Джейсон Старр - Паранойя

Отис снова стал лаять. Я заорал: «Тихо!», потом сел на диван. Пола села рядом, немного помедлила и снова заговорила:

— Как прошла сегодня твоя эпохальная встреча?

— А как ты сама думаешь, а?

Она положила руку мне на колено.

— Прости, — сказала она. — Может, тебе оттуда просто уйти?

— Что за чушь ты несешь? — То, что она положила мне руку на колено, только усилило мой дискомфорт, и я встал. — Думаешь, я могу просто так вот пойти завтра и уволиться? Резюме у меня будет выглядеть замечательно — семь месяцев проработал, и ни одной продажи. На новых работодателей это произведет неизгладимое впечатление.

— Но это не твоя вина…

— А чья?

— Тут может быть множество причин, — сказала Пола. — В компании шла реорганизация, и пришлось сокращать штат, не сошлись характерами с начальством…

— Да они сразу поймут, что это лажа.

— В любом случае не нужно так грузиться, — настаивала Пола. — От этого будет только хуже. Теперь, после моего повышения…

— Ну и что у тебя будет? Лишних пятнадцать штук в год? А вычти налоги, что останется? Восемь или девять? Это, конечно, круто! Ты последнее время смотрела наши счета? Да мы тянем только от зарплаты до зарплаты! А что будет, когда мы в следующий раз захотим сделать ремонт? Или, к примеру, решим уехать из этого города? Может, просто продашь квартиру? Ну потеряешь минимум сто штук — невелика беда!

— Перестань пороть чушь! — сказала Пола, вставая. — Только из-за того, что у тебя был плохой день, не нужно отыгрываться на мне. У меня сегодня большое событие, а тебе, судя по всему, на это насрать.

Пола ушла в спальню и громко захлопнула за собой дверь. Отис снова залаял. Я бросил в него подушку — она попала ему по заду и отлетела на пол. Он воинственно тявкнул и поспешил убраться на кухню.

Я сел на диван и, подперев подбородок руками, стал ждать, когда прибудет китайская стряпня. Потом постучал в дверь спальни и попросил прощения за то, что не сдержался. Примерно через минуту Пола вышла из комнаты и тоже села за стол. За ужином мы почти не говорили. Большую часть еды Пола оставила на тарелке, сказав, что у нее разболелась голова.

— Может, они добавили сюда глутамат натрия? — предположил я. — Я забыл попросить, чтобы они не клали никаких пищевых добавок.

— Вряд ли. Просто моя обычная мигрень. Пойду-ка я лягу.

Пола вернулась в спальню. Я убрал со стола и вывел Отиса погулять — один квартал туда и обратно. Когда я возвратился в квартиру, Пола уже лежала в кровати и дремала.

— Прости за сегодняшнее, — шепотом сказал я, наклонившись над ней.

— Все в порядке, — сквозь сон отозвалась она.

— Тебе лучше?

— Немножко.

— Извини, ладно? Не хотел вываливать на тебя свои проблемы — просто так получилось. Я очень рад, что тебя повысили. Это правда здорово, и завтра вечером я поведу тебя в ресторан.

— Хорошо, — сказала она.

— Часов в семь, да?

— Давай.

— Спокойной ночи, солнышко. — Я поцеловал ее в губы.

— Спокойной ночи, — пробормотала она, поворачиваясь на бок.

Умывшись, я лег в кровать рядом с Полой и прочел несколько глав из «Как всегда добиваться своего», новейшей книги по технологии продаж, которая лежала у меня на тумбочке. Потом, почувствовав внезапную усталость, я опустил книгу на грудь и закрыл глаза. Я вспомнил, как сегодня Майкл Рудник прошел мимо меня на Пятой авеню. А потом увидел себя десяти-одиннадцатилетним мальчишкой перед нашим старым домом на Стрэтфорд-роуд в Бруклине. Я в одиночестве стучал баскетбольным мячом по тротуару, и тут появился Майкл Рудник, толстый подросток с всегдашней россыпью прыщей на лице. У него были очень густые сросшиеся брови, за которые некоторые дети постарше в нашем квартале дразнили его Гусеницей. Майкл спросил меня, не хочу ли я сыграть с ним в пинг-понг в подвале его дома. Он был одним из «больших ребят» в нашем районе, старшеклассником, и всякий раз, когда он звал меня играть в пинг-понг, я чувствовал свою исключительность. «Да, конечно, — волнуясь, сказал я. — Пошли!» Родители Майкла куда-то ушли, и в доме у него было пусто и темно. Мы спустились в холодный затхлый подвал. Я стоял и смотрел, как Майкл натягивает сетку, а потом он объяснил мне условия игры. Если выигрываю я, он дает мне пять долларов. Если я проиграю, он мне вставляет. Я не вполне понял, в чем суть ставки, но все равно был согласен. Конечно, перевес оказался на его стороне, поскольку он играл в пинг-понг гораздо лучше меня. Он разбил меня в пух и прах, обыграв практически всухую. Когда до победы ему оставалось всего лишь очко и шарик, отлетев от моей ракетки, пролетел мимо стола, он бросил свою ракетку и громко завопил: «Сейчас ты получишь!» Захлебываясь от смеха, думая, что это часть «игры», я пытался убежать от него, пока он не поймал меня сзади. Он тут же обхватил меня поперек туловища и начал дергать за резинку трусов. Это причиняло мне боль, но я продолжал смеяться. Мне не нравилось то, что он со мной делал, но я боялся, что, если пожалуюсь, он никогда больше не пригласит меня к себе в подвал играть в пинг-понг. Он был намного выше и сильнее меня и тянул резинку с такой силой, что мои ноги почти отрывались от пола. «Хватит, хватит!» — вопил я смеясь. Мне казалось, что все это — игра. Потом он подтолкнул меня к дивану. Я извивался, пытаясь ускользнуть, мое лицо уткнулось в вонючий черный кожзаменитель. Я не знал, зачем он все это делает — почему ему это кажется таким забавным. Я лежал лицом вниз на кушетке, а он взгромоздился на меня, пыхтя и потея.

Я резко открыл глаза, мое сердце колотилось, как будто я пробежал спринтерскую дистанцию. Пола уже крепко спала и тихонько похрапывала во сне. Я вылез из кровати. Отис попытался увязаться за мной, но я закрыл перед ним дверь спальни и прошел на кухню.

Стоя перед открытым холодильником, я прямо из пакета сделал большой глоток апельсинового сока. Мне нужно было на свежий воздух. Я пересек гостиную и вышел на балкон.

Ночь была теплая и душная, дышать было почти нечем. Наклонившись через перила, я глядел на оживленную Третью авеню, по которой ехали машины, и слышал, как мальчишеский фальцет Майкла Рудника повторяет: «Сейчас ты получишь! Сейчас ты получишь!» — так отчетливо, как если бы он стоял рядом. Я и сейчас еще чувствовал на себе его тяжесть, помнил ощущение загнанности и страх тесноты, охвативший меня. Помнил тошнотворный запах дешевого одеколона — должно быть, им пользовался его отец.

Я вернулся в квартиру и запер дверь на балкон. В ванной я стал брызгать себе в лицо холодной водой. Мне вспомнилась статья в «Таймс», где речь шла о том, как некоторые люди блокируют травмирующие воспоминания детства, а потом, спустя много лет, неожиданно вспоминают эти эпизоды. И все же было трудно поверить, что подобное могло действительно случиться со мной.

Когда я ложился в кровать, Пола заворочалась.

— Ты где был?

— На балконе.

— Что ты там делал?

— Пошел глотнуть свежего воздуха.

— Ты хорошо себя чувствуешь, милый?

— Да.

— Правда?

— Правда.

— Прости, что так вышло.

— И ты меня прости.

Но, честно говоря, я уже забыл, из-за чего мы ссорились.

Глава вторая

Пола приоткрыла дверь душа. Я не слышал, как она вошла в ванную, и этот звук резко и неприятно врезался в мои мысли.

— Я на работу, — сказала она.

— Подожди.

Я смыл с лица мыло и поцеловал ее. Накануне вечером вел себя как полный идиот и теперь хотел загладить вину.

— Не забудь, сегодня я веду тебя в ресторан. Отпразднуем твое повышение.

— Ладно, — сказала она. — Звучит заманчиво.

— Значит, я бронирую столик на семь?

— Лучше на половину восьмого. Я позвоню, если буду опаздывать.

Она еще раз попрощалась, и я прикрыл за ней дверь душа. Обычно Пола уходила на работу в районе семи, а сейчас было всего лишь что-то около двадцати минут седьмого. Я подумал, что она решила прийти пораньше, чтобы произвести лучшее впечатление.

Чтобы продвинуться, Поле пришлось очень и очень потрудиться: в течение трех лет по вечерам посещать бизнес-школу, чтобы получить степень, а потом лизать задницу и вкалывать как папа Карло, чтобы вскарабкаться по корпоративной лестнице. Я знал, как много значит для Полы ее переход на должность вице-президента, и твердо решил, что вечером устрою для нее достойный праздник.

Я ушел из дома примерно в четверть восьмого. Обычно я шел на работу одним и тем же путем — по Третьей авеню до Сорок восьмой улицы, потом направо — до Шестой авеню. Иногда — обычно в плохую погоду или в холодные зимние дни — я брал такси, но никогда не ездил общественным транспортом.

Я отпер магнитной картой входную дверь и без чего-то восемь вошел в свой офис. Прихватив со столика «трубу» для служебного пользования, я прошел по длинному коридору мимо комнаток секретарей в свой кабинет в отделе продаж.