Джеймс Чейз - Невинный убийца
– Чуть было не произошло несчастье. Вы очень ловко избежали его, – сказал он.
Я ничего не ответил, потому что боялся, что голос выдаст меня.
– Проводите меня до машины, – сказал доктор Пирелли и направился вдоль по тропинке, ведущей к воротам. Все еще дрожа от пережитого страха, я последовал за ним.
– Вы – американец? – спросил Пирелли, подойдя к машине.
Я понимал всю опасность подобного вопроса. Если доктор захочет взглянуть на мой паспорт, то мне придется признаться, что у меня его нет, и тогда доктору ничего не стоит сообщить об этом полиции.
– Не совсем, доктор. Мой отец был американцем, офицером, а мать – шальной итальянкой, и по ее желанию я ношу фамилию отца.
Казалось, ответ удовлетворил моего собеседника, и он спросил:
– Вас наняла сестра Флеминг?
– Нет, синьора Фанчини.
Его лицо застыло.
– Сестра Флеминг рассказывала мне, что вы читали вслух синьору Фанчини.
– Да, она упрекнула меня за это, но у меня создалось впечатление, что у синьора осталось удовлетворение от этого занятия, которое внесло некоторое разнообразие.
– Больше она не будет вам мешать, – едко сказал доктор. – Я разрешаю вам говорить днем с синьором Бруно, когда вы не заняты работой. Он показался мне сегодня гораздо веселее.
– Я с удовольствием сделаю что смогу.
– Как вам только пришла в голову мысль почитать Вазари?
– Я пишу книгу об итальянских церквах. Благодаря моей теперешней должности мне уже не нужно заботиться о хлебе насущном и я смогу спокойно закончить свою работу. Я рассказал о ней синьору Фанчини, и он, кажется, заинтересовался.
– Разумеется, заинтересовался. Ведь он – искусствовед и наблюдал за реставрацией бесценных фресок.
– Можно надеяться, что синьор Бруно выздоровеет?
Доктор Пирелли покачал головой.
– Он останется парализованным на всю жизнь, но сможет опять научиться говорить. Его немота носит психический характер и вызвана шоком при катастрофе. Если он опять обретет интерес к жизни, то он очень захочет говорить и заговорит. Возможно, таким побудительным средством послужил бы новый шок.
– Значит, врачебное вмешательство тут не поможет?
– Нет, но если синьор Бруно захочет, то поможет сам себе.
– Ему это известно?
– Еще нет. Никому не известно, поэтому я просил бы вас до поры до времени молчать об этом. Еще слишком рано. Сначала нужно, чтобы Бруно избавился от депрессии, нужно укрепить его общее состояние, а потом можно будет попробовать и то, о чем мы говорили. Мне кажется, что вы ему можете помочь во многом. Поэтому я и рассказал вам это. С тех пор как вы появились здесь, Бруно стал, по-моему, гораздо веселее. Конечно, тут сыграла свою роль и телеграмма о приезде дочери. – Так, беседуя, мы подошли к машине синьора Пирелли.
Он положил докторскую сумку в машину и спросил меня:
– Вы здесь живете?
– Нет, я снимаю комнату в деревне.
Казалось, он испытал облегчение, узнав об этом.
– Я приеду в следующий вторник и надеюсь констатировать у больного еще большее улучшение.
Я посмотрел вслед отъезжающей машине доктора и пошел собирать вещи к переезду с виллы.
Когда я упаковывал вещи, щелкнул замок и вошла Лаура. Она была бледна, и под глазами у нее залегли темные тени.
– Я увидела свет и решила зайти к тебе, Дэвид.
– Твой сон чуть не стал явью, – сказал я. – Впредь я буду верить в сны.
– Он был бы не совсем явью.
– Да.
Лаура безучастно подошла к окну.
– Ты напугал меня, Дэвид. Я решила, что ты уронишь Бруно.
– Такого намерения у меня не было.
Усевшись на кушетку, я вынул пачку сигарет и закурил. Говорить мне не хотелось. Наступившее молчание прервала Лаура. Она спросила:
– О чем Пирелли говорил с тобой?
– Сказал, что это была неплохая идея – почитать Бруно Вазари…
– И все?
– Его также интересовало, кто я такой, кто меня нанял и где я ночую. Я сказал ему, что снимаю комнату в деревне.
– Он говорил тебе о состоянии здоровья Бруно?
– Доктор считает, что твой муж очень подавлен, и думает, что можно достичь прогресса, если пробудить интерес у Бруно к жизни.
– Сможет ли он когда-нибудь ходить?
– Нет, ни при каких обстоятельствах.
Лаура облегченно вздохнула:
– Это точно?
– Да.
– А говорить Бруно сможет?
Я вспомнил предостережение Пирелли.
– Этого доктор не сказал.
– Последнее меня беспокоит особенно. Заговорит Бруно – и я окажусь у разбитого корыта. Он ведь сможет тогда написать новое завещание.
– Почему он должен так поступать? Ведь ты его жена и имеешь право на часть его состояния.
– Он теперь ненавидит меня, Дэвид. Думаю, что это моя вина. Я была с Бруно не очень добра все это время, как его постигло несчастье. Уход за больным – это не для меня.
Я ничего не возразил.
– За день до несчастного случая мы с ним серьезно поссорились, – продолжала она. – Он заявил мне, что собирается изменить завещание в пользу Валери. Он хотел две трети состояния завещать ей, а одну треть – мне. Затем произошла катастрофа, и все осталось по-прежнему.
– Это меня не касается, – резко сказал я.
– Тебя, возможно, нет, а меня – да. Если бы он сегодня вечером умер…
– Хватит! – крикнул я. Потом вскочил и подошел к Лауре. – Если ты не перестанешь, то лучше уходи!
– Не выгоняй меня, дорогой, – она обняла меня за шею и прижалась ко мне. – Теперь, когда приедет Валерия, нам придется быть очень осторожными. Несколько ночей до ее приезда будут, вероятно, последними, что нам удастся провести вместе. – Притянув меня к себе, она поцеловала меня. – Скажи, что ты меня любишь, Дэвид.
Ее близость опять загипнотизировала меня. Я осыпал ее поцелуями и прижал к себе так крепко, как будто боялся ее потерять.
– Минутку, дорогой, позволь мне снять платье. Ты сомнешь его.
Она сбросила платье. Я поднял ее на руки и отнес на кушетку. Когда я склонился над Лаурой, она остановила меня.
– Дэвид, ты меня беспокоишь. Почему ты стал вдруг так хорошо относиться к Бруно?
– Хорошо относиться? Только потому, что я ему почитал?
– Да, а почему ты это сделал?
– Мне жаль его. Он так одинок. Мне хотелось развлечь его.
– Понимаю, – она испытующе поглядела на меня. – Ты читал его завещание?
– Как тебе в голову пришла такая нелепая мысль?
– Я подумала, что, возможно, ты случайно увидел копию в твоей комнате.
– Ты хочешь сказать, что я обыскивал твою комнату?
– Не ставь так вопрос, Дэвид. Возможно, я где-то забыла эту копию.
– Ты никогда не сделала бы этого. Но все равно будь спокойна: я не видел завещания. Только почему ты спросила меня об этом?
– Потому, что там значишься ты, Дэвид.
Вдруг я почувствовал себя человеком, запертым в ловушке.
– Не говори чепухи! Как это может быть?
– Может быть. Ты являешься человеком из персонала, а Бруно завещал каждому из прислуги, кто будет в момент его смерти в доме, определенную сумму денег.
– Сколько?
– 650 тысяч лир, дорогой.
– Так много! – воскликнул я, пытаясь сохранить спокойствие, хотя мое сердце забилось тяжело и тревожно. Это была как раз сумма, необходимая мне на паспорт.
– Значит, ты не собираешься ронять Бруно? Теперь удобная возможность упущена. Второй раз такая не представится.
– Как ты можешь предлагать мне такое? – воскликнул я, вытирая капли пота со лба. 650 тысяч! Без единой оговорки! Меня такой вариант устроил бы больше. Мне не понадобилось бы ни жениться на Лауре, ни брать у нее деньги взаймы. Это была как раз та сумма, которая позволяла мне уехать из Италии.
Поднявшись, Лаура обняла меня за плечи.
– Почему мне не говорить тебе то, что я чувствую? Бруно для меня ничто так же, как для тебя. Мне сегодня хотелось, чтобы ты уронил его. Тогда ты получил бы свои деньги и меня саму. А виноватой осталась бы сестра.
– Заткнись! – крикнул я и освободился из ее объятий.
– Знаешь, Дэвид, ты говоришь так, будто противишься искушению, боясь поддаться ему.
– Нет, не рассчитывай на это.
– Тогда поговорим о чем-нибудь другом.
Склонившись снова над Лаурой, я почувствовал, как она замерла и впилась ногтями в мое плечо.
– Кто-то ходит снаружи, – прошептала она.
– Я ничего не слышу.
– Зато я слышу. Встань и погляди, Дэвид.
Я встал и подошел к окну, но, выглянув из него, ничего не заметил.
Лаура тоже подошла вслед за мной к окну. Неожиданно я услышал тихий плеск весел.
– Здесь рядом лодка, – прошептала Лаура. – Выйди, Дэвид, и посмотри. Возможно, тебе удастся увидеть ее от плавательного бассейна.
– Может быть, это просто рыбак?
– Рыбаки никогда не подплывают так близко к вилле. Прошу тебя, выйди.
Я осторожно спустился вниз к плавательному бассейну. Теперь довольно отчетливо был слышен тяжелый плеск весел в воде. Лодка быстро удалялась, но держалась так близко к берегу, что ее трудно было разглядеть. Пожав плечами, я повернулся к лодочному ангару и вдруг остановился как вкопанный: незадолго до моего появления, всего за каких-нибудь пару минут, здесь был человек, курящий сигару. На траве остался дымящийся окурок.
