Дэвид Хаггинз - Чмоки
Минут через десять ввалился Тони в новом зеленом адидасовском спортивном костюме. Он тяжело дышал, истекая дождем и собственным едким потом. Лицо его то багровело, то бледнело в ритме сердечных сокращений. Тони мигал, как маяк. Я, грешным делом, решил, что его хватит удар. Мой друг согнулся пополам, уперся руками в колени и, судорожно глотая воздух, сообщил, что он с пробежки.
— Что ж это за медведь сдох, что ты бегать начал? Вид у тебя какой-то неважнецкий.
— Да просто форму хочу набрать. Извини, что опоздал: не знал, что сюда так долго… Да, это, конечно, шок для организма. Господи, я же сроду эти сердечно-сосудистые дела не тренировал. Разве только когда дрочил.
Отдышавшись, он оторвал фильтр от сигареты «Кэмел лайт» и закурил.
— Много пробежал?
— Нет. Полмили где-то. Надо с коротких дистанций начинать и постепенно наращивать. Если вдруг красный свет, останавливаться нельзя, а надо бежать на месте. Идиотом себя чувствуешь, а что делать? Иначе дышишь неправильно. И пить я бросил, два дня уже. Чувствую себя, кстати, супер, голова работает отлично. Слушай, Стив, ты говори, что тебе нужно, а то мне пора дела делать. Мне сегодня еще с людьми встречаться…
Он тревожно глянул в окно. Секущий дождь загнал группку прохожих под магазинный навес на той стороне. Машины еле ползли по улице.
— Я знаю, Тон, что ты у нас занятой человек. Мне просто надо, чтобы ты мне скопировал Аланову записную книжку.
— Аланову книжку? Ты что, спятил?! Зачем тебе?
— Хочу найти его подружку. У меня такое чувство, что она как-то связана с моими проблемами. Луис говорит, можно будет в суд подать на Алана за незаконное увольнение… — соврал я.
— Да? Честно говоря, не знаю, что у тебя из этого получится…
— Это не твое дело, — оборвал его я. — От тебя ничего не требуется, просто книжку мне скопируй, и все.
— Ты что? А если он меня застукает?!
— А почему он должен тебя застукать? Подожди, пока он уйдет, потом сунь ее в ксерокс, и все. Он и не узнает ничего.
— Даже не знаю. Это, по-моему, под статью подходит. У нас там и так атмосфера — настоящий гадюшник. Алан на меня давит, чтобы я ушел по собственному, а то они меня сократят.
— Он ко мне в клинику приходил, сказал, что это Салли ему велела твои акции выкупить.
Тони фыркнул:
— Бред.
— Вот и я так подумал. В общем, короче говоря, сделаешь мне копию. Если он книжку с собой возьмет, у Гудрун в блокноте все продублировано.
— Ну, не знаю, я попробую. — Он наклонился перевязать шнурки на найковских кроссовках.
Я знал, что он теперь будет тянуть до последнего.
— Давай, Тон, джаст ду ит, как говорят наши друзья из «Найки». Если боишься, дай мне ключ от офиса, я сам все сделаю.
Я минут пять уговаривал его дать мне ключи с условием, что я их верну на другой день. Тони иногда выкидывает такие вот педерастические штучки.
— Слушай, — сказал он, беря у меня «Мальборо» из пачки. — А ты знаешь, что у «Нирваны» есть песня «Литий»? Нет, тебе точно надо попробоваться. Может, поп-звездой станешь. История болезни у тебя подходящая, а когда «Пет Шоп Бойз» начинали, этому чудику больше, чем тебе, было.
Он заказал банку тонизирующего напитка и всосал ее в один присест.
— Все эти напитки, — сказал он, слегка рыгнув, — пополняют запас жидкости в организме. Потому они и на вкус все как моча.
Распрощавшись с Тони, я сел в автобус на Марилебон-роуд и поехал в клинику. Регистраторша сказала, что амбулаторная группа доктора Паркер занимается в третьей комнате на втором этаже. В большой и белой комнате номер три я нашел Кейт, окруженную неофитами. Там стояли все те же неизменные складные пластиковые стулья — серые бэтээры психотерапии. Вошла Мария, и я обрадовался знакомому лицу. Она была вся в черном и напомнила мне девчонку из фильма про Вудстокский фестиваль, которая не хотела раздеваться у озера.
— Привет, — сказал я. — Тебя выписали?
— Да, два дня назад. Я теперь только на групповую хожу, — сказала она, показав протянутую под тонким носом полоску серых зубов, похожих на зубчики «молнии».
Кейт открыла собрание, предложив каждому представиться и коротко рассказать о себе.
Это было похоже на карточную игру: булимия била анорексию, а наркоман крыл алкоголика.
Наркоша, в красках расписавшая тошнотворные последствия последнего передоза, думала уже, что кон будет за ней, ан нет — Мария козырнула тузом: булимия в острой форме — это вам не жук начихал. Тут были и ободранные до мяса костяшки пальцев, которые она совала в рот, чтобы вызвать рвоту, и зубы, сгнившие от литров едкого желудочного сока, которым ее рвало. Я, правда, заметил, что из сумочки у нее торчит ушко здоровенного пакета с конфетами М&М.
Кейт предложила поучаствовать и мне. Я начал было описывать свои финансовые заморочки, но меня тут же перебил некий Эдвард, избавляющийся от кокаиновой зависимости. Он сообщил нам, что растратил на это дело огромный доверительский фонд. Причем из-за разъеденной коксом перегородки у него в носу все эти деньги вытекли сперва в раковину, а потом и в канализацию северо-западного района Лондона в полном соответствии с законом просачивания благ сверху.
Потом мы еще часа полтора по очереди устраивали душевный стриптиз и копались друг у друга в мозгах. Когда закончили с копаниями, Кейт сказала, что мне надо сдать кровь на уровень лития. Я попрощался с Марией, и мы с Кейт поднялись в лифте на четвертый этаж, где у нее был свой закуток для консультаций.
Кейт нашла мою историю болезни и наклонилась над столом, чтобы что-то туда дописать. Потом выпрямилась, расправила кардиган и велела мне закатать рукав. Я невольно засмотрелся на красивые выпуклости под кардиганом. У меня и раньше брали кровь на анализ, и надо сказать, что эта процедура мне никогда особо не нравилась. Правда, обычно кололи сестры, поэтому теперь мне оставалось только надеяться, что Кейт достаточно набила руку в этом деле. Вообще, это была не женщина, а какой-то сгусток нервной энергии. Она металась по кабинетику в поисках шприца, как ребенок, который объелся сахара.
— Ну, как вам литий?
— Прекрасно. И усталость ушла. Видимо, он мне подходит.
— Ну и хорошо, — сказала она, снимая с иголки оранжевый колпачок. — Волнуетесь?
— Немножко.
Она подошла ко мне, держа наготове шприц, как будто там была «сыворотка правды» из шпионского фильма шестидесятых годов.
Кейт перетянула мне руку жгутом на липучке. Я сжал кулак и увидел на стене ее диплом в рамочке. Выдан в 1988 году. Иголка, кольнув, вошла под кожу.
— Так, теперь не двигайтесь. Мы сейчас быстро: у вас вены хорошие.
— Да? Это хорошо.
Я представил, как моя кровь стреляет по иголке в шприц. Внутри нарастала истерия. У Кейт сегодня другие духи, кажется, «О де Металь». Я не мог смотреть туда, куда вошел шприц.
Кейт вынула иголку. Руку кольнуло. Пальцем с обкусанным ногтем Кейт ткнула мне в сгиб локтя ватку, обмакнутую в дезинфицирующий раствор. Она наклонилась ко мне совсем близко. Потом налепила пластырь, выпрямилась и вызвала сестру, чтобы та отнесла пробирку в лабораторию.
— Колете вы ничего. Я бы сказал, на восьмерку по шкале из десяти.
— Спасибо. — Она немножко разжалась.
Некоторая интимность и напряженность операции сказались на нас обоих.
— На следующей неделе придете — уже будут результаты.
Я попрощался, сел в лифт и поехал вниз. Дождь лил с такой силой, что пришлось попросить регистраторшу вызвать такси. Минут пятнадцать спустя, когда я все еще маялся в ожидании машины, из лифта вышла Кейт. Она удивилась, что я еще тут, и я объяснил ей, что жду такси.
— Сейчас же час пик. Вы еще сто лет ждать будете. Хотите, я вас подвезу немножко, а дальше вы на улице поймаете?
Это было разумно, и я сказал регистраторше, чтобы отменила заказ.
— А вы куда сейчас? — спросил я.
— В Кенсингтон, а вы?
— Я домой, но Кенсингтон меня устраивает. Я оттуда на метро поеду.
Мы рысцой перебежали улицу и добрались до стоянки для медперсонала. Кейт открыла дверцу старенького красного «Ауди», мы забрались внутрь и снова оказались совсем рядом. Дождь барабанил в крышу, Кейт задним ходом вырулила из своей щели. Странно было видеть ее вне клиники.
— Как у вас с Лиз?
— Да не знаю даже. Вот поссорились сегодня.
— Из-за чего?
— Да опять насчет усыновления. Лиз говорит, что из-за этого срыва агентство нам может отказать.
— Тяжело ей, наверно, если она так ребенка хочет.
— Ну да. А тут еще я спятил…
Когда я взглянул на все глазами Кейт, мне стало жаль Лиз. Я вдруг понял, каково ей пришлось.
«Ауди» просунул нос между машин, густым потоком медленно сочившихся по Марилебон-роуд. Сквозь покрытое каплями стекло я видел лица других водителей, напряженно сгорбившихся над баранками. Каждая машина была как консервная банка, полная прессованной злости и нетерпения. Впереди через несколько машин полз темно-синий BMW. У меня застыли внутренности: мне показалось, я узнал Аланов затылок.
