Чарли Стелла - Крутые парни
– Он выжимает сто восемьдесят килограммов, – сказал Денафриа, взяв у Павлика стакан с виски и долив его доверху кока-колой. – Так и есть, я ничего не выдумываю, – продолжал Денафриа. – Поэтому его еще зовут Джимми Жим-Лежа. Один мафиозо поспорил с другим мафиозо, у кого боец круче. Манджино выжал сто восемьдесят один килограмм. Еще до всех своих прочих подвигов. Пять или шесть лет назад. Сейчас он, наверное, еще крепче.
– Подумаешь! – поморщился Павлик. Он плеснул в свой стакан немного «Чивас Регал» и выпил залпом. Потом сел на диван и тут же налил себе двойную порцию виски. Вскрыл банку с газировкой, хлебнул из нее и удовлетворенно крякнул:
– Хорошо пошло!
Денафриа отпил большой глоток виски с кока-колой.
– Неплохо, – согласился он.
– От третьего стакана у тебя крыша съедет, – предупредил Павлик. – Нет, даже от второго. Ты не привык пить. Но тебе сейчас не помешает надраться в дым, чтобы крыша съехала.
Денафриа налил себе еще. Поставил стакан на стол и откинулся на спинку кресла.
– Манджино в самом деле крутой. Он в отличной форме и может кому угодно надрать задницу. Не со злости, а просто так. Знаю, ты был боксером и все такое, но тебе никогда не приходилось избивать человека просто так, не со зла.
Павлик закурил.
– Только плохих парней, – сказал он. – Обожаю ставить их на место.
Денафриа медленно пил виски.
Павлик разглядел в противоположном углу комнаты компьютер.
– Ты им когда-нибудь пользуешься? – спросил он, тыча в компьютер пальцем.
– Больше сынишка, а не я, – признался Денафриа. – Я и купил компьютер ради него.
Павлик улыбнулся.
– Сынишка! – повторил он.
Денафриа показал ему фотографии, стоящие на телевизоре.
– Вон он, Винсент.
Павлик выпрямил спину и прищурился, чтобы было лучше видно.
– Симпатичный мальчишка, – заметил он. – Наверное, в мать пошел.
Денафриа встал и пошел в спальню. Вернулся он с большим синим фотоальбомом в руках и открыл его на первой странице. На нем фотограф запечатлел Джоди, жену Денафриа, в тот год, когда они поженились. Джоди в красном бикини позировала на пляже в Пуэрто-Рико.
– У него красивая мать, – обронил Денафриа.
– Да, красивая, – согласился Павлик. Полистав альбом, он наткнулся на свадебную фотографию, тут же захлопнул альбом и отложил его в сторону.
Денафриа удивился.
– Ты что? – спросил он.
– Мы с тобой выпить собрались, а не нюни распускать, – объяснил Павлик. – Мы с тобой настоящие мужики, к тому же слуги закона. Поверь мне, выпивка тебе сейчас нужнее, чем семейные фотографии. – Он поднял стакан. – За двух настоящих мужиков – слуг закона! – закричал он.
Денафриа чокнулся с ним, и оба выпили до дна.
Денафриа протянул стакан Павлику, чтобы тот налил ему еще.
– А у тебя почему нет детей? – спросил он.
Павлик только отмахнулся.
– Не хочу, – потемнел он лицом. – Я еще не дорос. Не готов быть отцом.
– Мне это не помешало, – заметил Денафриа.
Павлик налил Денафриа выпить и протянул ему стакан.
– Вот именно, – сказал он.
Где-то через час их проняло. В обеих бутылках оставалось на донышке. Павлик лежал на диване. На животе у него стояла пепельница, в которой тлела сигарета. Денафриа полулежал в своем кресле и смотрел в потолок, пожевывая соломинку для коктейля. Неожиданно он кое-что вспомнил и повернулся к Павлику.
– В детстве, – улыбнулся Денафриа, – я мечтал стать бейсболистом.
– Когда мне было десять лет, – отозвался Павлик, – я мечтал стать героем войны. – Он потянулся за сигаретой и увидел, что от нее остался лишь длинный столбик пепла. Стряхнув пепел, он торопливо затянулся, докуривая сигарету до фильтра.
– Ты в детстве играл в войну? – спросил Денафриа.
Павлик закурил новую сигарету.
– А как же, – ответил он. – Мы играли в «Поединок». Я был сержантом Сондерсом. Ты видел этот сериал?
– Да кто же его не видел в детстве? – отозвался Денафриа.
– Потом я передумал, – продолжал Павлик. – Захотел стать профессиональным борцом. Чемпионом реслинга. Стыдно признаться, но в то время я болел за одного итальяшку. Бруно Саммартино. Однажды даже взял у него автограф. Он казался мне богом. Отец злился оттого, что мне нравится Бруно, но тогда ни одного нормального борца польского происхождения еще не было.
– У нас в семье тоже обожали Бруно, – сказал Денафриа. – Особенно мой дедушка. Помнишь, какой он был остроумный? Особенно во время пресс-конференций, когда кто-нибудь случайно задевал его стулом, к примеру. Однажды ему случайно порвали костюм; мой дед очень обрадовался, когда Бруно обругал своих обидчиков по-итальянски.
Павлик расхохотался.
– Потом я захотел стать барабанщиком в рок-группе, – продолжал он. – Мне нравился Джинджер Бейкер из группы «Крим». И Джек Брюс, и Эрик Клэптон.
– Тут ты меня обошел, – заметил Денафриа. – Мне не разрешали слушать рок. Я знал Фрэнка Синатру, Дина Мартина, Марио Ланца, а когда объявился Паваротти, то и его. Только Паваротти.
– Ты, значит, любишь оперу? – спросил Павлик.
Денафриа пожал плечами:
– Да мне, в общем-то, все равно. Некоторые арии довольно красивые. Но я предпочитаю Синатру.
Павлик затянулся сигаретой.
– Мой бывший напарник сейчас как раз проходит оперную фазу. Странный он малый. Обожал фильмы про чернокожих, а сейчас вот переключился на оперу.
– А потом что было? – спросил Денафриа.
– А? Что?
– Кем ты захотел стать потом? После барабанщика в рок-группе.
– А, – вспомнил Павлик. – Бабником. Мне казалось, что служба в полиции – верная дорога к моей мечте.
Денафриа покачал головой направо и налево, растягивая мышцы шеи.
– Ну и что?
– Нашел я себе даму сердца. – Павлик поднял вверх палец. – Мою единственную. Вторую половинку. С ней я хотел провести весь остаток своих дней. Мы поженились, а через несколько лет она меня бросила. Помнишь, я тебе о ней рассказывал. Миссис Павлик, единственная и неповторимая. Того, что будет дальше, я не предусмотрел.
Денафриа тоже закурил.
– Я довольно долго хотел стать бейсболистом, – сказал он. – В старших классах я неплохо играл. Меня даже приглашали в несколько команд высшей лиги. В «Ред Сокс», «Храбрецы» и «Тигры». Но потом я тоже встретил свою единственную. И кто-то предложил мне сдать экзамен в полицейскую академию, и не успел я опомниться, как оказался женатым человеком – с материальной точки зрения я мог себе это позволить.
– А что же Том Уэйтс? – спросил Павлик.
Денафриа смешался:
– Что?
– Том Уэйтс, – повторил Павлик. – По-моему, он один из самых талантливых парней на свете. Ему лучше всех удаются жалостные песни и баллады о любви – не только о любви, о чем угодно. А голос у него такой – до самого сердца пробирает. Понимаешь, о чем я?
Захмелевший Денафриа потерял нить разговора и прищурился. Видя, что Павлик молчит, он сказал:
– Потом родился Винсент. И я жил просто замечательно.
– Я попытался сменить тему, – пояснил Павлик.
– Я все помню. Значит, ты попробовал петь блюзы? – спросил Денафриа.
Павлик отпил еще глоток.
– Да ладно тебе. Продолжай хныкать.
Денафриа сделал глубокую затяжку.
– Спасибо, – сказал он, выдыхая дым.
Павлик молча поднял стакан.
После ухода Павлика Денафриа принялся пить виски прямо из бутылки. Перед глазами у него все двоилось. Комната еще не начала вращаться, но он понял: скоро его начнет тошнить. Головная боль уже подступала. Когда зазвонил телефон, Денафриа не сразу удалось найти трубку.
– Алло! – закричал он.
– Джон? – спросил женский голос.
– Алло! – повторил Денафриа.
– Джон, это ты? – снова спросила женщина.
Прошло несколько секунд, прежде чем он опомнился.
– Джоди? – узнал он наконец.
– С тобой все в порядке? Чем ты там занимаешься? Пьешь, что ли? – продолжала его бывшая жена.
– Да, – признался он. – Да, Джоди, я пью.
– Почему?
Денафриа закашлялся.
– Хочу напиться.
– Мне не нравится, что ты за мной следишь, – сказала его жена.
Денафриа сначала ничего не ответил.
– Джон!
– Что?
– Я не хочу, чтобы ты за мной следил. Я знаю, это был ты. Когда ты промчался мимо, я тебя заметила. Так нечестно!
– Я люблю тебя, Джоди!
– Знаю, Джон.
– Ты моя жена.
– Ну да.
– Я по тебе соскучился.
– Знаю, но мы живем раздельно.
Денафриа кашлянул.
– Чего?
– Мы разъехались, – сказала жена. – И ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь.
– Джоди, я в самом деле напился.
– Слышу.
Денафриа снова кашлянул.
– Чего?
– Ты вообще как?
– Нормально… я в порядке.
– Может, ляжешь, проспишься?
