Ричард Пратер - Бродячий труп
Он производил ужасное впечатление, хотя при жизни Омар был вполне привлекательным мужчиной. Смурной выбрался из ямы и вместе с Пробкой перевернул то, что осталось от Мэтью Омара, на спину. На нем были темные брюки и когда-то белая рубашка, покрытая сейчас грязью. Я увидел, куда попали пули — одна в голову и две в сердце.
— Эй! Мне не нравится этот вертолет, — сказал Брилл. — Может, нам лучше затащить Омара под то дерево?
То дерево было моим укрытием. Пробка посмотрел вверх. Вертолет стал удаляться. — Давайте убираться поскорее отсюда.
Пробка и Брилл взяли труп за руки, а Смурной и Стэйси за ноги. Но прежде Стэйси обтер лопаты тряпкой и бросил в яму. Через несколько секунд вызывающая ужас процессия прошествовала в сторону от меня к синему седану. Впереди Пробка и Брилл, а сзади Смурной слева от меня и ворчащий Стэйси справа.
Все четверо смотрели вперед и были заняты своим грузом, поэтому я вышел из-за перечного дерева и пристроился за ними.
9.
Когда они дотащились до края оврага, я был в шести шагах за Смурным и Стэйси. Никто из них не оглядывался назад, никто не заметил меня.
Я вальсировал за их спинами и неслышно дышал. Я полагал, что парни с вертолета видели уже все и позвонили в полицию. Но я хотел увериться в этом. Поэтому помахал им левой рукой и поднес револьвер к губам, словно говорил в микрофон.
Вертолет качнулся взад-вперед, они меня поняли. Сейчас они летели прямо на нас, но ребята Александера не проявляли пока тревоги, им было не до этого.
Брилл повернулся и сказал:
— Ну я и взопрел. Не приведи Бог делать такую работенку каждый день...
Я низко пригнулся и прицелился в него. Но он недостаточно повернул голову и не заметил меня. Я продолжал красться за ними, но дыхание у меня уже сбилось.
Поверхность земли выровнялась, и ярдах в двадцати пяти показался седан. Брилл заныл опять:
— Секунду, мужики. Дайте дух перевести.
— Ага, — задыхаясь, согласился Стэйси. — Я чертовски потянул спину. Боюсь, что позвонки разошлись.
— О’кей, только на секунду, — сказал Пробка, и они остановились.
Я же промешкал и остановился на полсекунды позже, к тому же мой ботинок задел маленький камешек. Он прокатился вперед в паре шагов от Смурного.
— Эй! — воскликнул он.
Никто не ответил ему.
— Эй! — повторил он. — Мне нужна помощь.
Не оглядываясь, Пробка огрызнулся:
— Что, черт возьми, ты там лепечешь, Смурной?
Смурной медленно повернул голову и посмотрел прямо на меня, потом отвернулся и проговорил:
— Эй! Минутку! Сколько нас всего?
— Да заткнись ты!
— Нет, тут что-то не так... Посмотрим. Ты держишь руку и ты держишь руку, а ты держишь ногу, и я держу ногу, так?
... Несколько секунд все молчали. Наконец Смурной спросил:
— Черт! А что держит он?
— Он?
— Ага, он, — Смурной опять оглянулся на меня, увидел мой револьвер и, полагаю, усмешку на моем лице. — Братцы, нас пятеро.
— Разумеется, если считать Омара...
— Я не считаю Омара!
Это могло продолжаться вечность. Поэтому я сказал:
— Он имеет в виду меня. Вы арестованы, мальчики, за ограбление могилы.
Это оглушило всех четверых одновременно. Сначала они замерли, потом расслабились и повернули головы в мою сторону и почти сразу задрали их вверх на настойчивый шум лопастей вертолета, повисшего над нами. Головы у них задергались, как у зрителей вертикального тенниса.
Пробка выплюнул гнусное слово.
А я предупредил:
— Подстрелю первого же, кто отпустит Омара.
Они стояли и соображали, что делать.
— Отнесите его к машине, — подсказал я, — но и там его не бросайте.
Они задвигались. Матерясь, но пошли.
У машины Смурной взглянул на меня и спросил:
— Как ты пронюхал, что мы будем его откапывать?
— Вычислил.
— Мы его не убивали, Скотт, — продолжил Смурной на полном серьезе.
— А кто говорит, что вы убили Омара?
— Не хотелось бы, чтобы ты так подумал, Скотт. Босс сказал нам, чья это работа — Башки, Обманщика и Печени.
— Откуда у Александера такие данные?
— Он приехал туда сразу, как только это случилось, в дом, где жили Омар и Пробка.
— Только не сочиняй, что Омар сказал ему об этом перед смертью, — предупредил я, припомнив пулевые отверстия в трупе.
— Нет. Босс видел, как выходили эти ублюдки. Если бы они его заметили, некому было бы рассказать нам об этом.
Я вспомнил телефонный звонок Омара. Он сказал, что ожидал Александера с минуты на минуту. Его точные слова были, если я правильно их запомнил: «Ожидаю его здесь, дома, в любую минуту».
— А зачем Александер пошел к нему?
— Понятия не имею. Просто Омар хотел повидать его по какому-то делу, — Смурной сделал паузу, потом продолжил:
— Ты должен нам верить — мы не убивали Омара.
— Я тебе верю.
— Мы только похоронили его. Они его застрелили, а мы не могли его оставить «мусорам». Поэтому босс велел нам придать его земле.
— Я знаю.
Так оно и должно было быть. Головорезам Домино не было смысла убивать Омара и хоронить его потом. Их могли прихватить в машине с трупом. Они могли бы попасть в тюрьму только за превышение скорости. Нет, по простой логике, если они задумали убить его, то оставили бы тело на месте преступления или увезли живым в лес и пристрелили там.
Так что кто бы ни укокошил его, даже если бы Омар застрелился сам, похоронить его должны были парни Александера. Значит, и выкопать его должны были они же.
Стэйси посмотрел на меня, не скрывая своего дурного настроения, и простонал:
— Этот Омар жутко тяжелый. А я к тому же потянул спину...
— Держись за него изо всех сил, — сказал ему я. — Все четверо держитесь за него. У вас будет еще время отдохнуть.
На сей раз пилот «Колуна-14» не приземлился на площадке Клуба «Уилшир», и я его за это не винил. Вместо этого он сел на крышу Башни Ли на бульваре Уилшир, высадил меня и полетел на студию. Телеоператор горел нетерпением смонтировать отснятый фильм.
Я сам горел нетерпением увидеть себя в теленовостях в семь тридцать. Я надеялся, что фильм получился и что я выгляжу в нем храбрецом. И еще я надеялся, что доживу до семи тридцати.
На лифте я спустился на первый этаж Башни Ли, взял такси, купил газету и поехал на Уилшир. Время сильно растянулось, и мне казалось, что уже почти девять вечера, хотя было только около часа пополудни.
К могиле приехали целых три полицейские машины всего лишь через полторы минуты после того, как я велел громилам покрепче держаться за Омара. Пилот вертолета позвонил в полицию еще до того, как они откопали тело. Я поблагодарил его за оперативность.
Во всяком случае, бандитов везли в кутузку, где их ждал допрос с пристрастием и заточением в камеры. Я рассказал двум сержантам, как все было, обещал попозже заехать в управление и улетел на вертолете...
Теперь, забравшись в такси, я попросил водителя доставить меня в «Спартан». Пробежав глазами заголовки в газете, я не нашел ничего интересного. Новости об Омаре появятся только в завтрашних номерах. Я полагал, что в это время банда Александера или то, что от нее осталось, надевала черные костюмы и траурные галстуки, кольца с бриллиантами, бриллиантовые зажимы для галстуков и бриллиантовые запонки, готовясь проводить Старикашку в последний путь.
Даже за вычетом Пробки, Брилла, Смурного и Стэйси, а также Омара и Старикашки, в «Вечном Покое» соберутся около дюжины бандитов Сирила Александера плюс пятнадцать-двадцать его деловых партнеров и сколько—то там еще воров, качков, профессиональных убийц, грабителей банков и тому подобных деятелей, чтобы отдать последний долг своему коллеге.
Кроме тех, кого я знал неплохо, там наверняка появятся черноглазый и тонкоусый Тамала Уилли, убийца-мексиканец, предпочитавший пользоваться ножом; Большой Конь, который затоптал ногами до смерти двух мужчин; Грустный Мин Макгэннон, отсидевший большой срок в тюрьме Фолсом после того, как в припадке обиды застрелил из автомата нескольких своих приятелей, и другие знаменитости. Я вообразил себе это зрелище, и мне захотелось поприсутствовать на траурной церемонии.
Такси повернуло с Беверли на Северную Россмор. Я уже различал здание «Спартана» впереди справа и, как уже вошло в привычку, внимательно осмотрелся вокруг. Сначала чисто автоматически, потом более пристально.
Что-то мне не понравилось.
На верхней бетонной ступеньке стоял, прислонившись к стене, человек в форме посыльного — зеленый пиджак и фуражка с длинным козырьком. В руках он держал продолговатый пакет, походивший на коробку с цветами. Я даже разглядел высовывавшиеся из пакета гладиолусы. Явная коробка с цветами. Мне она не понравилась. Я не мог припомнить, что видел когда-либо цветы, торчащие из коробки.
Кроме того посыльный был явно староват для работы на побегушках — лет сорока, не меньше. И он внимательно оглядывал улицу перед «Спартаном», как если бы она была заполнена танцующими полуодетыми девочками. Таксист стал притормаживать. Но я откинулся на спинку сиденья и сказал ему:
