Кирилл Казанцев - Трижды преданный
– Делать что будешь? – негромко спросил сосед и вдруг, ухмыльнувшись, произнес: – Я – Роман Мороков. Зови Морок, я так привык, с армии кличка прицепилась.
Олег тоже назвался, сел на койке, скрестив ноги, и ответил:
– Не знаю. Отец умер, квартиру продал, дачу тоже, все деньги на адвокатов ушли и на лечение. Я халупу, что после отца осталась, продам и уеду.
Морок застучал пальцами по столу, уставился на решетку под потолком. Помолчал и нехотя проговорил:
– Мне тоже возвращаться некуда. Сирота я, родни нет. После детдома мне квартиру дали, а я ее на комнату сменял, с доплатой, машину хотел купить, но не сложилось. Жил в коммуналке, соседи – алкоголичка, тихая, правда, наркоман и полтора десятка гастарбайтеров. Баба пьет, не просыхая, парень колется и друзей таких же водит, «черные» два раза чуть квартиру не сожгли, когда плов варили, я еле огонь залить успел, а потом переловил их по одиночке и объяснил, что у нас люди по-другому живут. Так и эту помойку бывшая моя оттяпала, развелась со мной заочно и выписала, когда я сюда угодил. Так что я теперь будто в детство золотое вернулся – опять бездомный. Папашка мой тогда квартирку поджег, чертей из нее выкуривая, они вместе с мамкой и сгорели, а я у приятеля ночевал…
Замолчали, смотрели, кто в потолок, кто в стенку, и думали каждый о своем. Из коридора доносились голоса и ругань охранников, гремели двери и ключи в замках, хлопнул и их «глазок», но сразу закрылся. Накатила дрема, липкая, густая, Олег гнал ее, но она была сильнее. И уже на грани забытья и реальности он услышал:
– Можно вместе уехать, если хочешь.
– Куда? – встрепенулся Олег.
– На месторождение завербоваться, – сказал Морок, – газ или нефть, там разберемся. Там нашего брата полно, люди всегда нужны, я узнавал.
– А кем? – Олег приподнялся на локте, внимательно посмотрел на Морока. – Кем работать?
– Да без разницы, – отмахнулся тот, – можно сварщиком или водителем. У тебя права есть?
– Есть, на легковушку только…
– Плевать, переучишься, – отозвался Морок и продолжил, словно о деле, давно решенном: – Общагу дадут, спецуху, кормежка за счет конторы. Только климат – дрянь, и ночь по полгода… И всегда холодно, а я мороз ненавижу…
И на мороз, и на климат, вкупе с полярной ночью, Олегу было наплевать. Ну и что, и в Сибири люди живут, и неплохо. Главное – подальше от пустого, чужого почти дома, города, людей. Как все просто, оказывается, а он полгода голову ломал – куда после колонии податься. Все решаемо, осталось лишь выйти отсюда.
– Поеду, – решительно проговорил Олег, – квартиру, машину продам и поеду.
– Там контракт подписывать надо, – предупредил Морок, – лет на пять сразу.
– Подпишу.
Они снова замолчали, и Олег уже всерьез прикидывал, сколько можно просить за квартиру, сколько – за старую, но еще на ходу «Тойоту». И за гараж заодно, его отец продать не успел, оставил сыну клочки былого богатого наследства. Или квартиру не продавать, а сдать, чтоб было куда вернуться? «Нет, черт с ней», – Олег аж передернулся, представив, как возвращается в свой город, идет по знакомым улицам, встречает людей из прошлого, как они делают вид, что не узнают его, как встречает Наташку… Да и пусть ее, отболело, прошло, умерло – как хотите, назовите, а возвращаться ему не с руки. У него будет другая жизнь, не хуже и не лучше прежней, а просто другая…
– Ты уж извини, что я тебе в рожу дал, – улыбнулся Морок, – это чтобы в драку поверили, так проще. Я подумал – найдут тебя с петлей на шее, откачают и впишут в личное дело склонность к суициду, а это как клеймо на всю оставшуюся. Если что, вмиг в «дурку» закатают, обколют психотропами, и будешь ты как овощ всем улыбаться и под себя ходить. Оно тебе надо?
«Не надо», – подумал Олег, а вслух сказал:
– Ничего, я тоже хорош. Проехали. И… спасибо.
– Да пожалуйста. Обращайтесь, если что, – фыркнул Морок, отвернулся к стенке и через несколько минут негромко захрапел.
В камере было темно, из-за оконной решетки на пол падали желтые и белые пятна света, мельтешили по столу, койкам, двери. Олег следил за ними и слышал, как шумит лес, будто видел перед собой мощные вековые ели с огромными бурыми стволами и тяжелыми лапами, они качаются над головой, и с них капает не вода, а смола, тягучая, теплая, от нее приятно пахнет и клонит в сон. Ледяной комок внутри растаял, распустился, точно клубок на нитки, и пропал, стало спокойно и легко, как, заплутав в глухой чаще и вконец обессилев, вдруг видишь впереди просвет.
Мокрый снег летел в лицо, забивался за воротник и в рукава куртки, слепил, лез в глаза. Олег отвернулся от ветра и шел, опустив голову, даже не взглянув по привычке на окна своей квартиры. Да чего там рассматривать – крохотная угловая «двушка» на четвертом этаже, темная и убогая даже после небольшой «косметики». На более основательный ремонт не было ни времени, ни денег, Олег торопился, кое-как привел жилье в порядок и даже успел показать его двум покупателям. Те походили, протискиваясь среди старой основательной мебели, которая своими габаритами была уместна в прежней квартире, а эту загромоздила так, что в кухню Олег протискивался боком. Походили-походили, обещали подумать и позвонить, и ушли, да Олег особо и не расстроился. Знал, что сбыть с рук эту халупу будет непросто, поэтому решил доверить дело профи – пригласил оценщика из агентства, тот наметанным взглядом осмотрел жилье и выдал приговор, в смысле, цену. Олега такой расклад устроил, на сделку он согласился, дело было за малым – подписать договор, отдать риелтору ключ, позвонить Мороку, купить билет и собрать вещи. Их набралось немного, оставалось только сложить все в рюкзак и отправляться восвояси. Правда, было еще одно дело, откладывать его на последний день не годилось.
Олег постоял немного на остановке, ожидая маршрутку, но минут через десять понял, что ловить нечего. Февраль старался на совесть, заметал дороги, по проспекту ползла колонна снегоуборочных машин во главе с полицейской иномаркой. Ползла медленно, расчищая завалы, время уходило, и Олег пошел пешком. До места ходу быстрым шагом было минут сорок, зато думалось хорошо, и дурацкие мысли в голову не лезли. Да и погода располагала к прогулкам – вероятность встретить знакомого человека близка к нулю, да и радости от этих встреч мало, вернее, ее – радости – совсем нет, а от дежурного «здрасте-здрасте» остается лишь неприятный и тяжелый осадок.
Все люди из «прошлого», кого он за этот почти уже месяц после возвращения, успел повстречать, смотрели на него с жалостью и осуждением, они сторонились Олега и здоровались или из вежливости, или машинально, торопясь отвести глаза. А кое-кто вообще делал вид, что не узнает его, и им Олег был даже благодарен: они помогали ему рвать нити, что тянулись в прошлое. Зато сегодня он точно никого не встретит, в этакую метель желающих прогуляться не найти, да и рабочий день в разгаре, сейчас только половина одиннадцатого.
Олег перешел через рельсы «железки», прошел вдоль красно-кирпичной заводской стены, повернул и оказался на маленькой тихой улице. Метель тут не зверствовала, как на открытом месте, ветер метался среди старых одноэтажных домов и завывал у многоэтажек, с крыш летела снежная пыль. Он шел мимо домов, смотря по сторонам, узнавая и не узнавая знакомые места. Вот здесь испокон веков стоял магазин, его снесли и построили уродливую коробочку из стекла и бетона, на месте небольшого сквера перед детским садом сделали парковку, а вот бассейну повезло – его не тронули, превратили в фитнес-центр, и на площадке перед ним стояло десятка полтора машин.
Он миновал центр, и дальше места пошли попроще, спокойные и тихие, время тут будто остановилось, но все равно он чувствовал себя чужим. Город будто нарочно поворачивался к нему своей самой неприглядной стороной, показывал то стихийную свалку с воронами и крысами, то раздавленную тяжелыми колесами кошку на дороге, то стаю полудиких псов. Они облаяли чужака, но близко подходить не стали, Олег быстро прошел мимо них и добрался до оврага. Вниз уводила обледеневшая лестница, и он, держась за перила, буквально скатился со ступенек, пробежал по узкому мостику над мелкой, заваленной разной дрянью речкой, поднялся вверх по склону и оказался у гаражей.
Пять лет назад здесь был пустырь, а теперь стояли кирпичные сооружения, частью недостроенные, и в одном из них, под дырявой крышей, собралась веселая компания. Они то ли пили, то ли кололись, то ли и то и другое сразу, заметили Олега, проорали что-то ему вслед, но он не оборачивался, шел дальше. Сердце сдавило от тоски и безысходности, город даже не намекал ему, а кричал – уезжай, беги отсюда, проваливай, но Олег и сам понимал, что оставаться нельзя. Если не уедет – ему конец, он пропадет здесь, как муха в паутине, так и будет до конца дней таскаться по задворкам, отворачиваясь от знакомых лиц, чтобы не видеть людской жалости и превосходства. Отца-то в городе многие знали, как и сына, так что та история забудется не скоро, и всегда найдется желающий стряхнуть с нее пыль и посмаковать трагедию Покровских. Олег прошел между школой и длинным трехэтажным домом, перебежал дорогу, поднялся по березовой аллее вверх и оказался перед воротами кладбища.
