Стив Брюер - Головорез
Еще один удар по гордости Виктора. Он уже десять лет работал в службе безопасности при посольстве в Вашингтоне, тысячу раз защищал его от всяческих угроз, но Мирабо обращался с ним, как со слугой. Посол считал, что не нуждается в охране. Он верил, что популярность президента Будро — и, в широком смысле, ставленников Будро — настолько прочна, что никто не осмелится посягнуть на его посольскую жизнь. Что лишь доказывало его глупость.
— Я вышел на еще одного человека, — сказал Виктор. — Соломона Гейджа. Он, судя по всему, работает непосредственно на Шеффилда-père[5] и, возможно, приведет нас к ему.
Мирабо одобрительно кивнул:
— Ты разговаривал с ним?
— Пока нет. Я только вчера вечером разузнал о нем в консульстве. Мы видели его в «Шеффилд энтерпрайзиз». Очень высокий мужчина с бритой головой.
Посол покачал головой, давая понять, что не помнит. Виктор не удивился. Мирабо не замечал почти ничего, кроме звука собственного голоса.
— Сегодня утром я получил телеграмму, — сказал Мирабо. — Президент недоволен нашей медлительностью. Нам нужно уладить это дело. Нерешительность в отношении Гомы уже дает о себе знать.
— Каким образом?
— Это показывают опросы общественного мнения. — Посол махнул рукой. — Лоран наступает нам на пятки.
Жак Лоран был соперником президента Будро на приближающихся выборах. Реформатор. Сам Виктор полагал, что хорошая доза реформ — это именно то, что нужно его стране, но люди Будро пытались изобразить Лорана коммунистом, оппортунистом и демагогом.
Виктор постарался нахмуриться, как посол, хотя в груди у него екнуло.
— Вся эта история с Гомой всего лишь способ привлечь внимание, — заявил Мирабо, — но если мы заставим Шеффилдов свернуть их поддержку, это будет триумф. Президент сможет выступить по телевизору и по радио и рассказать народу, как мы утерли нос Гоме, перехитрили американцев. И ты сам понимаешь, насколько это важно.
Виктор кивнул, опасаясь, что голос его выдаст.
— Если мы не сумеем решить проблему здесь, — продолжал посол, — велика вероятность, что Гома победит. А нам не нужен военный переворот, как в прежние времена. Нигер достаточно настрадался.
С этим Виктор был полностью согласен. Он поднялся со словами:
— Я сделаю все от меня зависящее.
— Конечно, — сказал посол. — И побыстрее, а? Судьба правительства президента Будро в твоих руках.
Виктор кивнул и повернулся к выходу, думая, что он и глазом не моргнет, если правительство Будро стухнет и рухнет. Но ради народа Нигера он остановит Гому, даже если придется рискнуть жизнью.
Глава 30
Соломон услышал крики, едва дворецкий открыл тяжелую дубовую дверь особняка в Си-Клиффе. Звучал голос Грейс, более громкий и на октаву выше, чем обычно. Слов было не разобрать, но тон говорил сам за себя.
Чарльз выглядел смущенным. На фоне белых волос и черной одежды его кожа ярко розовела.
— Видимо, вернулся хозяин дома, — сказал Соломон.
— Это длится уже час.
— И все в таком духе?
— Идет по нарастающей!
Соломон шагнул в прихожую, и Чарльз не сделал попытки помешать ему. Скандал наверху продолжался.
— Ты поднимался наверх?
Чарльз покачал головой:
— Мне не платят за участие в боевых действиях. А вам платят?
— Можно и так сказать.
Внезапно голос Майкла возвысился и перекрыл голос Грейс:
— Ах ты, сука!
Затем последовал безошибочно узнаваемый звук удара плоти о плоть.
Соломон чертыхнулся и бросился наверх по устланной ковром лестнице.
Грейс закричала, и за дверью в конце коридора опять раздался глухой шлепок. Соломон промчался по коридору и толчком распахнул дверь. Майкл, в синем костюме, при галстуке и запонках, лупил свою жену рядом с кроватью под балдахином.
Майкл застыл, занеся правую руку для нового удара. Левой рукой он притягивал к себе Грейс за длинную ночную рубашку того же бледно-желтого цвета, что и волосы Грейс. Женщина руками загораживала лицо от ударов. У нее была рассечена губа, и кровь ярко выделялась на фоне светлой кожи.
— Какого черта? — заорал Майкл на Соломона. — Что ты здесь делаешь?
— Отпустите ее.
— Пошел ты. Тебя это не касается.
— Соломон, — полным крови ртом прошамкала Грейс.
Он в три шага пересек комнату и схватил Майкла, прежде чем тот снова стукнул Грейс. Майкл выпустил рубашку Грейс, попытался вырваться, но Соломон, схватив его за воротник, развернул к себе.
— Ты, чертов…
Майкл не закончил. Соломон глубоко впечатал кулак ему в живот. Майкл согнулся пополам, извергая содержимое своего желудка. Кофе и апельсиновый сок, судя по виду. Обойдя блевотину, Соломон дотронулся до Грейс. Та вздрогнула.
— Успокойтесь, — пробормотал он. — Все нормально.
Она расслабилась, прислонившись к нему, позволила обнять себя. На кровати позади нее комком лежали атласные изумрудно-зеленые простыни. Соломон подвел Грейс к кровати.
— Ложитесь. Я принесу пакет со льдом.
Содрогаясь от бурных рыданий, Грейс свернулась в клубок на постели. Соломон укрыл ее простыней до дергающегося подбородка.
За спиной у него кашлял и сплевывал Майкл. Соломон повернулся к нему — тот выпрямился, с подбородка у него свисала нитка слюны. Лицо было красным. Глаза горели.
— Ты, сукин сын. Кто ты такой, чтобы вламываться сюда?
Соломон стоял, свободно опустив руки, в идеально уравновешенной позе. Он знал характер Майкла, знал, что тычка в живот будет недостаточно, чтобы остановить его. Но Соломон не позволит ему снова напасть на Грейс.
— Убирайся к дьяволу из моего дома, — потребовал Майкл.
— Нет.
— Убирайся сейчас, или я вызову копов. Ты, ублюдок. Сваливаешься на голову, как рыцарь без страха и упрека, не представляя, что здесь происходит. Ты знаешь, что она сказала? Что сделала?
— Не важно. Ты ее не ударишь. Это не разрешено.
— Не разрешено? О чем это ты толкуешь? Это мой дом. Я, дьявол тебя возьми, сделаю все…
Думая застать Соломона врасплох, Майкл сделал попытку ударить его в подбородок. Соломон на несколько дюймов отклонился назад, и кулак, не причинив вреда, просвистел мимо. Соломон ткнул Майкла в бок, не так, чтобы сломать ему ребра, но достаточно сильно, чтобы тот задохнулся.
В голове у Соломона билась мысль: «Прекрати. Прекрати немедленно». Но он не мог остановиться. Майкл заслуживал большего. Он нанес ему короткий апперкот в челюсть, так что у Майкла лязгнули зубы. Звук был такой, будто кто-то раскалывает грецкий орех.
Закатив глаза, Майкл стал валиться назад. Соломон схватил его за рукав и рванул вверх как раз вовремя, чтобы Майкл не трахнулся головой об пол. Осторожно опустил его, отошел.
Соломон потрогал занывшую на груди рану от пули, но ладонь осталась сухой. Повязка не отлетела.
Грейс не сводила с него глаз. Из губы у нее текла кровь, но женщина попыталась улыбнуться.
— Мой герой, — сипло произнесла она.
Он покачал головой. Никакие ее слова дела не исправят. Он ударил Шеффилда и сполна за это получит.
Соломон обвел взглядом кремовые обои, роскошную мебель, хрустальную люстру и мешок в синем деловом костюме, лежавший на полу без движения. В смежной со спальней ванной горел свет, отражаясь от белой керамики. Соломон пошел туда, схватил с вешалки пушистое полотенце, намочил его в холодной воде в раковине. Выжал полотенце, выкручивая его сильнее, чем необходимо, словно это была шея Майкла, и отнес Грейс.
— Спасибо, дорогуша. — Она промокнула кровь.
Майкл застонал и шевельнулся. Обойдя его, Соломон вернулся в ванную комнату. Взял еще одно белое полотенце и накрыл им лужицу блевотины.
Майкл приподнялся на локтях и покачал головой, моргая, пытаясь сфокусировать взгляд. Дав ему немного опомниться, Соломон сказал:
— Внизу у меня машина с водителем. Возьми их. Поезжай в свой офис. Поезжай, расскажи Дону. Мне все равно. Но убирайся отсюда.
Майкл с трудом сел.
— Ты не можешь выгнать меня из моего дома.
— Ошибаешься. Именно это я и делаю. Вставай и уходи. Сейчас же.
Майкл медленно поднялся, злобно глядя на него. Соломону не хотелось снова его бить, но он сделал бы это, бросься на него Майкл. И на сей раз не стал бы умерять силу своих ударов.
Майкл распрямился во весь рост, одернул пиджак, вытащил манжеты рубашки. Взяв себя в руки, он произнес:
— Это твой конец, Соломон. Я выполню твою работу. Гвоздями прибью твою шкуру к стене.
— Отлично. Прибей. Но сейчас уходи.
Майкл неторопливо покинул спальню. Соломон стоял неподвижно, прислушиваясь, пока внизу не хлопнула тяжелая дверь.
Грейс села в постели, по-прежнему прижимая белое полотенце к разбитому рту.
Соломон сел на край кровати и, отняв ненадолго полотенце, рассмотрел ее губу.
— Начинает опухать, но все не так уж страшно. Зашивать не нужно.
