Ли Чайлд - Джек Ричер, или Сплошные проблемы и неприятности
– Как же я скучала по всем вам!
– Я тоже, – сказал Ричер. – Я и сам не понимал, как сильно соскучился.
– Тебе нравится жизнь после армии? – спросила она.
– Да, очень нравится.
– А мне – нет. Но может быть, тебе лучше меня удалось перестроиться.
– Я не знаю, удалось ли мне перестроиться. И вообще что со мной происходит. Я смотрю на вас, и мне кажется, будто я еле-еле держусь на плаву. Или вообще тону. А вы все прекрасно плаваете.
– Ты действительно на мели?
– У меня практически ни гроша.
– У меня тоже, – призналась она. – Я зарабатываю триста тысяч в год и едва свожу концы с концами. Такова жизнь. Но ты в эти игры не играешь.
– Обычно меня это устраивает. Пока не приходится возвращаться в реальность. Нигли положила на мой банковский счет тысячу тридцать долларов.
– Намек на радиокод десять-тридцать? Умница.
– И чтобы я смог купить билет на самолет. Без ее денег я бы все еще добирался сюда автостопом.
– Ты бы шел пешком. Никто в здравом уме не посадит тебя в свою машину.
Ричер посмотрел на себя в старое запятнанное зеркало: шесть футов пять дюймов, двести пятьдесят фунтов, ладони огромные, точно замороженные индюшки, вздыбленные волосы, щетина на щеках, обтрепавшиеся манжеты рукавов, закатанных на предплечьях, как у чудовища Франкенштейна.
Бродяга.
«Из большой зеленой машины – и сюда!»
– Можно задать тебе вопрос? – спросила Диксон.
– Валяй.
– Я всегда хотела, чтобы мы были чем-то большим, чем просто сослуживцы.
– Кто?
– Ты и я.
– Это было утверждение, а не вопрос.
– Ты чувствовал то же самое?
– Честно?
– Пожалуйста.
– Да, то же самое.
– Так почему же мы ничего такого не делали?
– Это было бы неправильно.
– Мы игнорировали кучу других правил.
– Это разрушило бы наш отряд. Остальные завидовали бы.
– Включая Нигли?
– В определенном смысле.
– Мы могли хранить наши отношения в тайне.
– Размечталась, – усмехнулся Ричер.
– Мы можем сейчас сделать это и никому не говорить. У нас есть три часа, – сказала Диксон и, не дождавшись ответа, добавила: – Извини. Просто все эти кошмарные события заставляют меня думать о том, что жизнь коротка.
– А отряд все равно разрушен.
– Именно.
– Разве у тебя никого нет на Востоке?
– Сейчас нет.
Ричер подошел к кровати. Карла встала рядом, касаясь бедром его бедра. Семь листков бумаги по-прежнему лежали в строгом порядке на покрывале.
– Хочешь еще на них посмотреть? – спросил Ричер.
– Сейчас не хочу, – ответила Диксон.
– Я тоже. – Он собрал листки и положил на ночной столик под телефон. – Ты уверена насчет этого?
– Вот уже пятнадцать лет.
– Я тоже. Но это должно остаться тайной.
– Согласна.
Он обнял ее и поцеловал. Прикосновение языком к ее зубам подарило ему новые ощущения. Пуговички на ее блузке были маленькими и неудобными.
Глава 26
Потом они лежали в кровати, и Диксон сказала:
– Пора снова заняться делом.
Ричер перекатился, чтобы взять листки со столика, но Диксон остановила его:
– Нет, давай попробуем сделать это в уме. Мы сумеем больше увидеть.
– Ты так думаешь?
– Всего чисел сто восемьдесят три, – сказала она. – Расскажи мне про сто восемьдесят три как про число.
– Оно не относится к простым, – ответил Ричер. – Делится на три и шестьдесят один.
– Какая разница, простое оно или нет?
– Умножь его на два, и получится триста шестьдесят шесть, а это количество дней в високосном году.
– Значит, это половина високосного года?
– Но не на семи листках, – сказал Ричер. – Половина любого года – это шесть месяцев и шесть листков.
Диксон замерла.
Ричер подумал:
«Полгода.
Половина года.
И куча возможностей.
Двадцать шесть, двадцать семь».
– Сколько дней в половине года? – спросил он.
– Обычного года? Зависит от того, о какой половине идет речь. Либо сто восемьдесят два, либо сто восемьдесят три.
– Как ты получаешь половину?
– Делю на два.
– А если умножить результат на семь двенадцатых?
– Получится больше половины.
– А если умножить то, что получилось, на шесть седьмых?
– Получится опять ровно половина. Сорок две восемьдесят четвертых.
– Вот видишь!
– Я что-то не понимаю…
– Сколько в году недель?
– Пятьдесят две.
– Сколько рабочих дней?
– Двести шестьдесят при пятидневной рабочей неделе, триста двенадцать при шестидневной.
– А сколько дней в семи месяцах при шестидневной рабочей неделе?
Диксон на минуту задумалась.
– Зависит от того, о каких семи месяцах идет речь. И куда попадают воскресенья. И каким днем недели будет первое января. А еще от того, какие семь месяцев тебя интересуют: идущие подряд или разрозненные.
– Посчитай, Карла. Есть только два возможных ответа.
Диксон помолчала немного.
– Сто восемьдесят два или сто восемьдесят три.
– Совершенно верно, – подтвердил Ричер. – Семь листков – это семь месяцев, состоящих из шестидневных рабочих недель. Причем в одном из длинных месяцев было четыре воскресенья. Отсюда аномалия в двадцать семь дней.
Диксон выскользнула из-под простыни и, не одеваясь, подошла к своему портфелю, из которого достала кожаный органайзер. Она открыла его, положила на кровать, взяла листки со стола и выстроила в линию под органайзером. Семь раз подняла и опустила глаза.
– Этот год, – сказала она. – Последние семь календарных месяцев. До самого конца последнего месяца. Если убрать воскресенья, получится три месяца по двадцать шесть дней, затем один, в котором было двадцать семь, и еще три по двадцать шесть.
– Вот видишь, – сказал Ричер. – Какие-то цифры по шестидневной рабочей неделе становились все хуже и хуже за последние семь месяцев. Какие-то результаты. Мы уже прошли половину пути.
– Легкую половину, – добавила Диксон. – А теперь скажи мне, что означают цифры.
– Что-то должно было происходить девять, десять, двенадцать или тринадцать раз в день с понедельника по субботу, но не всегда получалось как задумано.
– И что же это такое?
– Я не знаю. Что происходит десять или двенадцать раз в день?
– Могу точно сказать, что речь не идет о производстве «форда» модели «Т». Это должно быть что-то маленькое. Или профессиональное. Вроде записи к зубному врачу. К адвокату. Или парикмахеру.
– Около офиса Франца есть маникюрный салон.
– Они принимают гораздо больше клиентов за день. И какое отношение могут иметь ногти к исчезновению четырех людей, а также к сирийцу с четырьмя фальшивыми именами?
– Понятия не имею, – ответил Ричер.
– Я тоже, – сказала Диксон.
– Нам нужно принять душ и одеться.
– После.
– После чего?
Диксон не ответила, лишь молча подошла к кровати, прижала Ричера к подушке и снова поцеловала.
В двух тысячах горизонтальных миль и семи вертикальных милях от них темноволосый мужчина, называвший себя Эланом Мейсоном, сидел в передней части «Боинга-757», принадлежащего авиакомпании «Юнайтед эрлайнз» и совершающего перелет из нью-йоркского аэропорта Ла Гуардиа в Денвер, штат Колорадо. Он занимал место 3А, на ручке его сиденья стоял на подставке стакан газированной минеральной воды, а на коленях он держал развернутую газету. Он смотрел в окно, на ослепительно-белые облака внизу.
А в восьми милях к югу от них мужчина в темно-синем костюме, сидящий за рулем темно-синего «крайслера», ехал за Нигли и О’Доннелом, которые возвращались из отделения «Херца» в международном аэропорту Лос-Анджелеса. Он пристроился за ними, когда они вышли из отеля «Беверли Уилшир». Предположив, что они собираются улететь, он решил проследить за ними до терминалов. Когда О’Доннел снова повернул на север по Сепульведа, мужчине в «крайслере» пришлось приложить немалые усилия, чтобы их не упустить. А потому он всю дорогу находился в десяти машинах от них, что было хорошо с точки зрения незаметной слежки.
Глава 27
– У нас ничего нет, – сказал О’Доннел.
– Нужно смотреть фактам в лицо, – поддержала его Нигли. – След давно остыл, и у нас нет никакой полезной информации.
Они собрались в спальне Карлы Диксон. Там, где ночевал Леонардо Ди Каприо. Постель была заправлена. Ричер и Диксон приняли душ и оделись, они даже успели высушить волосы. И стояли достаточно далеко друг от друга. Семь распечаток электронных таблиц лежали на туалетном столике. Никто не оспаривал, что они соответствуют последним семи календарным месяцам. Но никто так и не сумел догадаться, как использовать эту информацию.
Диксон посмотрела на Ричера и спросила:
– Как будем действовать дальше, босс?
– Сделаем перерыв, – ответил Ричер. – Мы что-то пропустили. В наших рассуждениях есть какой-то изъян. Мы вернемся к этим проблемам через некоторое время.
– Раньше мы никогда не делали перерывов.