Сергей Гайдуков - Вендетта по-русски
«Какие проблемы?» Ну а далее — возможны варианты.
Рано или поздно все этим кончится, но пока я наслаждался тайм-аутом. Я смотрел в потолок, я спал, я часами лежал в ванной, листая страницы старого журнала с картинками, оставленного прежним постояльцем.
Никто не звонил мне и никто не стучал в мою дверь. Я был переполнен покоем. Иногда это так необходимо.
Наконец я дошел до крайней степени безделья и стал смотреть в телевизор. Первая передача, на которую я наткнулся, была «Санта-Барбара». До этого я смотрел телевизор с полгода назад, и тогда один мой знакомый по фамилии Сидоров в сердцах расколотил кинескоп моего «Самсунга», опечалившись очередным проигрышем сборной России по футболу. Я не стал предъявлять Сидорову претензии. Я понимал его чувства.
Так вот, перед тем футбольным матчем полгода назад тоже показывали эту вечную «Барбару». А еще говорят, что в стране нет стабильности.
Я выключил чертов ящик, и мне стало гораздо лучше. На протяжении следующих двадцати часов я спал, я думал, я смотрел в окно. И если выходил из номера, то лишь за тем, чтобы спуститься в вестибюль и купить что-нибудь поесть.
И по прошествии двадцати часов такой жизни я понял, что меня начинает от нее мутить.
Никто не звонил мне по телефону, никто не стучал в мою дверь. От этого я начал понемногу психовать.
Через сорок два часа после того, как я запер за собой дверь гостиничного номера и облегченно вздохнул, мне стало понятно, что дальнейшие игры в прятки я не выдержу. Надо было подавать признаки жизни.
Я сел на кровать, посчитал про себя до десяти и снял трубку телефонного аппарата. А затем набрал шесть цифр.
Когда длинные гудки прервались, я услышал треск, щелчки и чуть позже незнакомый голос:
— Управление внутренних дел. Отдел по борьбе с организованной преступностью.
— Игоря, пожалуйста.
— Кто его спрашивает?
Я назвался.
— Минуточку, — сказали мне в трубке, — подождите.
Я был согласен подождать. Но лишь минуту, не больше.
23— Откуда ты звонишь? — быстро спросил Гарик. — Нет, не называй, — тут же спохватился он, и я знал почему: с некоторых пор все звонки в Управление записывались, И Гарик считал нелишним подстраховаться. — Это безопасное место?
— Относительно.
— Хорошо, оставайся там и не вздумай соваться домой.
— Что-то случилось?
— Кажется, я уже тебе объяснил, что случилось.
— Артур, письма… — перечислил я ключевые слова, — Это?
— Да-да, — торопливо подтвердил Гарик. — Я посадил тебе на квартиру своих ребят, они ждут визитеров…
— Больше никаких новостей?
— Как тебе сказать, — Гарик на несколько секунд замолчал. — Ну, есть кое-что. Кое-что хорошее для тебя.
Быть может, сегодня вечером все это кончится.
— Возьмете киллера?
— Слушай. — недовольно сказал Гарик. — Давай не будем обсуждать это по телефону. Я тебе намекнул, а ты уж сам делай выводы.
— Может, нам встретиться? — предложил я.
— Сидел бы ты в своем подполье, — высказал пожелание Гарик. — Без тебя разберемся…
— Я тут свихнусь скоро, в этом подполье. Хотя бы введи меня в курс дела, — умоляющим голосом попросил я. — Или я сейчас приеду прямо в Управление!
— Не надо! Лучше сделай вот что… Часа через полтора я поеду обедать.
Знаешь куда?
Я знал. И я сказал, что через полтора часа буду в том месте.
— Приеду один, — пообещал Гарик. — Прослежу, чтобы никого за собой не притащить. Но и ты тоже ушами не хлопай. В конце концов, это не на меня открыли сезон охоты…
Это я тоже знал. Такие вещи не забываются. Они остаются в памяти даже после того, как сезон охоты по каким-то причинам закрывается.
Но мне еще нужно было дожить до этого события. Мне еще многое что было нужно. И, выходя из гостиничного номера, я был готов к этому куда больше, чем двое суток назад, когда нашел убежище в бывшем Доме колхозника.
Вот что значит выдержать паузу.
24Гарик ждал меня в ресторане «Комета». Приятное место для того, чтобы провести там обеденный перерыв. Меня пару раз едва там не убили. Но это никак не было связано с кухней ресторана. Хотя иногда именно приготовленная там пища кажется самым опасным, что может случиться с тобой в «Комете».
Гарик сидел в глубине зала, один, повесив пиджак на спинку стула. Он сосредоточенно пытался порезать котлету на как можно большее количество кусочков.
— Тебе везет, — сказал он, как только я уселся напротив него.
— Пока это не очень заметно, — возразил я. — Можешь пояснить свое утверждение?
— Ты все еще жив, — заметил Гарик, и возразить на это было нечего.
— Это действительно аргумент, — кивнул я. — Что-нибудь еще?
— Еще, — пообещал Гарик — Будет и еще. Тебе, Костя, просто сказочно везет. Я поставил телефон того Ромы на прослушку, хотя не имел такого права.
Я посадил на квартиру к тебе засаду, хотя такие вещи делаются с санкции начальства. Но начальство до вторника на конференции в Москве. Во вторник я буду вынужден убрать засаду и снять прослушку. Так вот, тебе повезло.
— А более конкретно? — попросил я.
— Сегодня утром Роме звонил киллер, — сообщил Гарик. — Рома должен передать ему какую-то часть денег. Они назначили встречу на сегодняшний вечер. На двадцать три ноль-ноль.
— Где будут встречаться?
— Места встречи не назвали, сказали: «Там, где в прошлый раз». Сядем Роме на хвост, он сам нас приведет куда нужно. Если все будет в порядке, — Гарик отвлекся от котлеты, огляделся, отыскал по соседству деревянную панель и трижды постучал по ней, — тогда возьмем сегодня и Рому, и киллера.
— У тебя большие планы на сегодняшний вечер, — осторожно заметил я.
— Есть такое дело, — согласился Гарик.
— Помощники не нужны?
Гарик медленно поднял на меня глаза и столь же медленно положил на стол нож и вилку. Его взгляд стал печальным, как у ослика Иа-Иа. Потом Гарик отрицательно покачал головой.
— Так это же все из-за меня, — напомнил я. — Ты, грубо говоря, будешь спасать мне жизнь, так? Я тоже хочу участвовать. Мое законное право.
— Какие еще у тебя права? — сквозь зубы выдавил Гарик. — Нет у тебя никаких прав. Сиди в своем подполье, пока я не скажу, что можно вылезать на поверхность.
— Я бы там и сидел, если бы ты не вычислил киллера, — сказал я.
Словосочетание «если бы ты не вычислил киллера», по моим расчетам, должно было польстить самолюбию Гарика и в конечном счете сыграть в мою пользу.
Однако, судя по кислому лицу Гарика, его самолюбие сегодня взяло отгул.
— Теперь-то все ясно, — продолжил я. — И я хочу тебе помочь взять киллера.
Это, если хочешь, дело принципа.
— Не хочу, — буркнул Гарик.
— Придется раскрыть твоему начальству глаза, — вздохнул я. — Раскрыть глаза на твое самоуправство за их спиной — незаконное прослушивание и прочие подвиги…
— Ну ты и сволочь! — сказал Гарик и отодвинул от себя тарелку: что-то стряслось с его аппетитом.
— Да еще какая! — согласился я. — Ну что, я еду с тобой вечером?
— Едешь, едешь, — отмахнулся Гарик. — Только уйди отсюда, дай пообедать в спокойной обстановке.
Я, всем своим видом излучая удовлетворение от исхода переговоров, поднялся из-за стола. Гарик посмотрел на меня, покачал головой и задумчиво произнес, спрашивая даже не меня, а себя самого:
— Интересно, какого черта люди так активно ищут приключения на собственную задницу? Им что, больше нечем заняться? Почему бы тебе, Костя, не посидеть в тихом укромном местечке и не подождать, чем все кончится?
— Если я буду ждать, — сказал я, — боюсь, что все кончится совсем не так, как нужно.
— Я придерживаюсь противоположного мнения, — возразил Гарик и снова придвинул к себе тарелку. — Когда ты сидишь дома, есть хотя бы маленькая надежда, что все пройдет как надо. Вот такая маленькая надежда, — он свел вместе большой и указательный пальцы, оставив между ними промежуток в пару миллиметров. — Но и она, как правило, остается несбывшейся.
Он сказал это, и его взгляд принял обычное для Гарика пессимистическое выражение, более подходящее для какого-нибудь лорда Байрона, но никак не для капитана милиции. Однажды я спросил Гарика, писал ли он когда-нибудь стихи.
Гарик решительно отверг эти грязные подозрения. Хотя он мог и соврать.
— Говоришь, надежда? — иронически хмыкнул я, — Эх ты, а еще милиционер.
Ты должен быть стопроцентным рационалистом, практиком, циником. А ты — надежда… Кисейная барышня.
— Пошел вон, — еле сдерживаясь, процедил Гарик, — Или я заколю тебя этой вилкой!
Судя по выражению, его лица, он не врал. Во всяком случае, глаза Гарика уже не были столь грустными, чего я и добивался. Всякий раз, когда я видел безнадежность и печаль в его глазах, мне становилось не по себе. Потому что это никогда не было позой или игрой, они всегда были искренними, шедшими из глубины души.