассматривать его, не в силах пошевельнуться. Так они и лежали, отгороженные друг от друга прочным барьером убийственной ненависти.
Потом Смит моргнул, раз, другой, и его физиономия потемнела от напряжения. Медленно, целенаправленно поползла рука, нашла лицо Бенни, трясущиеся пальцы впились ногтями в кожу. Бенни отполз, перевернулся, умудрился подняться. Весь дрожа от чудовищного усилия, он рухнул вперед, обхватив руками тощую шею Смита. Он даже не смотрел, он давил, давил с силой гигантской машины, которая ничего не понимает и которой ничего понимать не следует. Через какое-то время шея обмякла, и Бенни посмотрел вниз. Он увидел, что душит труп.
Когда на улице стемнело, он вылез из качалки и пошел в ванную. Напился из-под крана, плеснул водой в лицо. Прежде чем выйти из отделанной кафелем кабинки, задернул как следует занавеску у душа, пнул спрятанное за ней тело, проследил, чтобы ничего не было видно. Потом снова уселся в качалку, закурил, повернул кресло к двери и взял пистолет. Так и сидел.
Услышав снаружи шум гравия, он одной рукой снял предохранитель, четырьмя длинными прыжками миновал комнату и выскользнул в заднее окно, оставив его открытым.
Браун был не слишком сообразительным. Он распахнул дверь и встал, вырисовываясь в слабом свете ночного неба.
— Эй, — сказал он. — Я вернулся.
Не получив ответа, вошел, попробовал нашарить выключатель, на всякий случай вытащил пистолет.
Бенни мог попасть в него прямо оттуда. Мог всадить пулю в живот, в голову, в грудь, в любое место, куда пожелал бы, пока Браун стоял в пустом коттедже, хлопая поросячьими глазками, чтобы привыкнуть к свету. Бенни ждал. Всему свое время.
— Эй! — снова окликнул Браун. — Что за черт!
Тон у него был воинственный. Он заглянул под кровать, в шкаф, потом в ванную. Бенни уже не видел его, но услышал, как отодвигается шторка душа. Примерно через секунду голос Брауна произнес:
— О Господи! — Он, спотыкаясь, вывалился из ванной и повторил: — О Господи!
Теперь Бенни пристроил дуло пистолета на подоконнике:
— Стоять!
Браун замер.
— Брось оружие!
Браун выронил пистолет.
— Руки за голову, и не оглядываться.
Браун молча повиновался, и Бенни влез в комнату через окно. Приставил пистолет к спине коротышки, обыскал его. Обнаружил нож с выкидным лезвием, пачку денег и полупустую упаковку леденцов.
— Прислонись к стене, док Браун. Нет, лицом к стене. Отступи на шаг. Теперь упрись в стенку указательным пальцем. Да обоими, дурья башка.
Браун слушался. Уткнувшись пальцами в стенку и наклонившись, он почувствовал сильную боль в суставах.
— Удобно?
— Нет, сэр, — простонал коротышка.
— Хорошо. Так и стой.
Вскоре на лысине выступил пот, кончики пальцев побагровели. На пол с губ Брауна медленно капала слюна, но он не издавал ни единого звука.
— Удобно, Браун?
— Нет, сэр.
— Где Пэт?
— Не знаю, сэр.
Бенни стукнул его по ребрам, отчего тот согнулся, оторвался от стены и ударился головой о тонкую перегородку. Под внимательным наблюдением Бенни медленно встал, снова уткнул в стену пальцы и наклонился.
— Ты ведь впервые в игре, правда, Браун? Где Пэт?
Браун оглянулся и сказал:
— Я не знаю.
Бенни не стал его больше бить, нахмурился, постукивая ногой по полу:
— Может быть, и не знаешь. — Секунду поколебавшись, добавил: — Можешь отойти от стены. Сядь на кровать.
— Спасибо.
Браун осторожно отклеился от стены и подошел к постели. Бенни смотрел, как он садится, растирая пальцы.
— Хочешь сигарету?
— Нет, сэр. Можно мне леденец?
Бенни бросил ему упаковку. Браун вытащил леденец и начал сосать.
— Ну, начнем с начала. Тебя Пендлтон нанял? — Браун кивнул. — Нанял только для этого дела?
— Он Смита нанял. А я при нем.
— Так. Чтобы взять меня?
— Точно.
— Зачем?
— Вы забрали дочку Пендлтона. Он переживает, хочет ее вернуть. Не хочет, чтобы вы путались с его дочкой.
— И все?
— Конечно.
— Как вы собирались доставить ее обратно?
— Посадить в поезд.
— Одну?
— Нет, еще с одним парнем.
— Посадили?
— Нет, сэр. Она удрала.
— Как?
— На полпути к городу пришла в себя. Плохо ей было. Спросила: «Где я?» Я и говорю, возвращаетесь домой, к папе, вручаю письмо Пендлтона. Там объяснялось, что мы вернем ее домой. — Браун замолчал.
— Ну, что дальше?
— Приехали в город, она говорит: «Остановите у аптеки, мне туда надо зайти». Я остановился, жду. Время идет, а она не выходит. Я пошел, а мисс Пендлтон нет.
— Ну?
— Возвращаюсь спросить Смита, что дальше, а Смит мертвый в душе за занавеской.
— Да. Это я знаю. — Бенни прошелся взад-вперед, не зная, о чем еще спрашивать. Спрашивать было нечего. — Ладно, Браун. Вставай. — Браун встал. — Вытащи оттуда своего дружка и положи на кровать.
Браун возился с трупом в тесной ванной. Тело уже окоченело. Вытащив и уложив на кровать, он попробовал его выпрямить, но ничего не вышло. Выглядел Смит безобразно.
— Ну не важно. Оставь его.
Браун стоял у постели, глядя на Смита.
Бенни подошел к нему сзади:
— Браун, могу я тебя нанять?
— Нет, сэр.
— Заплачу больше.
— Я со Смитом.
— О’кей, Браун.
И ударил рукояткой пистолета по лысой голове. Замахнулся как следует, считая, что голова у Брауна каменная. И не ошибся. Рукоятка скользнула по черепу, а Браун покачнулся.
— О Господи, — сказал он.
Бенни опять замахнулся и на сей раз попал. Перешагнул через упавшего на пол Брауна, протер своим носовым платком посиневшую шею трупа, потом туфлю, торчавшую под неестественным углом. Протер пистолет сорок пятого калибра, сунул его мертвецу в руку, но пистолет не держался, упал на пол. Там он его и оставил. Выключил в коттедже свет и вышел. В темноте слышалось гудение кондиционера, потом мотор умолк. Бенни промчался по хайвею по направлению к От-Платт.
Всю ночь он разыскивал Пэт, не думая про двух мужчин в коттедже, мертвого и еще живого, не думая ни о копах, ни о собственной вызывающей изумленные взгляды физиономии с распухшими, исцарапанными, разодранными щеками. Пэт не было ни в городе, ни в окрестностях.
