Кирилл Казанцев - Трижды преданный
Весть о Наташкином вероломстве неожиданно сильно резанула по сердцу, Олег и не ожидал от себя такого, думал, все отболело давно, но ошибался. Два дня как не свой ходил, а потом от адвоката узнал, что отец слег, потом его хоронили чужие люди, а потом пришло это письмо. Как вишенка на торте – пришло в день рождения заключенного Покровского О.С., ни раньше, черт подери, ни позже. Ничего не скажешь, хорош подарочек…
Под окрики охраны Олег вернулся в цех, в свою комнатенку, где работал кем-то вроде кладовщика и бухгалтера в одном лице. На старом компьютере выписывал накладные на отгрузку столярки, принимал материал, делал отчеты – работа тупая до безобразия, однообразная и никчемная. Сел на стул, подвинул к себе чудовищно грязную клавиатуру, но вместо того, чтобы начать работу, просунул руку под столешницу. Здесь, никуда не делся, двухметровый обрывок тонкого черного провода, лежит, свернувшись, неприятно холодит ладонь. Олег отдернул руку, уставился в монитор, плохо соображая, что видит перед собой. Сейчас придет машина, ее загрузят – если верить каракулям на бумажке, принесенной из цеха, – сосновым брусом, нужно сделать документы и отдать их грузчикам, чтобы те передали водителям. Да какой, к черту, брус, гори он огнем, вместе с машиной, цехом, бараками и всем миром заодно. Кому это нужно, если жизнь кончилась! Все, финита, конец игры!
Олег схватил шнур, спрятал его под свитер, прихватил пару бумаг и вышел из своего «кабинета». Быстро, но не бегом, прошел через цех на склад готовой продукции, озабоченно глядя в документы, вроде как уточнить кое-что собирался. А на складе завернул направо, прошел вдоль стеллажей, свернул еще раз и оказался у торцевой стены. Шум из цеха сюда почти не доносился, пахло канализацией, а с улицы слышался собачий лай и голоса охраны – под потолком имелось узкое, неплотно закрытое окно. Олег бросил бумаги на стеллаж, вытащил провод, примерился. Да, как раз хватит: он давно присмотрел этот темный угол, просто так, не отдавая себе отчета, заходил сюда при каждой возможности и убеждался, что лучшего места не найти. Лампочка давно перегорела, на полу полно старых ящиков, а стеллаж, заставленный коробками, удачно загораживает угол от прохода. Главное, сделать все быстро, и когда его найдут, помощь заключенному Покровскому О.С. уже не понадобится. В теории все получалось складно, правда, омрачала одна мысль – похоронят в безымянной могиле под номером, но и это еще полбеды. Все пройдет быстро – это понятно, но будет очень грязно, неприглядно, и он оставит о себе дурную память.
Из кармана к ногам упал белый бумажный обрывок, Олег скривился и забрался на стеллаж, перекинул конец провода через балку под плоским потолком, закрепил, второй конец намотал себе на шею. По коже пробежал озноб, он передернулся, но продолжал действовать быстро и ловко, точно не в первый раз мастерил себе петлю. Видимо, за последние месяцы Олег столько раз мысленно прогонял эту картинку перед собой, столько раз скручивал и разматывал шнур, что сейчас пальцы действовали автоматически. Затянуть еще разок, посильнее, закрепить, дернуть за тянущийся к балке конец, и все закончится…
– Бог в помощь!
Олега будто кипятком ошпарили, он повернул голову и не сразу сообразил, что происходит. Перед глазами плыл туман, потолок качался, балка извивалась, точно лиана, стеллаж и стенка выгибались волнами. А между ними виднелся силуэт человека, он то приближался, то его снова относило к проходу, человек что-то говорил, но Олег не разбирал ни слова. Стеллаж вдруг покачнулся, он не удержал равновесие и рухнул вниз.
Горло сдавило, голова рывком откинулась назад. Стало больно, так больно, что Олег не выдержал и закричал. Но это лишь так показалось, из глотки вырвался жалкий хрип, тело свело судорогой, его швырнуло к стене, потом он врезался затылком в жесткий бок коробки, разинул рот, пытаясь вдохнуть, но провод сдавил горло, удавка держала его крепко. Тело выгнулось так резко, точно преломился хребет, он бился в петле, рвал ногтями кожу на шее, перед глазами все плыло, свет уже гас, и уже накатывали смертные сумерки, когда удавка неожиданно пропала. Олег рухнул вниз, врезался локтем в бетонный пол, боль привела в чувство, и он увидел над собой человека, вернее, только смутные очертания его лица.
Тот быстро оглянулся, присел на корточки и принялся разматывать провод. Дернул с силой, зацепил кожу до крови, выругался и снова обернулся. Зашвырнул обрывки провода на стеллаж, поднял Олегу голову, всмотрелся ему в лицо и вдруг с силой ударил по щекам.
– Давай, дурак, приходи в себя, – услышал Олег тихий голос, но ответить не смог, только судорожно дышал, прижимал руки к груди и кашлял. Потом его рванули за грудки, подняли и прислонили к стене:
– Ну, бухгалтер, ты и придурок…
Он собрался ответить что-то в том же духе, как шум в цеху смолк, и послышались звуки шагов. Человек хитро улыбнулся, приложил палец к губам и вдруг с силой врезал ему кулаком в живот. Едва восстановившееся дыхание разом перехватило, но Олег успел ответить ударом ботинка по колену. Человек покачнулся, но удержался, удивленно вскинул брови и ударил Олега еще раз. Получил на этот раз кулаком по скуле, и все закончилось – его оттащили охранники, швырнули куда-то в проход, и в темном углу сразу стало тесно. Олега подняли с пола, заломили руки, потащили через цех к выходу, дальше, через улицу, через несколько ворот и переходов в одноэтажное кирпичное здание и втолкнули в камеру.
– Отдохнешь недельку! – раздалось из коридора, грохнула мощная дверь с окошком, зазвенели ключи.
Олег осмотрелся – узкая камера, две койки, между ними стол, зарешеченное окно под низким потолком, в углу раковина и унитаз, стены выкрашены зеленой краской. Не иначе, в ШИЗО угодил, сподобился за два с лишним года, впервые здесь оказался, только странно как-то все вышло, мутно, быстро и странно. И спросить-то некого, хотя о таком лучше молчать. Ему вдруг стало стыдно, он даже покраснел, как в детстве, даже боль в горле ненадолго прошла, правда, кашель продолжал донимать. Он коснулся пальцами шеи, посмотрел на пальцы – на них осталась кровь, и решил умыться, но тут в замке снова зазвенели ключи. Дверь открылась, и в камеру втолкнули человека – невысокого, жилистого, с короткими темными волосами и ехидной улыбкой на тонких губах. Олег узнал его сразу, хоть и разглядеть толком не успел. Человек был ему знаком, что объяснимо – за два с половиной года все зэки успели друг другу примелькаться, ведь так или иначе все пересекались на ограниченном пространстве.
А тот оглядел Олега с головы до ног, смерил взглядом серых, чуть прищуренных глаз и плюхнулся на койку, закинув руки за голову, а на скуле у него наливался синевой качественный «фонарь».
«Моя работа», – подумал Олег, быстро умылся и лег на соседнюю койку, отвернувшись к стене. Закрыл глаза, пытаясь заснуть, но снова закашлялся и тут услышал:
– Ну, ты и придурок, говорю. Это ж надо – вешаться надумал…
– Чего ты полез не в свое дело? – зло перебил его Олег. Говорил и был противен сам себе аж до тошноты, до помрачения рассудка – это ж надо так облажаться. В горле першило, болела шея с содранной над кадыком кожей, и зверски кружилась голова. Больше всего на свете он сейчас хотел отключиться и прийти в себя, когда все забудется. Или вообще отмотать время назад, но это лишь в сказках бывает.
А сосед вздохнул, повозился, устраиваясь поудобнее, и произнес:
– Надоело. Я дохлятины на своем веку навидался досыта. Вышел, понимаешь, перекурить втихую, а тут ты, такой красивый… Всю малину мне обломал.
Послышался тихий смешок, но Олег не оборачивался. Злость поднялась в нем, накрыла с головой, и он едва сдерживался, мечтая об одном – чтобы тот заткнулся. Но человек продолжал:
– Ты в другой раз прежде думай, чем башку в петлю совать. Прикинь – хребет сломан, рожа в блевотине, сам весь в дерьме, глаза из орбит вылезли, язык до плеча висит. Но это поправимо, его тебе в морге отрежут, а потом в живот запихнут и так зашьют…
Олег сжал кулаки, но пока помалкивал, надеясь, что собеседнику надоест, и он угомонится. Тот помолчал немного и снова завел свою пластинку:
– Так что вешаться – это не вариант, и травиться, кстати, тоже не советую. Дня два-три помирать будешь, а то и неделю. Рвота круглосуточно, понос, трубки из шеи и глотки, да еще разденут догола и к койке привяжут, чтоб не рыпался…
– Отвали! – глухо проговорил Олег, чувствуя, как сводит губы. – Иди к черту со своими советами!
– Рад бы, – язвительно отозвался тот, – рад бы пойти, да некуда, все камеры забиты, только у тебя местечко нашлось. Так что придется тебе меня недельку потерпеть, за драку тут дольше не держат.
Олег прижался лбом к ледяной стенке, прикрыл глаза. Ничего, неделя – это немного, всего семь дней, это терпимо, но при условии, что этот олень немедленно заткнется. «Олень» же, судя по звукам, сел на койке, потом встал, прошелся от стола к двери, потом снова сел. И выдал:
